Девочка Лида

И наконец мама рассказывает правду! И все гости и Лева сразу узнают, почему она сидит одна дома, и Лева уже больше не любит ее и теперь больше не придет к ней! Никогда, никогда!

Иринка так увлеклась, что последнее слово произнесла вслух трагическим тоном:

– Никогда!!!

– То есть что, собственно, "никогда"?
– неожиданно раздался над ее головой знакомый голос.

Иринка испуганно подняла голову. В дверях детской стоял Лева и с насмешливой улыбкой смотрел на девочку.

– Что "никогда"?
– повторил он.
– Позвольте полюбопытствовать, сударыня: почему это вы не соблаговолили явиться сегодня на именины к нам?

"Почему, почему!
– думала девочка.
– Разве это легко сказать - почему?! Лева, очевидно, еще ничего не знает, он по-прежнему шутит с нею, но когда он узнает... тогда..." О, ей было совсем не до шуток теперь!

Иринка опустила голову на руки и горько заплакала. Худенькие плечики девочки вздрагивали под ситцевым красным передничком. Лева с нежностью глядел на плачущего ребенка, и его сердце было переполнено самым искренним возмущением против тех, кто осмелился незаслуженно обидеть его дорогого Жучка.

"Жестокие, бессердечные!" - думал юноша, но старался казаться веселым. Прежде всего ему хотелось поддержать и успокоить девочку.

– Иринка!
– проговорил он.
– Если ты будешь так плакать, то кончится тем, что и я заплачу, а тогда и Машутка, пожалуй, заревет, и у нас в комнате будет настоящий потоп!

– Ах, ты ведь еще не знаешь, ничего не знаешь, Лева!
– сквозь слезы проговорила девочка. Ей, право, было не до шуток!

– Извините, пожалуйста, сударыня, я прекрасно все знаю и даже нарочно пришел, чтобы с вами переговорить об этом!

Иринка подняла к нему испуганное, заплаканное лицо.

– Ты знаешь? Что ты знаешь?

– Я все знаю!
– делая ударение на слове "все", объявил Лева. Он нарочно забегал вперед, желая как можно скорее избавить ребенка от необходимости неприятных признаний.
– Я все знаю!
– повторил он.
– Я знаю, что ты отдала свою куклу Машутке, что Машутка, как и следовало ожидать, сейчас же выколола ей глаза и что твоя Надя временно ослепла!

– Не временно, а совсем, навсегда ослепла! И это я нарочно, нарочно сделала, ты не знаешь!
– Иринка опять заплакала.

Лева чувствовал, что нужно переменить тон.

– Ирина!
– проговорил он решительно.
– Я сейчас же уйду, если ты не перестанешь плакать. Терпеть не могу слез! И затем встань, пожалуйста; невозможно говорить с человеком о деле, когда он сидит где-то под ногами, поворачивается спиной и к тому же еще все время ревет!

Иринка вытащила носовой платок и принялась усердно тереть глаза.

– Ну вот и прекрасно, давно бы так. А теперь иди сюда и изволь слушать!
– все так же серьезно продолжал Лева.
– Сейчас будет разбираться твое дело, ты подсудимая, а я судья.

Судья уселся в кресло и посадил подсудимую к себе на колени.

– Прежде всего, - начал он важно, обнимая девочку, - ты заслуживаешь строгого выговора за то, что осмелилась предпринять такой серьезный шаг, не посоветовавшись раньше со мною, твоим старшим товарищем и другом!

У подсудимой немного отлегло от сердца, и она виновато просунула свою ручку в руку судьи.

