"Девочка в реакторе"

Мила подняла глаза и в упор посмотрела на фотографа.

— Я Мила. Это Игорь. Он фотограф, снимает тут все.

— Я Люба.

— Меня назначили старшей. А я даже не знаю, что делать…

— Следи за порядком, да и все. Вон тех пигалиц, — Люба ткнула пальцем в громко смеющихся девушек, — ремнем под зад да по рабочим местам. Совсем раскудахтались, курицы!

— Да-а-а… — грустно протянула девушка, вновь опустив взгляд.

— Ты какая-то убитая. Это они тебя так задели, что ли?

Мила промолчала.

— Да не обращай ты на них внимания. У них вместо мозгов газетные вырезки.

— Все нормально.

Мила встала из-за стола и вышла на улицу. Вытащила припрятанную сигарету из кармашка темно-зеленых брюк и прикурила, пустив одинокую слезу.

Игорь неожиданно возник рядом.

— Вот уж не знал, что ты куришь.

— Мне просто одиноко. Мой муж там, — Мила кивнула в сторону атомной станции, — и я не вижу его уже который… месяц?..

На бледном лице появилась кривая, преисполненная боли, усмешка.

— Ты можешь поговорить со мной. Я тебя внимательно выслушаю и поддержу.

Девушка в упор посмотрела на возвышающегося над ней фотографа.

— Послушай, я тебя уже все сказала. Я не хочу, чтобы эти сплетни дошли до моего мужа, ясно?!

— Ясно. Я понял. Незачем так нервничать.

Мила фыркнула и, бросив недокуренную сигарету в мусорную урну, быстрым шагом направилась в сторону городской площади.

— Мы не намерены получать лишние дозы из-за твоих фотографий.

В тот же день уставший репортер направился к “крышным котам”, убирающим обломки графита на кровле третьего энергоблока.

“Роботы, что дали нам западные партнеры для устранения последствий аварии, оказались бесполезны — высокие радиационные поля на кровле третьего блока вывели их из строя. Пришлось отнести их на специализированную свалку, куда доставляют сломанную радиоактивную технику”

— Вы не понимаете, мне нужно — нет, просто необходимо! — снять жерло разрушенного реактора! Я делаю это не для себя, а для людей, что будут жить после нас, чтобы они знали, как мы боролись со стихией, вырвавшейся из-под нашего контроля! Как вы этого не понимаете…!

“Коты”, сложив руки на груди, смотрели на фотографа испытывающими взглядами.

— Ну поймите же вы, насколько это важно! Я ни в коем разе вам не помешаю. Ведь вы, в конце концов, должны делать какую-то работу, вот и делайте, а я буду рядом делать свое дело.

— Рядом? Что значит “рядом”? Там, где с виду неприметный обломок графита “светит” похлеще самого реактора?

Игорь смутился.

— Ну… да…

“Коты” переглянулись между собой.

— Ладно, черт с ним! Мы так только время потеряем!

Они поднялись на чердак третьего энергоблока.

Там уже были пробиты и защищены свинцовым стеклом специальные смотровые отверстия, сделанные курчатовскими учеными.

И кусок металлической трубы, возвышающейся над третьим и разрушенным четвертым энергоблоком.

— Это все не то! Мне нужно попасть на крышу!

— Нет, нет и еще раз нет! Советую вам не подвергать лишней опасности ни себя, ни моих ребят! Там, чтобы вы знали, излучения куда больше, чем в самом реакторе! Вам что, мало приключений на пятую точку? Вам нечем себя развлечь?

— Мне просто нужны фотографии.

— Я же беспокоюсь о своих ребятах…

— Не-е-ет, товарищ Юрченко, вы беспокоитесь обо мне. Ну и о себе, совсем чуточку. Вы же знаете, если дозы достигнут определенного уровня, нас с вами отправят на отдых. А он будет долгим, настолько, что мы с вами можем сюда и не вернуться. Вы, как и я, боитесь допустить мысли, что все будет сделано без вашего участия.

“Коты” наградили друг друга насмешливыми взглядами.

На настырного репортера надели свинцовую манишку, сверху защитный костюм, шапочку и капюшон, закрывающий лоб и плечи. Выдали десять пар перчаток, респиратор-”лепесток” и специальные ботинки на свинцовых прокладках.

Камеры вложили в свинцовый бокс.

— Как только я досчитаю до двадцати, ты немедленно вернешься на чердак. Понятно?

— Вполне.

— Вперед!

Игорь поднялся с чердака по хлипкой металлической лестнице на кровлю третьего блока, приготовив заранее камеру.

— Раз!

Съемка началась.

Больно хлестнул порыв ветра.

— Два!

Игорь осторожно направился к жерлу реактора.

— Три!

При этом он держал одну из своих тяжелых камер, пытаясь зафиксировать все, что попадется в объектив.

— Четыре!

Обломки графита поблескивали от света солнечных лучей.

— Пять! Шесть!

Оставалось всего ничего до реактора.

— Семь!

Сердце нещадно билось о ребра, грозя выпрыгнуть из груди.

— Восемь!

Вот и жерло реактора.

— Девять! Десять!

Увиденное заставило фотографа охнуть.

— Одиннадцать! Двенадцать!

Перед этим пасть разрушенного реактора ему удалось видеть с высоты птичьего полета.

— Тринадцать! Четырнадцать!

Игорь включил камеру, занеся ее над чернеющим жерлом.

— Пятнадцать! Шестнадцать!

Он старался записать все детали увиденного, понимая, что для этого понадобится больше времени.

— Семнадцать! Восемнадцать!

Фотограф, прервав съемку на самом интересном месте, побежал обратно к чердаку.

— Девятнадцать! Двадцать!

Игорь пролез в отверстие и скатился по лестнице.

— Ну?

— Все прошло на “ура”, но этого недостаточно, чтобы снять интересный фильм. Мне придется снова просить вас пустить меня на крышу.

— Знаешь что…! С меня хватит! Ты рискуешь не только своей шкурой, но и моими ребятами, ставишь под удар всех нас, чтобы снять дурацкий фильм! Такого ненормального я еще нигде не встречал!

Тебя что, в детстве головой роняли? Ты хоть понимаешь, насколько это небезопасно? Я пошел тебе навстречу, а ты решил сесть мне на шею?!

Ладно, черт с тобой! Даю тебе еще двадцать секунд! И больше — не проси!

Вернувшись, Игорь, нисколько не смущаясь и мысленно приготовившись к бурному потоку брани, попросил еще раз подняться на крышу.