Девочка-ворона
Шрифт:
– Что ты имеешь в виду под странным? – София сглатывает. – Это ведь Стокгольм и район Сёдермальм со всеми вытекающими отсюда последствиями, с пьяницами, драками, затворниками, разговаривающими сами с собой, с разбитыми машинами и…
– Исчезнувшими мальчиками…
– И с этим тоже. И с мертвыми мальчиками на чердаках. Но, чтобы я смогла помочь какой-то полезной информацией, тебе придется немного пояснить.
София чувствует, как Виктория перехватывает инициативу. Ложь льется сама собой, ей даже не приходится задумываться. Все это напоминает пьесу, роль в которой она знает наизусть.
– Дело в том, что Петтер Кристофферссон зимой работал практикантом в
София откашливается.
– Ты можешь полагаться на то, что он говорит правду, а не просто пытается вас заинтересовать? Ты ведь раньше говорила, что он рассчитывает откупиться?
Жанетт скрещивает руки на груди и раскачивается на стуле, не спуская глаз с Софии.
– Меня это тоже интересует. Но в его рассказе есть что-то убедительное. Некоторые детали делают его достоверным.
Она склоняется вперед и немного понижает голос:
– Описание он, конечно, дает весьма расплывчатое. Женщина была светловолосой, чуть выше среднего роста и с голубыми глазами. Он сказал, что она показалась ему красивой, даже сверх нормы, как он выразился. Но в остальном это могло бы подойти ко многим. Да, под его описание могла бы подойти даже ты.
Улыбайся.
София смеется и всем своим видом показывает, каким глупым ей кажется это утверждение.
– Я вижу, что ты себя плохо чувствуешь, – говорит Жанетт. – Пожалуй, тебе лучше поехать домой.
– Да… Думаю, ты права.
– Отдохни немного. Я могу заехать к тебе после работы.
– Тебе этого хочется?
– Безусловно. Отправляйся домой и ложись в постель. Я прихвачу вина. Хорошо?
Жанетт ласково гладит Софию по щеке.
Белые горы
Метро от станции “Родхусет” до Центрального вокзала, пересадка на зеленую линию в сторону Медборгарплатсен. Потом та же прогулка, что и пару часов назад, правда, в другую сторону. Фолькунгагатан, четыре квартала, и она дома. Сто двенадцать ступенек по лестнице.
Придя домой, она вставляет в лэптоп скопированный диск.
“Первый допрос Бенгта Бергмана. Тринадцать часов двенадцать минут. Допрос ведет Жанетт Чильберг, ассистирует Пенс Хуртиг. Бенгт, вы подозреваетесь в нескольких преступлениях, но этот допрос в первую очередь касается изнасилований либо изнасилований при отягчающих обстоятельствах, а также нанесения побоев либо умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, что означает минимум два года тюремного заключения. Начнем?”
“Мм…”
“В дальнейшем я хочу, чтобы вы говорили отчетливо и вон в тот микрофон. Если вы киваете, на пленке этого не слышно. Нам надо, чтобы вы выражались максимально ясно. Хорошо. Тогда приступим”.
Возникает пауза, и София слышит, как кто-то пьет, а затем ставит стакан на стол.
“Бенгт, как вы к этому относитесь?”
“Во-первых, меня интересует, какое у вас официальное образование?”
Она сразу узнает голос своего отца.
“Почему вас сочли подходящей для того, чтобы расспрашивать меня? Я, по крайней мере, получил восьмилетнее высшее образование и имею степень кандидата философии, а кроме того, самостоятельно изучал психологию. Вам знакома Алис Миллер?” [75]
75
Алис Миллер (р. 1923) – писатель и психолог польского происхождения, известная работами о разных формах насилия над детьми.
Его голос заставляет Софию вздрогнуть, она рефлекторно пятится, поднимая руки, чтобы защититься.
Даже в зрелом возрасте ее тело хранит такой прочный отпечаток, что реагирует инстинктивно. Адреналин пульсирует, тело готовится к бегству.
“Так, Бенгт, вы должны понять, что допросом руковожу я, а не вы. Вам ясно?”
“Я даже толком не знаю…”
Жанетт Чильберг сразу перебивает его: “Я спросила, вам ясно?”
“Да”.
София понимает: его непокорность вызвана тем, что он по-прежнему привык руководить и командовать и не может свыкнуться с ролью преступника.
“Я спросила: как вы к этому относитесь?”
“Ну а вы как думаете? Как бы вам понравилось сидеть тут и быть безвинно обвиненной в массе мерзостей?” “Вероятно, я сочла бы это ужасным и сделала бы все, что в моих силах, чтобы попытаться все прояснить. У вас такое же отношение? И вы готовы рассказать нам, за что вас арестовали?”
“Как вам наверняка уже известно, полиция остановила меня к югу от города, когда я направлялся домой в Грисслинге. Мы там живем, на острове Вермдё. Я к тому времени подобрал женщину, которая стояла на обочине дороги и была вся в крови. Моим единственным намерением было помочь ей и довезти ее до Южной больницы, чтобы она смогла получить соответствующее лечение. Это ведь не может преследоваться законом?”
Его голос, манера произносить слова, надменность, пристрастие к паузам и наигранное спокойствие заново возвращают ее к десятилетнему возрасту.
“Значит, вы утверждаете, что невиновны в нанесении потерпевшей Татьяне Ахатовой увечий, перечисленных в документе, с которым вы уже ознакомлены?” “Это полнейший абсурд!”
“Не хотели бы вы прочесть написанное в документе?” “Дело в том, что я ненавижу насилие. Я никогда не смотрю по телевизору ничего, кроме новостей, а если все-таки решаю посмотреть фильм или сходить в кино, то выбираю высококачественные фильмы. Я просто-напросто не желаю соприкасаться со злом, которое тут расписано…”
Ощущение засыпанной хвоей тропинки к озеру. Как она уже в шестилетнем возрасте научилась, как надо обращаться с его членом, чтобы его задобрить, и ей вспоминается сладкий вкус карамелек тети Эльсы. Холодная колодезная вода и жесткая щетка на коже.
Жанетт Чильберг снова прерывает его: “Вы прочтете сами или хотите, чтобы читала я?”
“Да, я бы предпочел, чтобы читали вы, как я уже сказал, я не желаю…”
“Согласно врачу, осматривавшему Татьяну Ахатову, она поступила в Южную больницу в прошлое воскресенье вечером, около девятнадцати часов, и у нее обнаружены следующие повреждения: сильные разрывы в заднем проходе, а также…”
Такое чувство, будто говорят о ней, и ей вспоминается боль.
Как больно ей становилось, хотя он говорил, что это приятно.
В какую растерянность она пришла, когда поняла, что то, что он с ней делает, неправильно.
София не в силах больше слушать и выключает запись.
Его омерзительные деяния, очевидно, настигли его, думает она. Но покарают его не за то, что он творил со мной. Это несправедливо. Я вынуждена выживать со своими рубцами, а он может просто продолжать в том же духе.