– Во-вторых, - продолжал судья, - я нахожу твой поступок крайне легкомысленным, так как существует много других более благоразумных способов отделаться от тех вещей, которые нам почему-нибудь надоели. Допустим, например, что тебе перестала нравиться твоя новая кукла, чему я вполне сочувствую, между прочим, так как она и мне никогда не нравилась; оба мы не любим светлых волос и голубых глаз, но ведь это еще не значит, что светлые волосы и голубые глаза некрасивы, это только вопрос вкуса, Черный Жук, и то, что не нравится нам, может легко понравиться кому-нибудь другому. Почему бы не подарить ее какой-нибудь бедной девочке, только, разумеется, постарше и поумнее Машутки. Стой!
– воскликнул он неожиданно.
– Мне пришла сейчас блестящая мысль: представь себе, что твоя Надя отправилась гулять по сырой погоде, промочила себе ноги и сразу ослепла, что случается иногда при сильной простуде, и вот я везу ее в игрушечный магазин, то бишь в лечебницу для глазных больных, а дня через два она возвращается к тебе опять совершенно такою же, какой была прежде?! И после этого мы отдаем ее от твоего имени в городскую больницу для хронически больных детей. Идет?

– Ох, Лева!
– с облегчением воскликнула девочка, поднимая к нему счастливое, благодарное лицо. Иринке даже не верилось, что ее горе можно было так легко и скоро уладить. Милый, милый Лева, как она любит его!

Девочка крепко прижалась к Леве; она почувствовала, как что-то тяжелое отлегло у нее от сердца, и в эту минуту она была бесконечно благодарна своему другу.

– Ну вот, значит, и сговорились!
– весело воскликнул Субботин, очень довольный, что девочка опять стала улыбаться.
– Тащи ее скорее сюда, твою Надю, сейчас посмотрим, в чем дело!

Иринка пошла за куклой. Она осторожно откинула платок и теперь в первый раз решилась взглянуть на свою Надю вблизи.

О Боже, неужели это ее прежняя любимица, когда-то такая красивая, такая нарядная! Волосы всклокочены, лицо и платье испачканы сажей, а вместо глаз два глубоких темных отверстия.

Иринка вдруг позабыла о своей бывшей ненависти к кукле и о ее сходстве с Милочкой; в эту минуту перед нею лежал лишь ребенок, искалеченный и больной благодаря ей.

Девочка опустилась на колени около дивана, обвила обеими руками изуродованную голову своей Нади и горько заплакала.

– Ах, а я ведь так любила, так любила ее!
– приговаривала Иринка сквозь слезы, и сердце ее переполняло раскаяние и бесконечная жалость к истерзанной кукле.

Лева вернулся к себе таким взбешенным, каким его давно уже не видели домашние. Он сейчас же прошел в комнату к бабушке и там о чем-то долго и горячо говорил с нею.

В результате оба они на другой день поехали в город и вернулись оттуда только к обеду с длинной большой картонкой в руках.

– Уж опять не новый ли костюм для твоей Чернушки?
– усмехнулась Лиза.

– Нет, новый костюм "болотной ведьмы" для твоей Милочки!
– огрызнулся Лева.
– Ты послезавтра, кстати, приглашена на шоколад к Назимовым, так можешь ей передать это от меня!

– Бабушка, слышите, он опять не желает идти к Назимовым!
– заволновалась Лиза.
– А там танцевать собираются днем! Скажите ему, что это невежливо, наконец, ведь сама Екатерина Петровна приглашала его! Противный мальчишка!
– С досады Лиза даже покраснела.

– Ах, матушка, оставь ты нас, пожалуйста, в покое с твоими Назимовыми!
– неожиданно разгневалась бабушка.
– Удивляешь ты меня, право, со своей Милочкой! Да неужели эта пустоголовая девица все еще не могла заметить, до какой степени ее кривлянья противны Леве и как мало он желает бывать у них? Решительно не вижу основания приневоливать его к этому. Да послезавтра оно было бы и невозможно, так как в этот день у нас у самих гостья к трем часам на шоколад приглашена!

– Вот как!
– удивилась Лиза.
– Что же это за важная особа такая, для которой назначают отдельный прием и без нас?

– Очень даже важная!
– спокойно ответил Лева.
– Мы послезавтра к трем часам к себе Иринку на шоколад ждем!

XIV

– Бабушка, вы уж этак как-нибудь поторжественнее, знаете!
– хлопотал Лева в назначенный день перед приходом Иринки.
– Нужно, чтобы она видела, что мы ее действительно как настоящую гостью принимаем!