Девственница
Шрифт:
Уже начало темнеть, когда она услышала, как открываются ворота и въезжает машина. Она и обрадовалась, и вместе с тем досада то - же присутствовала. Опять начнется...
Алек ворвался радостный, веселый, бросился к ней, стал её кру - жить по кухне, целовать.
Алек, милый, а я обед, знаешь, какой сварила!
Она суетилась у плиты, зажигала газ, ставила на огонь кастрю - лю, оборачиваясь на него, отвечая улыбкой на улыбку, и все это лихорадочно: успеть налить ему супу и заставить есть, тогда мож - но будет спокойно она все-таки решила - поговорить. Так, к её радости, и получилось. Алек был голоден и, конечно, лучше бы по - шел с женой наверх, а уж потом они бы со вкусом, голодные, как волки, пообедали. Но нельзя обижать молодую стряпуху,
– Хотя не понял, что это за суп, но вкус у похлебки был вполне. Он съел несколько ложек, сказал: "Молодец", и ещё сказал:
А теперь слушай меня внимательно. Может, сядешь сюда?..
– и он показал на свои колени.
...Так-ак... Начинается. Ну что, он не может, что ли, потерпеть?
Маньяк он, что ли?
И сказала, как бы не обратив внимания на его жест:
Слушаю тебя, милый...
Мы очень скоро едем в Европу, в одну маленькую, но прекрасную страну!
Он замолчал, решив посмотреть, какова будет реакция. Но осо - бой радости он не заметил, какая-то тень промелькнула у неё на лице и появилась улыбка, как бы даже дежурная... Что ещё приду - мала его непредсказуемая любимая жена?
– Ты не рада? Знаешь, я до сегодняшнего дня не особенно верил, что все получится, думал, разговоры одни, будут тянуть резину. Оказалось, нет. И. что са - мое главное, ты поедешь как сотрудник: секретарь, стенографист - ка, машинистка, переводчица, ну - просто Юлий Цезарь! И все, мне сказали. надо делать очень быстро. А через недельку-другую, мо - жет, больше, но ненамного, улетим отсюда.
Алек, - сказала она, - теперь выслушай меня.
А что такое?
– чуть не с испугом спросил он.
Да ничего страшного.
– успокоила она его, видя, как он вздер-нулся и в глазах его появился чуть ли не ужас, - просто у меня появилась идея. Давай никуда не поедем.
– Она увидела, что глаза у него полезли на лоб и в них уже был не испуг, а начиналась ярость. Я сегодня готовила и думала: чего мы ищем в этих дальних краях? В чужой стране? Чего? Чего нам не хватает? Ты можешь ра-ботать в МИДе, мы будем жить на даче, здесь все есть.
– Она умоля-юще взглянула на него.
– Я буду готовить, стирать, вести дом, садом займусь и все у нас будет цвести и расцветать... И все будет за-мечательно, вот увидишь! И...
– тут она немного замялась, - ре-бенок же родится когда-нибудь? Ему здесь будет прекрасно! А карьера? Да ты сделаешь здесь карьеру! И поедешь, пусть через несколько лет, - но ведь мы же ещё молодые! Алек? Подумай! Я не бред говорю, честное слово...
Но он слушал, слушал очень внимательно и не было в его лице ни злобы, ни ярости, которые на миг в начале разговора исказили его лицо. Он понял ее!
Он молчал недолго и сказал:
Я тебе отвечу, Наташа, вполне серьезно. Ты говорила вовсе не бред, и я тебя понимаю. Я сам этого хочу... Мы с тобой вдвоем, здесь, ребенок, - что может быть лучше! Мне, по крайней мере, больше ничего и не надо! Но есть обстоятельства, которые выше нас. Уже все сделано, по просьбе отца! Ты понимаешь, он просил за меня! Пусть своего товарища близкого, но все-таки просил. А я теперь пошлю его и его просьбу? Потому что мне или нам внезап-но захотелось переиграть и остаться здесь? Он на секунду замол-чал, закурил.
– Конечно, меня оставят здесь и с радостью, потому что желающих не пруд пруди, а океан! Да мне самому не так уж это все и хочется... Карьера. Но если я сейчас не поеду, то уже не поеду никуда и никогда. Карьера моя будет закончена, дипломати-ческая, я имею в виду. Чиновником в МИДе я буду, мне с радостью дадут место. Но это такая рутина! Я не имею права. По-человечес-ки.
