Девочка. Книга первая

Мое полузабытье продолжалось долгие часы, и я уже совсем перестала ориентироваться в пространстве, потеряв нить времени. Единственное, что фиксировал мой мозг, — проворные руки Эльзы, ставившие мне очередную капельницу, дававшие медикаменты, бравшие кровь на анализ или менявшие белье и прокладки.

Каждый раз, когда я открывала глаза после очередного небытия, я видела миссис Хоуп, сидевшую в кресле с книгой в руках, и мне становилось… нет, не легко, но не так больно. Словно эта незнакомая женщина стала мягким прохладным компрессом на ожоге моей души.

Прошло два дня. За это время мое физическое состояние улучшилось — кровотечение полностью прекратилось, голова не кружилась, меня перестало мутить, и к вечеру я уже попыталась сползти с высокой кровати, чтобы сходить в уборную, которая примыкала к моей палате. Правда, увидев мои попытки, миссис Хоуп запретила мне вставать, в очередной раз подставляя судно, один только вид которого я уже ненавидела.

За все это время Эльза лишь несколько раз покидала мою комнату надолго, и я обратила внимание, что с ее уходом моя дверь всегда закрывалась на электронный ключ, а когда она входила с подносом, то ей помогал открыть дверь вооруженный охранник. Теперь, зная обрывки информации, я понимала — это были меры предосторожности.

Еще через два дня меня навестила миссис Фриман, вернее, сперва вкатился аппарат УЗИ, а затем за ним следом и сама Лидия. Произведя осмотр, она удовлетворенно кивнула и сказала, что я иду на поправку.

— Я смогу забеременеть в будущем? — с тревогой спросила я, мысленно сжавшись от страха.

— Сможете, — уверенно ответила гинеколог, но я, помня о диагнозе, нахмурилась и продолжила:

— А то, что у меня обнаружилась плохая свертываемость крови и что-то там с тромбоцитами не помешает этому?

— Нет, мисс Харт, не помешает. И на данный момент ваш уровень тромбоцитов постепенно повышается, иммунограмма в динамике дает основание сказать, что ваш организм приходит в норму.

— То есть я здорова… — проговорила я скорее себе, чем спрашивала у нее.

— Да, вы восстанавливаетесь, — серьезным тоном ответила миссис Фриман и добавила: — Тромбоцитопения иногда встречается у беременных на более поздних сроках. Ваш же организм дал реакцию уже в первом триместре. В будущем, вынашивая плод, вы обязательно должны строго контролировать течение беременности не только с гинекологом, но и с гематологом, а также иммунологом.

— Хорошо… — неуверенно произнесла я, а Лидия, все еще видя в моих глазах сомнения, произнесла:

— Лили, поверьте, женщины беременеют, вынашивают и рожают даже с диагнозом “бесплодие”. А вы молодая, здоровая женщина. У вас все будет хорошо, — и она ободряюще похлопала меня по руке.

Я поблагодарила миссис Фриман, немного успокоенная ее словами, но тут же вспомнила еще один вопрос, мучивший меня.

— Могу я у вас проконсультироваться?

— Конечно, — и миссис Фриман приготовилась внимательно слушать, чуть склонив голову набок.

— Почему я забеременела? Ведь мы с моим мужчиной предохранялись…

— Это редкость, но случается. Ни одно противозачаточное средство не дает стопроцентной гарантии, будь то гормональные, механические или даже барьерные контрацептивы. Против природы не пойдешь, с ней сложно спорить, — и миссис Фриман впервые за весь разговор улыбнулась.

Я грустно кивнула ей в ответ и опустила глаза — да, против природы даже мой Дьявол оказался бессилен.

Пролетела неделя, мое физическое состояние нормализовалось, согласно словам миссис Фриман и доктора Митчелла, и я немного пришла в себя, если можно было так назвать притупившуюся боль в груди после случившегося. Помня, как я блокировала скорбь после ухода мамы, я также похоронила в самых глубоких участках своей памяти еще одну потерю и запретила себе думать о том, что уже нельзя было вернуть и изменить.

Но иногда воспоминания об утрате ребенка прорывали плотину, так тщательно мной выстроенную, и тогда я, чтобы не показывать медсестре своих слез, поворачивалась к ней спиной или пряталась за книгой, и заставляла сознание переключиться на другой поток мыслей, которые тоже вызывали тревогу, выбивая болью в виске слово ПОКУШЕНИЕ.

За все это время Ричард ни разу не появился, я, как никогда, желала его видеть, но вспоминая вооруженную охрану и кортеж из бронированных джипов, меньше всего на свете я хотела, чтобы он подвергал себя опасности, приезжая в больницу.

Эльза ничего о Барретте мне не рассказывала, и каждый раз, когда она возвращалась из внешнего мира в мою белую стерильную палату, я вопросительно смотрела на нее, а она лишь уверенно кивала, давая понять, что с Ричардом все в порядке, и тут же заводила разговор на тему моего здоровья или погоды. Я опускала глаза, понимая, что ей даны соответствующие инструкции, но от этого не становилось легче — душа болела, и мое сердце разрывалось от тревоги за Ричарда, пока моя память снова и снова прокручивала нечаянно подслушанный в кабинете гинеколога разговор.

Сейчас, немного успокоившись, я начала восстанавливать фрагменты этой беседы, которые ранее упустила, и как только я вспоминала фразу "это входило в мои планы", мозаика постепенно начинала складываться в ясную логичную картину.

Все поступки и действия Барретта были просчитаны им от и до. Уже в клубе он разыграл злость и жестокость, будто он вышел из себя, желая, чтобы я его возненавидела. Уверенный, что ему удалось вызвать самые гадкие чувства к себе, он успокоился, ко мне больше не подходил, не прикасался, держал меня на расстоянии, планируя выпустить, как только минует опасность. Я же, не зная истинного положения вещей, сделала неправильные выводы вместе с Джулией, и вновь потянулась к нему, надеясь, что этот человек поселил меня в резиденции совсем с другими целями. И теперь понятно, почему он мне ничего не сказал об опасности. Во-первых, я бы сошла с ума от тревоги за отца и Ричарда, каждую минуту ожидая самого плохого. А во-вторых, зная, что он оберегает меня и моего отца, я бы видела в нем защитника, а не агрессора, и моя любовь стала бы лишь глубже и сильнее. Да, это не входило в его планы.

Я горько усмехнулась — покажи я ему хоть толику злобы и агрессии, он бы более ко мне не подошел и даже не посмотрел в мою сторону, а так — не увидев той ненависти, которую он так стремился вызвать, он начал действовать — более жестко и хладнокровно.

Он целенаправленно убивал, выжигал и топил мою любовь, чтобы я к нему не привыкла, не проросла в него всем телом и душой, пока вынуждена была жить в его резиденции, потому что знал наверняка — как только опасность минует, он вернет меня в мою маленькую квартирку и забудет о моем существовании.

Но что бы Барретт не делал с моей любовью, он был не властен над ней, так же, как и не был властен над моей душой. Как бы он ко мне не относился, я все равно его любила и очень боялась за него. Теперь, когда я знала о покушениях, мое сердце сжималось каждый раз, когда я вспоминала о грозящей ему опасности. Одна мысль о том, что его может не стать, леденила мне кровь и заставляла стучать мое сердце в бешеном ритме. Я мысленно крестила образ Ричарда, молила Бога защитить его заблудшего сына, простить ему все грехи и сохранить жизнь. Каждый день — утром и вечером — я с замиранием сердца смотрела на Эльзу и успокаивалась лишь тогда, когда она утвердительно кивала головой.