Девочка. Книга третья
Шрифт:
Подхватив под мышки, он усадил меня на стол и, сев в кресло, привычным движением откинулся на спинку. Чувствуя попой холодный мрамор, я сидела напротив него, он спокойным взглядом рассматривал меня, будто примеряя меня нагую к своему офису, а я в ответ рассматривала его — полностью одетого. Его строгий дорогой костюм подчеркивал широкие плечи и мужскую стать, его запонки из платины поблескивали в электрическом свете ламп, а безупречный галстук и воротник его кипенно-белой рубашки плотно обхватывали его по-мужски широкую шею, оттеняя кадык.
Меня совсем не смущало, что я была нагая перед ним. Сейчас я уже не чувствовала дискомфорта или стыда — для
— Раздвинь колени, — спокойно произнес он, а я, улыбнувшись от осознания того, что желанна, скользнула носком по его бедру и аккуратно положила ступню на его пах. Член тут же отреагировал на мои прикосновения, но Барретт, обхватив мою щиколотку, вернул ее в исходное положение и повторил свой приказ.
Я медленно раздвинула бедра, и он, скользнув по мне взглядом, внезапно спросил, а вернее констатировал:
— Ты не мастурбировала, пока меня не было…
— Нет, — немного удивилась я такому вопросу.
— Узнаю, руки оторву, — сказал он спокойным тоном, но я понимала, что он совсем не шутит.
Встав с кресла, он приблизился ко мне, а я тут же обхватила его торс ногами и, обвив его плечи руками, нежно окуталась вокруг него лианой.
— Я соскучилась по тебе, Любимый, — тихо прошептала я, ластясь щекой о его шею и почувствовала животом, как Его член вновь отреагировал на мою нежность. Барретт, по-хозяйски сжав ладонью мое сокровенное место, вошел в меня пальцами, и сделал несколько фрикций, растягивая и подготавливая к себе. Резко почувствовав, как по всему телу пробежал электрический ток, я громко вздохнула и крепко обняла его затылок.
— Освободи его, — тихо распорядился он, и я потянулась к его ремню.
Барретт, без брюк, в расстегнутой рубашке, вбивал меня в вертикальную поверхность кожаной черной стены, насаживая на член. Я чувствовала, что он сдерживал свою силу, но мне все-равно казалось, что мой позвоночник сейчас сломается. Несмотря на его натиск, я, обвив ногами его поясницу, крепко обнимала его за шею, шептала ему на ухо нежные слова и ласкала его мощный затылок, чувствуя кончиками пальцев его короткие, мокрые от пота волосы.
Иногда он снижал темп, медленно, но уверенно двигался в такт, будто смаковал меня, как вино, не спеша делая глоток за глотком, и тогда я чувствовала его в себе еще сильнее, будто он специально давал мне ощущение этой невероятной зависимости от его члена, мучая похотью и сладкой истомой. В такие моменты я сжимала рукой его затылок еще крепче, мое сердце то ли колотилось словно бешенное, то ли вовсе замирало, но уже в следующую секунду Он вновь набирал темп, и казалось эти волны, с разной музыкальной частотой, длились бесконечно. На гребне очередной волны похоти, он внезапно вонзил свой рот в мою шею, а я достигая своего пика, зажмурилась до белых пятен в глазах и вцепилась ногтями в кожаный декор стены, оставляя на гладком материале свои отметины.
Услышав мой крик, Барретт замедлил темп, и медленно остановился.
— Спасибо, Любимый, — тихо прошептала я на ухо, а он, выйдя из меня направился со мной на руках к столу, по черному озеру которого совсем недавно так грациозного плыл мой Черный Лебедь.
Я лежала на животе и пыталась не скользить на отполированной поверхности, пока Он, вжимая мою поясницу доводил меня до очередного оргазма, неумолимо тараня в жестким ритме. То замедляя, то убыстряя ритм, он массировал мой клитор пальцами и продолжал
таинство этого дьявольского декаданса, в котором Барретт был непревзойденным Мастером. Он был его создателем. Он возводил пошлость в форму искусства, окрашивая все вокруг похотью, Он проповедовал религию разврата, доводя ее до своего эстетического абсолюта, Он узаконил порок, отрицая социальные догмы. Он воистину возвеличил Декаданс, и не было ему в этом равных.Чувствуя очередной прилив похоти, я закричала, и Барретт, уже не сдерживая себя, кончил, не прекращая жесткого, удобного ему ритма. Ощущая его пульсацию и толчки, я схватилась одной рукой за край поверхности, чтобы и без того покрасневшая щека, нывшая грудь и мокрый живот, не так болели от трения, но тем самым только еще больше расшатала стол, извиваясь словно на дьявольском жертвеннике, предназначенном таинству Декаданса.
Но как оказалось это был еще не конец. Продолжая лежать мокрым животом на столе, я почувствовала, как Барретт связал мои запястья чулком и понес к своему Трону.
Сев в удобное кресло, он одним движением поставил меня на колени, аккуратно, почти не касаясь прошелся горячей ладонью по моей голове, и уверенно обхватил мой затылок, подготавливая меня к очередному таинству.
Я посмотрела на него сверху вниз и улыбнулась. Нет, я не чувствовала себя униженной, здесь, в этой цитадели бизнеса, я была избранной, была задействована в этом ритуале, который кружил меня в декадансе с моим Дьяволом, возбуждая не меньше, чем Его.
Ощущая его мужской запах, я скользнула языком по его массивному члену, чувствуя губами прохладную сталь окутанную в теплый шелк.
— Вкусно, — улыбнулась я и, опустив голову в нужную позицию, начала делать круговые движение головы по спирали, будто навинчиваясь, как учил меня мой Наставник. Наконец, приняв член глубоко в горло я на секунду остановилась, желая также спирально выйти, но мне не позволили.
— Язык, — тихо скомандовал он, и я, преодолевая рвотный рефлекс и слюноотделение, все таки просунула кончик языка наружу, пытаясь дотянуться до Его мошонки.
Он еще сильнее сжал мои волосы на затылке и глубоко вдохнул, пропуская воздух через зубы, и эта реакция давала повод мне думать, что ему сейчас очень хорошо.
И таинство Декаданса продолжилось. Он умело направлял жесткие толчки, задавая нужные круговые движения, и несмотря на то, что горло разрывало на части, из глаз текли слезы и я с трудом справлялась со слюной и рвотными позывами, мне нравилось доставлять своему мужчине это удовольствие, нравилось ощущать его мужской терпкий запах, нравилось слышать его хищный рык на пике, и я была благодарна ему, что он научил меня этому искусству.
Облизывая губы от белкового десерта своего мужчины, я, желая увидеть лицо Барретта, подняла глаза вверх. Он был спокоен, лишь глубоко дышал и, изучающе посмотрев на меня, провел ладонью по моим влажным, прилипшим ко лбу волосам, убирая их назад.
Сняв с себя влажную рубашку, он тщательно начал вытирать ею мои глаза, щеки, шею от слез и слюны и мне нравилась эта забота.
Я опять сидела на его столе, вся мокрая от пота и утомленная до изнеможения своим мужчиной. Он же, как в исходной точке нашей с ним близости, сидел передо мной в костюме, лишь в другой рубашке и без галстука, и натягивал на мою ногу гольф, до этого висевший на мониторе.
Пока меня одевали, я обвела глазами кабинет своего мужчины и улыбнулась: мое чувство собственничества я удовлетворила сполна.