Девочки мадам Клео

Питер рывком вскочил с шезлонга и сунул руки в карманы.

– А вы, значит, помните? – резко спросил он.

– Как же мне не помнить? Разве вы забыли, что я та самая девушка, которая исповедует постулаты Уорхола? Обидно за вас – после того, как вы всю жизнь на них пахали. Что случилось?

– Какой-то подлец спалил меня за то, что я принял чаевые в виде девушки с бездонными глазами, – сказал он, указывая пальцем на экземпляр статьи, лежавшей в развернутом виде на письменном столе Федалии. – Когда-нибудь, когда соберусь с силами, не пожалею времени, чтобы выяснить, кто именно всадил мне нож в спину.

– Очень жаль, что в рассказе вы не сделали на этом акцента. Смею думать, что это крайне интересно – и мне, и, уверена, моим читателям тоже.

– А я смею думать, что история эта гадкая, печальная и навсегда забытая.

Федалия покачала головой точно маятником, отчего ее волосы разметались по лицу.

– Ошибаетесь. А-ши-ба-етесь. Аш-шибаетесь, мистер Ши. Все куда сложней. Всегда так. Вот благодаря чему наш журнал имеет такой успех. Мы выискиваем те годы, которые ведут к четверти часа славы. – Она сделала паузу и направила на него долгий твердый взгляд. – Какие еще найти слова, чтобы вы изменили свое решение?

Питер сделал глубокий вздох.

– Не надо слов, – мягко сказал он. – Мне это не под силу. Слишком мучительно.

– Что? Писать о помешательстве? Что может быть в этом постыдного? Ну согласитесь, когда люди рассказывают о том, как они упали на самый низ, а потом опять поднялись наверх, это очень поучительно. Вернуться из «желтого» дома – вот задача для многих тысяч. Стыдливость вышла из моды. Сейчас главное – победа над самим собой. Приз – триумф.

– Как вы можете быть такой безжалостно оптимистичной? – хмуро глядя на нее, сказал Питер. – Я, черт побери, уничтожил себя.

Федалия подняла обе ладони в наигранном испуге.

– Да? – сказала она. – Используйте это. Это ваше, вы жили этим. Ваш опыт, может статься, окажет кому-нибудь помощь.

Питер покачал головой:

– Слишком рано. Я не в форме.

– Создается впечатление, что вы и не хотите быть в форме.

Чтобы подавить захлестывающее его волнение, он сделал несколько коротких вдохов.

– Второй психиатр мне не нужен, спасибо, – выпалил он.

Произнеся эти слова, он тут же пожалел. Было что-то доброе в этой женщине, несмотря на всю кажущуюся жестокость ее поведения.

– Я знаю, что вы думаете, – мягко сказала она. – Вы думаете, что если когда-либо и решитесь рассказать миру о том, что с вами случилось, то сделаете это в каком-нибудь престижном издании, вроде приложения к «Таймс» или «Вэнити фэйр».

Питер взглянул на нее и медленно кивнул.

– Возможно.

– Они уже обращались к вам?

– Нет, конечно нет. Что я для них? Предание?

– Может, да, а может, и нет. Я готова заплатить десять штук, чтобы узнать. – Она взяла со стола карандаш, черканула им в блокноте, вырвала страницу и протянула ее ему. – Вот мой вексель, приклейте себе в ванной.

– Послушайте, мисс... Налл, – сказал он. – Я пришел к вам потому что Венди сказала, будто вы заинтересованы в том, чтобы заказать мне материал. Так оно и есть, но это не то, чем я готов сейчас заняться.

– Вы измените свое решение, – сказала она, улыбаясь. – У вас была полоса невезения. Во всяком случае, когда вы устроили скандал, это был чистый театр. Люди мусолили это неделями. Послушайте, Питер, вы же, в конце концов, не убийца, которого разыскивают в трех штатах. Перестаньте вы относиться к себе так серьезно.

Питер улыбнулся. Потом рассмеялся. Это было чудесное чувство. Он так давно не смеялся.

– То же самое мне говорит мой психиатр.

– Может быть, я поменяю профессию.

Он опустил ее записку в карман пиджака.

– Дайте мне время подумать, Фидл. Хорошо?

– Ладно. Надеюсь, вы будете думать быстро.

– Извините, если невольно нагрубил, – сказал он. – И благодарю вас. Вообще, получить предложение написать что-то – это для меня луч света после года пребывания в кромешной тьме.

Федалия встала и снова протянула ему руку.

– Ну что ж, дружок, загорай, пока можешь.

Целый месяц бессонных ночей после их встречи Питер не мог думать почти ни о чем ином, как только о предложении Фидл описать его мучительную историю. Эта мысль преследовала его, как зубная боль.

Однажды вечером в пятницу, спустя месяц после встречи с Федалией Налл, Питер сел за свой верный, видавший виды портативный «ремингтон». Почти антикварная машинка объездила с ним весь мир.

Дрожащими руками он заправил в машинку лист бумаги и опустил пальцы на клавиши. Но заставить их бегать по ним он никак не мог.

Телевизор стоял у него за спиной, свет экрана многочисленными огоньками отражался в маленьких оконных стеклах напротив письменного стола. В нем шевельнулось воспоминание, как выходить из стопора. Да, стоило попытаться. Он вытащил из-под кушетки телефонный справочник и начал листать его, ища страницу на букву «Н». На эту букву значилось лишь две фамилии Налл: некий Франклин Налл, Девяносто Четвертая улица, и некто Ф. Налл, Гремерси-парк. Это наверняка Фидл. Один инициал мог принадлежать только незамужней женщине.

Он взглянул на часы. Без малого десять.

«Великолепно, – кисло подумал он. – В такое время, к тому же в пятницу, дома сидеть не будет, где-нибудь предается развлечениям, недоступным простым смертным. Придется ограничиться беседой с автоответчиком».

– Мисс Налл? Вы человек или машина? – спросил он, услышав ее голос после первого же звонка.

– Это похоже на неприличный звонок от Камю, – со смехом сказала она. – Привет, Питер.

– Привет, вы узнали мой голос?

– Конечно.

– Польщен, – сказал он, откидываясь на спинку стула и со стуком водружая пятки на заставленный всякой всячиной журнальный столик. – Прошу прощения, что беспокою вас своим звонком в столь неурочный час.

– Единственное, за что вам не вымолить у меня прощения, так это за мисс Налл.

– Извините, наверное, я слишком долго прожил в Европе... Федалия.

– Фидл, – поправила она. – Выключите телевизор. Я плоховато вас слышу.

Питер потянулся и убрал звук. Когда он вновь приставил трубку к уху, она сказала: