Девочки из первого "Г"
Шрифт:
– Что, в основном-то?! – угрожающе вопрошаю я, топорща перья, как моя драчливая канарейка.
– В основном, похоже на «Садко»…ну…немножко… – тушуется Оксанка, на всякий случай отодвигаясь поближе к краю.
– Ах, на «Садко»?! (спокойное принятие критики собственных творений в те прекрасные годы ещё не входило в число моих достоинств), – Ну, так иди и читай своего «Садко»! Сюда можешь больше не возвращаться!
– Я только хотела… – пытаясь сгладить конфликт, что-то мямлит Оксанка.
– Я тоже хотела! – ору я, размахивая тетрадкой во все стороны, – Хотела немножко доверия от самых мне близких подруг!
– Девочки, не надо… – робко увещевает Софочка-миротворец. Но мы её не слышим… куда уж!
Шуршит малинник, оглушительно хлопает калитка, и снова воцаряется покой. Мы с Софой на сараюшке вдвоём.
– Ник,
– Вот пусть извинится за своё безобразное поведение, тогда и посмотрим, кто что хотел! – подвожу я черту под попыткой заявить о себе миру.
Да… в десять лет сложно смириться с тем фактом, что и близкий тебе человек имеет право на собственное мнение…
– Знаешь, а я вот хотела спросить… – несмело говорит Софка.
– Я вся внимание! – делаю, как могу, приветливую мордочку, боясь спугнуть и второго своего читателя.
– Как Маришка смогла дышать под водой?
– Прекрасный вопрос! – улыбаюсь довольно, – Только один?
– Нет, не только! – смелеет подруга, – И почему Речной Царь стал опять молодым? А самое непонятное – как всё вообще получилось?
– Значит, тебе и вправду понравилось, раз ты уловила главное! – радуюсь я.
– Главное? – не понимает София, – Что главное?
– Что будет ещё продолжение!!
И продолжение было. Много чего ещё было на крыше сарайчика с хламом… Были рассветы, закаты, потери…горькие слёзы и смех…было поедено вкусных лепёшек без счёта, были свидания, встречи, разборки полётов…и обсуждения книг, и беседы в ночной тишине с чем-то, невидимым прочему миру…Было однажды такое, за что до сих пор мне мучительно стыдно…Здесь придётся нарушить свою хронологию и отмотать ленту времени влево на годика два…Сразу отметим отдельно, что юный мой возраст никак оправданьем не служит тому злодеянию…Итак – представьте себе поздний май, и сады в хрупких хлопьях весеннего «снега» на вишнях…яркое-яркое солнце – такое, что хочется прыгать, орать и смеяться! Представьте, что вам восемь лет, и закончилась школа, и лето блестит впереди всеми красками, и на душе так легко, что стоит немного подпрыгнуть – и ты полетишь, словно птица, в весенне-бездонное небо! А что нужно перед полётом? Конечно же, топливо и вдохновение! Первое выдали в кухне, второе идём набирать на пристройку сарая…вкруг по мощёной дорожке, мимо большого колодца, колонки…грядок с ростками, цветущих вьюнов…теперь лезем в малинник…ох, прочь от меня пауки! Та-ак…осторожно…чтоб чашку не выронить…вот…залезаем на крышу…порядок! Можно читать, загорать, есть печенье и вафли, нюхаться с пёсом соседским сквозь щёлку в заборе…Можно лежать и смотреть, как бегут облака…и никто тебя не потревожит! Прелестное место – укрытие номер один! С двух сторон – заросли цепкой малины, за спиной – стенка дома, напротив – соседский (и наш заодно) разделитель-забор, весь увитый вьюнами…Надо ещё изловчиться, чтоб тут проползти, словно юркая тень, не сломать молодую малину, не выронить тару из рук…но, когда все препятствия пали – сиди, наслаждайся! Вот я и сижу…а точнее, лежу. И смотрю на забор и малину. И думаю…так, ни о чём…и о чём-то глобальном…и снова почти ни о чём…
Но, позвольте-ка, что это здесь?! Никак, чьё-то гнездо?! Правда…такое прелестное! Крохотное, перевитое искусно за ветку малины и вьюн…в самом-самом краю, в уголке между крышей сарая и планкой забора. Сколько же раз я сидела тут и совершенно не видела этого чуда?!
– Ну-ка посмотрим…а вдруг, и к тому же ещё не пустое?
– Здравствуй, малышка! Какая ты славная пташка! Не бойся…тебя я не трону…Да-да, и никак не обижу! Просто чуть-чуть посмотрю…ах, какая красотка! Можно погладить тебя? Ты ведь не улетаешь отсюда? Да?! Во-от…потихонечку…славная птичка…хорошая…милая птичка! Бедняжка, сидящая в гнёздышке, слова в ответ не сказала. Молча терпела мои приставания, молча, покорно смотрела, как страшное чудище лезет к ней в домик чудовищной лапой…молча, от страха глаза закрывая и еле дыша, распростёршись, закрыв собой будущих деток, ждала – вот сейчас и съедят…Но не съели, а только потрогали…Значит, съедят в другой раз…Эх, а казалось – такое укромное, тихое место…
– Софочка! Ты не поверишь, что я сегодня нашла!! – ору я с порога, как буйный тайфун, залетая в знакомую кухню, – Гнездо!! Настоящее гнездо – прямо у нас на сарайчике! И живая малиновка!
