Девственница

По новой соорудили стол, снова сели.

Санек оказался напротив беленькой, рядом с ней - длинный, а Санек подумал-то, что он, - Маринкин.

Всем торжественно разлили самогон.

Наташе тоже.

Налил Шурик.

Она прошептала, что не станет это пить, и он пообещал ей разбавить до минимума малиновым соком. И унес рюмку.

А там на кухне, тоже уже не в себе, взял и долил в рюмку "Ка - берне", видно, оставленного Мариной про запас. Попробовал - гадость страшенная, хуже, чем чистый. Подумал и сыпанул туда сахарного песка.

Шурик шепнул Наташе, что она должна выпить все сразу, а то получится, что она выпендривается. А он ей все разбавил, - просто сок с сухим смешал.

Зачем Шурик спаивал Наташу, он и сам не знал. Привык, что девушки с ним всегда напивались и тогда становилось все просто и доступно.

Итак, все выпили.

И подняли визг: визжали Алена и Наташа.

Алена - потому что была в восторге и пьяна, Наташа, потому что не ожидала, что "сок" так обожжет горло и сразу ударит в голову.

Марина выпила молча, достойно.

Хачик с уважением посмотрел на неё и обратившись к Саньку, уважительно сказал: действительно, чистый, как слеза ребенка.

Санек даже покраснел от похвалы.

Налили по второй.

Наташа забормотала, что не будет, что Шурик её обманул, налил ей какой-то дряни, пусть сделает, как обещал: чуть-чуть самогона, а остальное - сок, она попробует.

Выпили по второй. И тут началось!

Алена вопила, что ей нужен Шурик, что он вылитый Ален Делон, которого она обожает...

В полной ярости Хачик схватил её под мышки и уволок из картиры.

Наташа, обезумев, признавалась Шурику в любви.

Марина помрачнела и ушла на кухню.

Санек ухахатывался над компанией: так нажраться с двух-трех рюмок самогона! У них в Супонево мужики по бутылке на брата и ничего, вот когда вторую, - тогда быть и поножовщине!

Шурик слушал Наташины признания, которые становились все непонятней и под их журчание уснул, сидя на стуле, свесив свою уже не очень красивую голову набок.

А Наташа, среди самого сложного любовного пассажа, почувствовала, что помирает. Не фигурально, а по-настоящему: куда-то уходило сердце, волчком кружилась голова и весь белый свет, к горлу подступала такая тяжелая тошнота, которая, казалось, задушит её.

Она застонала.

Шурик, естественно, не услышал, а Санек спросил.

– Ты че?

Ответить она не могла, и снова жалобно застонала.

Ей хотелось пить, пить, пить, но сказать она не могла.

Санек дело знал.

Пошел, налил воды из-под крана. В кухне базарили Маринка с бабкой. Он им сказал еще.

Да бросьте вы базарить, чего вам не хватает.

Маринка безумно посмотрела на него (тоже нажралась!).

– Ты мне Шурика пошли, слышишь?

Бабка заворчала.

– Проститутка, новый пришел, - ей подавай. Да уйду я, уйду.
– И потихоньку побрела в холл.

– Наташке твоей худо...

А-а, - не поняла, видимо, Марина.

– Давай сюда Шурика, быстро!

Санек с водой ушел.

Наташа уже сползла с кресла и мучительно, со стонами, пыталась выблевать тяжелый ком, застрявший у неё где-то в груди, горле, легких, она не знала где, но чувствовала, что ей ничто уже не поможет.

Сознание еле теплилось.

Санек дал ей воды, которую она всю пролила, так как и не видела стакан толком и удержать не могла.

И он вдруг понял, что с Наташей совсем плохо. Она стонала и дергалась.

... Тьфу ты, что делать-то?

Санек решил оттащить её в ванную, а там - под холодную воду.

Парень он был здоровый, взял на плечо обвисшую Наташу, которая тут же, от состояния головой вниз, наконец-то выблевала ком. Санек только матернулся, увидев, во что превратилась его рубашка.

Он наклонив Наташуе над ванной, пустил душ.

И тут Наташу прорвало. Ее рвало так, как никогда, даже во время дизентерии.

Санек был доволен: сейчас у неё все выйдет, и она будет как новенькая.

Наташа вдруг забормотала.

– Шурик, миленький, ты такой хороший, такой...

Коротенькое её сиреневое легкое платьице задралось и стали видны тоненькие сиреневые трусики с кружавчиками.

Саньково мужское естество восстало.

Тем более, что он и не подумал, что она обращается не к нему!

Конечно, он хороший, волок её на спине, воды носил, жизнь ей, можно сказать, спас. Кому она была нужна? Остановилось бы сердце и каюк. А трусики шевелились, ножки елозили...

Санек трясущимися руками распоясал джинсы, достал то, чем он гордился, да не сам придумал, - девки говорили, и стянув сиреневые трусики, совершил свое мужское дело вместе с воплем Наташи.

– Ты че? Ты че?
– Разгорячась и ещё не закончив свой труд, бормотал Санек.
– Ну, ты че?

Она рыдала, тряслась, он зажимал ей рот рукой, - и наконец с воплем кончил. А когда вынул гордое свое естество, то увидел, что оно все в кровище...

Вот так! Эта пичуга ещё и нетрахнутой оказалась. Разве мог он подумать, что у Маринки может быть такая подружка? Мать честная, что теперь делать-то? Наташа все висела на ванне, всхлипывая и обращаясь к Шурику, говорила, что ей больно, больно. Она, конечно, не в себе.

Санек выкрутил ей мокрые волосы, обтер растекшуюся краску с лица, так она стала ещё милее и моложе... А уж бледная! Хорошо, что кровь пролилась в основном в ванну, платье оказалось незамаранным, ноги Санек ей отмыл, с пола все стер, ванну горячей водой промыл. Все было чисто, только платьишко на Наташе было мокрое.

Тогда Санек, вздохнув, проложил сухое полотенце под мокрое платье и тихонько приоткрыв дверь из ванной, провел Наташу в комнату, уложил на тахту и, как хорошо поработавший труженик, зхрапел, в уголке на ковре.