Он подошел к ней и, обняв её, прижался щекой к её щеке:
Нам там будет хорошо. Я уверен. Но мне очень радостно, что ты полюбила наш дом, меня, наверное, раз отказываешься от такой перспективы. Другая бы на твоем месте уже чемодан собрала!
... Какой же он добрый,
чуткий и как к ней относится!А она не может дать ему самую малость - спать с ним, как нор - мальная женщина, и тогда, когда он хочет, а не прибегать ко вся - ким уловкам. Больше она этого делать не будет.
Милый, - сказала она нежно, - пойдем наверх, я что-то устала немного. Отдохнем...
– и улыбнулась лукаво.
Он вспыхнул, как мальчишка. До чего же прекрасна эта юная женщина! Она делает все всегда, как надо. А он часто лезет к ней не вовремя. Надо ждать, пока она сама позовет, ведь он должен помнить, что она ещё не привыкла к мужчине!
Он спросил: - Ты хочешь?
– И она закрыла утвердительно глаза.
Он был так счастлив, что она сама захотела! Нес её на руках на - верх, раздевал, гладил, обцеловывал... А она, приняв его уже в себя, думала: "он такой хороший, такой красивый, такой нежный...
Я его люблю, люблю, люблю..." Она убеждала себя так и возбужда - ла, по крайней мере, старалась возбудить, и чуточку получалось.
На следующий день, когда Алек снова умчался в Москву, она вдруг решила, что позвонит Марине! К телефону очень быстро по - дошла Марина, как будто ждала звонка.
Наташа несколько помедлила, может, не надо? Не буди лихо, по - ка тихо?
Марина даже повторила удивленно:
Говорите, я слушаю! Наташа сказала:
Здравствуй, это Наташа!
– И хотела было сразу начать рассказ, чтобы не нарваться на грубость.
Но никакой грубости не было. Марина замечательно рассмеялась:
Ну, ты даешь, подруга! Исчезла, потом, оказывается, она где: в Африке! Ну, ты даешь... Сейчас-то не из Африки звонишь (и опять по-доброму рассмеялась)? Странно, но Наташе приятно было с ней разговаривать, она как-то все позабыла плохое и осталось только общее прошлое, которое завязало их, наверное, навеки...
– Не из Африки - из Подмосковья... Мы в санатории "Березки", знаешь?
Как же!
– вскрикнула Марина.
– Ты там с родителями?
Нет, с мужем, я замуж вышла. Марина задохнулась: вышла-таки!
Но спросила насмешливо:
За негра, что ли?
Наташа подумала: сказать, что за сына посла? Ни в коем слу - чае.
Потянуло на разговор с Мариной, ну, вот теперь - держись!
Нет, не за негра, а за азербайджанца.
Ну, даешь!
– завопила Марина.
– Ты что, его там отыскала?
Нет. Здесь, - продолжала импровизировать Наташа (зачем, зачем позвонила!), - в "Березках", мы уже второй месяц отдыхаем.
В Москве расписывались и не могли ко мне с мужем заехать? Уж про свадьбу не говорю. Не пригласила! Гадючка ты. Наташка, - рассмеялась Марина, давая понять, что, конечно же, Наташа не га-дючка, это любя, но что Марина обижается, хотя и немного.
– Ну, ну и когда же тебя ждать? спросила Марина. Наташа сказала:
Да знаешь, завтра снова в Африку!
Как?
– вскрикнула Марина.
– Что ж, мы и не повидаемся?
В этот раз - нет, Марин, но я скоро приеду, совсем скоро. Муж не велит мне там оставаться!
– обнадежила подругу Наташа.
– И я не хочу там без него. Так что скоро увидимся! Я звонила, кстати, те-бе много раз, - врала вдохновенно Наташа.
Марина вздохнула:
Так я из деревни недавно, сама в Москве три дня! Бабушка наша, Пелагея Власьевна, померла. Хоронить ездила. (Наташа громко вздохнула, выражая этим соболезнование).
– Ну, Мариш, меня зо-вут! Приеду, все расскажу, и так далее и тому подобное. Привезу тебе цацки, там их навалом, и все настоящее!
Марина хотела что-то ещё спросить, но разговор подошел к кон - цу и она только успела сказать: - Привези побольше, я тебе день - ги отдам!
– Но Наташа уже повесила трубку и теперь сидела в каком-то раздрызге. То ли настроение испортилось (сама винова - та!), то ли наоборот, какое-то удовлетворение... Скорее, и то, и другое. Но оценить свой поступок она не смогла, - правилен он или нет... Пусть теперь Мариша подождет её приезда из Африки, с цацками! Никогда она Наташу не найдет!