Пойдём смотреть?!– Сейчас не могу, извини…мне ещё надо тут маме помочь…
– А-а…ну ладно… – слегка огорчаясь, иду восвояси, – Ты приходи, как отпустят тебя, хорошо?
– Хорошо!
Нету так нету… жаль, разумеется, но ведь ещё есть друзья! Надо скорей сообщить всем прекрасную новость! Результатом моей агитационной работы стало настоящее паломничество в наш малинник. Уже и бабушка ругалась, и я сама была немного смущена таким наплывом посетителей, но дело было сделано: мои друзья, знакомые, соседи; их друзья, а также и знакомые, соседи их друзей перебывали в этот день в гостях у крохотной пичужки.
– А у неё есть там яички?
– Сколько птенцов вылупляется в день?
– Чем ты их будешь кормить?
– Оставишь себе всех или на волю отпустишь?
– А вдруг её кошка сожрёт?
– Может, в клетку её посадить?!
Несчастная птичка, замученная толпами жаждущих враз поглазеть на её тихий и маленький домик, к вечеру выглядела совершенно истерзанной: пёрышки растрепались, взгляд лихорадочно-смутный, клювик приоткрыт… Я побежала домой, принесла ей воды в мелкой крышке от банок с вареньем…Малиновка пить отказалась. Тогда я припёрла пипетку, и стала пытаться насильно её напоить.
– Оставь ты её, наконец-то, в покое! – сказала мне бабушка, хмурясь.
– А вдруг она хочет попить и поесть?
– Нет, это вы ей попить и поесть не даёте! Где-то поблизости есть её муж, он ей приносит еду. А из-за вас он не может добраться до дома…боится.
– Чего нас бояться? – обиделась я и надулась.
Но, подумав немного, сама поняла, что сгоряча натворила. Вряд ли бы мне-то понравилось, если б в доме у нас бесконечно ходили экскурсии…Всё! Никого больше к ней не пущу! Разве что – только Оксану и Софу… ну и соседушку Эльку, куда ж без неё…Назавтра, с утра, первым делом помчалась проверить малиновку – как она там? Птичка сидела на месте, глядела вокруг, и было ей вроде получше. Не удержавшись, погладила серую спинку…Спинка под пальцем дрожала, пичужка вжималась в гнездо.
– Ну, зачем же меня ты боишься? – ласково я ей шепчу, и чмокаю возле прелестного клювика.
Ах, если б могла она мне отвечать…
В последующие дни у меня просто руки чесались – так хотелось посмотреть, сколько яичек в гнезде. Держалась я, прямо скажем, недолго – дня через три осторожненько пальцем чуть сдвинула бедную птичку…а она, неожиданно вскрикнув пронзительно, быстро вспорхнула и прочь улетела с гнезда! В маленьком кругленьком гнёздышке, свитом травинка к травинке, покоились три – сероватых и крапчатых, крохотных, тонких яичка. Размер их меня удивил – даже меньше, чем у канареек! Не крупнее, чем спелый горох, только формой длинней.
– Не трогай, не трогай! – шептал мне мой внутренний голос, – Она может их бросить, не трогай!
– А если чуть-чуть? Ведь сейчас её нет, не увидит!
– Какая же ты любопытная, глупая, злая девчонка!
– Молчи, тебя вовсе не просят читать мне мораль! Не считается, если один только раз их поглажу…
Как вы, наверно, уже понимаете, разом тут не обошлось. Больше недели я мучала бедную птичку, всё проверяя – а вдруг из яичек уже народились птенцы?! Но ничего так и не дождалась, и, в один не прекрасный совсем, а ужасный сиреневый вечер, придя на свой пост, обнаружила домик пернатый покинутым – гнёздышко было пустое, одно из яиц раздавилось и всё протекло, извозякав другие, лежащие целыми рядом…И на другой день никто не вернулся, и даже на третий…Тут я и вспомнила всё, что шептал мне мой внутренний голос, и горько рыдая, сидела на крыше сарая весь вечер, глядя на бедное, так ни за что разорённое мною гнездо…А, нарыдавшись до колик в пустом животе, забрала аккуратный комочек из тонких травинок и перьев и положила в коробку, под лампу на письменный стол.
– Инкубатор устроила! Поздно теперь, не проклюнутся…
– Может, ещё прилетит! А они в это время уже и родятся!
Здесь же, под ярким лучом электрической лампы, сидя с ногами на стуле и глядя на мелкие, мёртвые яйца, я вдруг отчётливо – как наяву, увидала – маленькую безутешную мать, сидящую в дождь под листом наклонённой малины, роняя прозрачные, будто хрустального бисера, слёзы, в мокрую жирную землю под нашим сараем… Жалобно плача, Малиновка скорбную повесть свою говорила, обращаясь к какому-то птичьему богу: