Девочка. Книга третья

"Малек, он и есть Малек", — отвела я глаза и резко вернула клинок в ножны. Но то ли от неуклюжести, то ли от досады мой палец соскользнул, и острое лезвие полоснуло по ладони.

— Черт! — вскрикнула я и не успела зажать рану, как тонкая алая струя закапала на пол и, стекая по лезвию, будто помечала подарок Марты моей кровью.

"Черт!" — повторила я и побежала в ванную, стараясь не испачкать все вокруг.

Рассматривая порез, я скривилась не от боли, нет — меньше всего я хотела, чтобы об этом узнал Ричард. Пусть рана и не была глубокой, но я видела в этом некий знак — будто Марта собственноручно поранила меня до крови.

* * *

Все утро я провела на верхней палубе с лэптопом, работая над рефератом по античной скульптуре, когда услышала шум мотора, а следом вдалеке забрезжили знакомые очертания черного катера.

Глянув на свое отражение в экране, я отметила все те же припухшие от солнца губы, розовый румянец, немного растрепавшиеся на ветру волосы, но теперь не отвела взгляда и не стала более сравнивать себя с Мартой. Разгладив рукава-фонарики белого льняного сарафана, я заправила непослушные пряди в косу и побежала к наружной лестнице, как внезапно услышала гудение. Перегнувшись через леер, я увидела, что боковая панель "Нарушителя" начала медленно приподниматься, готовясь принять на борт катер.

Было забавно наблюдать, как Косатка, подняв плавник, терпеливо ждала, когда ее детище, нагулявшись на морских волнах, вновь заберется под "крыло" родителя.

Но Барретт не торопился подниматься наверх. Судя по всему, он сделал остановку палубой ниже, где располагался кабинет и спорткомплекс.

"Либо работает, либо пошел тренироваться", — вздохнула я, а тем временем на палубе появился услужливый персонал — два азиата средних лет, которые молча начали сервировать стол к ланчу и заполнять его ароматными изысками из морепродуктов. Не желая приступать к еде без Ричарда, я вернулась на диван и, открыв лэптоп, вновь погрузилась в учебу.

Скоро со стороны трапа послышались приближающиеся шаги, а следом появился и сам Барретт. Он был без пиджака — лишь в тонкой рубашке и брюках, и как обычно, с телефоном в руке. Его стальные глаза отливали синевой на фоне Соляриса, а его загоревшее лицо не выражало ничего, кроме спокойствия. "Будто металл, тронутый солнечной бронзой", — тихо улыбнулась я и встала ему навстречу.

— Почему не ешь? — спросил он, подходя к столу.

— Тебя ждала, — пожала я плечами и потянулась к его щеке.

Не успели мои губы коснуться острой скулы, как Барретт отстранился, однако мне было приятнее думать, что пусть и на долю секунды, но моя нежность была принята.

Положив телефон на стол, он начал расстегивать манжеты, а я непроизвольно протянула руку, желая помочь. Ричард не возражал — небольшой ритуал, который иногда был допустим.

— Лат сказал, мы сегодня идем на ужин к Чоенгам, — начала я разговор, бережно расстегивая левый манжет.

— В семь выезжаем, — проинформировал он, пока я аккуратно снимала запонку.

— Раттана рассказывала, что это удивительно красочный праздник, — улыбнулась я, как внезапно услышала тихий, но недовольный голос:

— Что это?

Он держал меня за кисть и рассматривал испачканный кровью пластырь.

— Ничего страшного, — попыталась я отдернуть руку, но он плотно фиксировал мое предплечье.

— Утром этого не было, — констатировал он, немного скривившись.

— Я искала свой телефон… перепутала тумбочки… — подбирала я слова, — там лежал нож, и я нечаянно порезалась…

Вид у Барретта был недовольный, но его мало тревожило, что я залезла без спроса — раньше он не возражал, когда я брала его майки в гардеробной. Настроенная на своего мужчину, я чувствовала причину его недовольства — Барретта злил факт того, что я ушла из-под его контроля и оставила след на себе без его ведома, будто его именное оружие поцарапали, и он не сумел предотвратить это небольшое происшествие.

Мы обедали в полной тишине, Ричард, как обычно, просматривал одной рукой телефон, а я, иногда бросая взгляд на порез, никак не могла избавиться от мысли, которая не давала мне покоя с момента вечеринки на "Нарушителе". Немного подумав, я всё же решилась, и тихо спросила:

— Если Марта в прошлом, почему ты принял от нее подарок?

Барретт, не меняя выражения лица, продолжил есть и оставил висеть вопрос в воздухе, однозначно давая понять, что отвечать не намерен.

Я опустила взгляд, и до конца обеда досада так и не оставила меня в покое. Зря я начала этот разговор, как говорится в мудрой поговорке: "Не хочешь слышать ответ, не спрашивай", и хотела ли я знать подробности?

Через час после обеда на "Нарушитель" прибыл Алек, похожий на смерч с его неуемной энергией. Следом за ним быстро перебирала ногами миловидная девушка-ассистентка, которая несла кофры с косметикой и прочей атрибутикой для "наведения красоты". Завершал процессию таец, который доставил стилиста на яхту, — он нес многочисленные коробки и пакеты из дорогих бутиков, вероятно, с одеждой для меня.

Руки Алека, как ни странно, были тоже заняты — он торжественно протянул мне шелковую коробку и произнес:

— Это тебе. Лат просил передать лично в руки, вез как драгоценность.

— Что там? — удивилась я, но услышав писк, быстро догадалась — в коробке сидела Лекси и требовала выпустить ее на волю.

Погладив малышку по шелковой шубке, я улыбнулась — Лат был неимоверно внимателен и добр ко мне. Почувствовав мою грусть, он решил, что Лекси отвлечет меня от мыслей об отъезде, и был прав.

— Ох и натерпелся я с ней, скажу тебе, — принял позу мученика мой стилист, правда ненадолго — он украдкой осматривался по сторонам.

Будучи человеком искушенным, Алек оставался невозмутимым, но все же, когда мы поднимались по широкой винтовой мраморной лестнице из основной гостиной в зал на палубу выше, из его уст прозвучала тихая реплика на тайском, и чувствовалось, что он был впечатлен масштабами и роскошью Косатки.

Как только услужливый персонал показал Алеку его каюту, мы решили, что просторный приемный зал «гостевой» палубы как нельзя лучше подойдет в качестве "салона красоты".

Пока помощница стилиста открывала кофры и с серьезным видом медсестры раскладывала на отполированном столе из красного дерева инструменты для "наведения красоты", Алек внимательно изучал меня — умиротворенную солнцем и разнеженную отдыхом.

— Ну и зачем было так загорать? — наконец недовольно произнес он.

— Разве это плохо? — удивилась я.

— Конечно! — вздохнул он, подбирая мои волосы. — Чем белее кожа, тем аристократичнее.

— Кожа предположим у меня как раз самая что ни на есть белая, и мне это не нравится, — наморщила я нос, но у моего стилиста были свои представления в этом вопросе.