Девочка-ворона
Шрифт:
…в Грецию и застрять на таможне, чтобы наши вещи обыскивали собаки, и нас подвергали личному досмотру похотливые мужики в форме, которые пялились на грудь так, будто никогда прежде груди не видели, и считали уместным использовать пластиковые перчатки, когда совали в тебя пальцы. Потом все плохое закончилось, когда мы начали пить водку, и у нас образовался провал в памяти почти на всю Италию и Францию, и мы очнулись где-то в Голландии. Тут обе эти предательницы посчитали, что с них, черт возьми, довольно, и заявили, что едут домой, тогда я оставила их на парижском Северном вокзале и
Вдруг она чувствует, как кто-то берет ее под руку, и вздрагивает.
Шатается, делает шаг в сторону.
Кто-то срывает с нее наушники, и на секунду воцаряется полная тишина.
Она перестает существовать, и приходит спокойствие.
Будто всплываешь на поверхность после того, как слишком глубоко нырнул, и наконец получаешь возможность наполнить легкие свежим воздухом.
Затем она слышит машины и крики и растерянно озирается.
– С вами все в порядке?
Она оборачивается, видит стену людей на тротуаре и обнаруживает, что сама стоит посреди улицы Хурнсгатан.
Устремленные на нее глаза критически ее рассматривают. Рядом с ней машина. Водитель яростно сигналит, грозит ей кулаком и срывается с места.
– Вам нужна помощь?
Голос она слышит, но не может определить, кому из людской массы он принадлежит.
Сконцентрироваться трудно.
Она поспешно идет обратно на тротуар и направляется к Мариаторгет.
Берется за диктофон, чтобы вынуть пленку и положить обратно в футляр. Нажимает на “извлечь”.
С удивлением смотрит на пустое отделение для кассеты.
Раньше, Боргместаргатан
Mambaa manyani… Mamani manyimi…
София Цеттерлунд просыпается с дикой головной болью.
Ей приснилось, что она гуляет в горах с каким-то пожилым мужчиной. Они что-то искали, но она не может вспомнить, что именно. Мужчина показал ей маленький невзрачный цветок и велел выкопать его. Земля была каменистой, руки болели. Когда ей удалось вытащить цветок целиком, мужчина велел ей понюхать корень.
Он благоухал, как целый букет роз.
Золотой корень, думает она, направляясь на кухню.
В последнее время голова у нее периодически болела, но примерно через час проходила, теперь же София чувствует, что головная боль стала перманентной.
Ее неотъемлемой частью.
Пока кофе заваривается, София перелистывает блокнот с записями из бесед с Викторией Бергман.
Она читает: БАНЯ, ПТЕНЦЫ, ТРЯПИЧНАЯ СОБАЧКА, БАБУШКА, ЩЕЛЬ, СКОТЧ, РОДОС, КОПЕНГАГЕН, ПАДЬЕЛАНТА, ЗОЛОТОЙ КОРЕНЬ.
Почему она записала именно эти слова?
Вероятно, потому что они отражали детали, показавшиеся ей важными для Виктории.
Она закуривает сигарету и листает дальше. Видит на предпоследней странице несколько новых заметок, правда, они записаны вверх ногами, как будто она начала писать с другой
стороны блокнота: СЖЕЧЬ, ПОРОТЬ, ИСКАТЬ ДОБРОТЫ В ПЛОТИ…Поначалу она не узнает почерк – неровный, детский и почти нечитабельный. Она достает из сумочки ручку и пробует написать слова другой рукой.
Понимает, что записала слова в блокнот сама, только левой рукой.
Сжечь? Пороть? Искать доброты?
София чувствует себя не в своей тарелке и сквозь головную боль слышит в голове слабое хмыканье. Она обдумывает, не пойти ли ей прогуляться. Возможно, свежий воздух поможет мыслям проясниться.
Хмыканье усиливается, и ей трудно сконцентрироваться.
С улицы сквозь оконные стекла пробиваются детские крики, и ей в нос ударяет едкий запах – запах ее собственного пота.
Она встает, чтобы включить кофеварку, но, увидев, что та уже включена, приносит из шкафа кружку, наполняет ее и возвращается к кухонному столу.
На столе уже стоят четыре чашки.
Одна из них пуста, а остальные три наполнены до краев.
София чувствует, что у нее возникают проблемы с памятью.
Она словно бы повторяет свои действия, зациклившись на одном и том же движении. Сколько же времени она уже не спит? А вообще спать ложилась?
Она пытается собраться, подумать, но ее память как будто раздваивается.
Сперва прошлое и то, что связано с Лассе и их поездкой в Нью-Йорк. А что произошло после их возвращения домой?
Воспоминания из Сьерра-Леоне столь же отчетливы, как беседы с Самуэлем, но что происходило потом?
С улицы доносится шум, и София начинает нервно расхаживать по кухне взад и вперед.
Вторая часть памяти больше напоминает застывшие картины или ощущения. Места, которые она посещала. Люди, с которыми встречалась.
Но никаких видов или лиц. Одни беглые эпизоды. Луна, похожая на лампочку, или наоборот?
София выходит в прихожую, надевает плащ и смотрится в зеркало. Синяки от рук Самуэля начали бледнеть. Она лишний раз обматывает шарф вокруг шеи, чтобы скрыть оставшиеся следы.
Время приближается к десяти, а на улице уже настоящая летняя жара, но София будто не замечает этого. Ее взгляд устремлен в себя, она пытается понять, что с ней происходит.
Одна за другой возникают незнакомые ей мысли.
Слова Виктории Бергман об ощущениях, когда твое тело насилуют. Ее мысли о том, кто решает, когда фантазии, влечение и похоть отдельного человека достигают предела социально допустимого и становятся деструктивными.
Разговоры Виктории о добре и зле, где зло, в точности как раковая опухоль, живет и разрастается в здоровом на вид организме. Или это говорил Карл Лунд стрём?
Дойдя до парка, она садится на скамейку. Хмыканье становится оглушительным, и она не знает, сможет ли добраться до дома.
И вновь монотонный голос Виктории.
Ты решишься? Ты решишься? Может, решишься сегодня, трусливая мерзавка?
Нет, надо идти домой и лечь в постель. Принять таблетку и немного поспать. Наверное, она просто переработала, ей хочется уединиться в темноте у себя в квартире.
Когда она в последний раз ела? Она не помнит.
Вероятно, все дело в недостатке питания. Несмотря на полное отсутствие аппетита, надо заставить себя поесть, а потом сделать все, чтобы не стошнило.