Девочка. Девушка. Женщина

– Батман тандю с плие.

– Детский сад, – пробурчала себе под нос.

– Давай-давай. Потом под адажио медленное поднятие ног. В конце прыжки.

К прыжкам я уже ушаталась так, что ничего хорошего и близко не показала. Это бесило, а еще чертов плеер. В театре на классе нам подыгрывали вживую. И если что-то не получалось, мелодия начиналась ровно с нужного места, не то что сейчас.

– Как-то так, – просипела я, согнувшись в три погибели и упершись ладонями в трясущиеся колени. В форме я не была, хотя и пыталась ее поддерживать. Но операция и последующая реабилитация, чтоб ее, сделали свое дело.

– Кисточки великолепны! Вот что значит – правильно поставили. Над стопочками еще поработаем. Ты пока осторожничаешь, оно и понятно. Ну и в общем, конечно, потрудиться придется.

Кисточками балетные называли кисти рук. Стопочками – стопы. В детстве это страшно меня смешило. А сейчас… сейчас было грустно. Потому как я же понимала, как все плохо было. Романова меня просто щадила.

– Зачем, если для меня все закрыто?

– Там? Ну и черт с ним! Что тебе мешает танцевать здесь? Зажралась? Слишком мелко? – сощурилась Даночка.

Стыд обжег щеки. Потому что я, наверное, действительно зажралась. Руки-ноги у меня были на месте. Форму при желании можно было восстановить. А вот чего у меня не было совершенно – так это мотивации.

– Разве не вы учили меня мечтать по-крупному? Разве не вы говорили, как важно стать лучшей? – задыхаясь, спросила я.

– Так и будь! Боже, Сеня, сейчас век интернета! Ты здесь дай жару, а где надо узнают. И позовут куда надо тоже. Да хоть в Париж! Они за карантин так подтянули уровень труппы, что у меня челюсть отвисла, когда я их фирменный проход увидела. Ты, кстати, смотрела?

Я покачала головой. Слишком больно это было.

– Совсем от рук отбилась! – резюмировала Романова. – Но это ничего. У меня как раз месяц отпуска, наверстаем. С Ефимовым я насчет тебя поговорю – оторвет с руками и ногами – увидишь. А там, может, с нового сезона сразу дадут учить какие-то партии.

Это звучало как план. Хоть какой-то…

– Тогда надо будет переезжать на материк. А мне там жить негде.

– Ничего. Снимешь квартирку. Или ты собиралась у мамочки под крылышком до конца дней жиреть? Кстати! Тебе надо наладить питание.

– Вы уж определитесь, – хмыкнула я.

– Дурное дело – не хитрое, – отбрила Дана Родионовна.

И ничего она не понимала. Меня, напротив, угнетала необходимость жить с родителями. Я ведь отвыкла за столько лет. Сначала в интернате, потом на съемной с девочками. Одно дело приезжать в гости, когда точно знаешь, что вернешься обратно, другое дело вот так – с чемоданами. Так что, вернувшись от Даны домой, я даже начала гуглить квартиры на материке. Глупо, конечно. Меня могли и не взять. Я ведь даже не спросила у Даночки, почему она была так уверена в обратном. Ведь вполне могло оказаться так, что ее фантазии и планы на меня не имели ничего общего с действительностью. И тогда все эти поиски – только лишняя суета. В общем, я опять себя накрутила – непонятно, до чего бы еще дошла в своих страданиях, если бы мне не позвонили.

– Есения Сергеевна?

– Да. Это я… – нахмурилась, почему-то решив, что это очередные телефонные мошенники.

– Я секретарь Льва Константиновича Ефимова. Он хотел бы с вами переговорить. Вам будет удобно встретиться в понедельник, скажем, в три часа дня?

Конечно, я согласилась. Пусть местный театр. Пусть… Хоть что-то. Хоть как-то. Пришла пора брать себя в руки.

Глава 5.1

Глава 5.1

Чуть более чем за год до основных событий.

Ну и понеслось… На материк летели вместе с Даночкой. Ощущала себя так, будто мне снова девять, а впереди – очередной конкурс. Она врала, что у нее какие-то дела, но мне в это с большим трудом верилось. Для Романовой я была не просто любимой ученицей, а воплощением собственной несбывшейся мечты, вот почему она мне во всем помогала и так остро переживала мою неудачу.

В приемной худрука нас огорошили – будет смотр. Я, конечно же, запаниковала. Какой смотр? У меня толчковая нога травмирована! Ни прыжков нормальных, ни вращений. Ну, то есть, конечно, из себя что-то можно выжать, но…

– Тщ-щ-щ, Сеня. Отставить панику. Все понимают, что форму тебе придется возвращать.

– Тогда зачем это все? – злилась я.

– Наверное, хотят посмотреть, насколько все плохо. Но оно не плохо. Ты с каждым днем прибавляешь мастерства. Уж я-то знаю.

Даночка врала. Пока это было очень далеко от моих прежних возможностей, но как же меня поддерживали ее слова!

– Спасибо, – растрогалась я и заморгала часто-часто, чтобы не зареветь.

– Помни, что танец – это не мышцы и связки. Это твое сердце и дух.

Я покивала, хотя могла возразить, что прямо сейчас моя задача – показать не танец, а технику. И это совсем другое. Но я не стала, сосредоточившись на вариациях, которые Романова рекомендовала мне станцевать. Разогрелась, немного порепетировали. Хоть нам и выделили отдельный зал, любопытных взглядов избежать не удалось. Особенно один парень пялился.

– Не помнишь Руслана?

– Нет.

– Он у меня начинал. На три года старше тебя. Потом поступил в училище, и вот там я прямо не знаю, что за, с позволенья сказать, педагоги ему попались – сбили мальчику ось. Ну и, закономерно, он поломался.

– Значит, мы с ним коллеги по несчастью?

– Вроде того. Может, даже вместе будете заниматься.

– Да?

– Угу. У Русланчика отпуск. Он просил меня с ним поработать. Ой, Сень, там Ефимов. Ты только не волнуйся, ага? И давай, как мы договаривались.

Танцевала, как будто в тумане. Ничего потом вспомнить не смогла. Оценить… Аплодировать мне, конечно, никто не стал. Хвалить тоже. Да и за что хвалить, мамочки? Зато мне обещали повторный смотр через месяц, и уж если там я продемонстрирую прогресс, взять в труппу. Так и сказали, да… Возьмем!

– Ну что, моя хорошая, дуй в душ, а потом – как насчет ресторана? Я считаю, это надо отпраздновать!

– Разве у нас есть повод? – засомневалась я.

– Тебе контракт на ознакомление скинули?

– Вроде бы.

– Ну, так что еще тебе нужно?

– Обсудить репертуар, – растерялась я.

– О господи. Я же уже говорила, да, что ты зажралась?

– Было такое. Да.

– Ну, вот и возвращайся с небес на землю. Никто не собирается тебя ставить в кордебалет, – закатила глаза Романова. – Левка не дурак. Поди, уже помчал свечку в церковь ставить за то, что в его труппе появился такой бриллиант, как ты.