Девственница

– Что?
– спросила она, хлопая ресницами в притворной невинности.
– Ты сам просил.

– Урок усвоен.
– Он снова опустился на нее и поцеловал. Поцелуй был теперь диким, таким же диким, как и ночь. Он прикусил ее губы, проник языком в ее рот и вонзился в нее безжалостными неумолимыми толчками. Именно в этом она и нуждалась. Ее спина выгнулась дугой, и мышцы напряглись, как пружина. Она ощущала, как экстаз овладевает ею, как наполняет живот. Она поднималась и поднималась все выше и выше, пока не достигла пика и замерла, застыла там на одно долгое идеальное мгновение.

С финальным стоном оргазм потряс ее тело. Она рухнула обратно на землю с тысячей трепещущих внутренних мышц, которые заставили ее дрожать под Сореном. Он проигнорировал ее оргазм, достигая собственного, вколачиваясь в нее быстрее и сильнее, пока наконец не излился, наполняя ее своим жаром.

Все еще прижимаясь друг к другу, Нора обвила ногами его спину и расслабила дыхание. Она любила эти моменты, когда своим сердцем ощущала его грохочущее сердце. Блаженство наполнило ее, покой и удовлетворенность. А затем Сорен заговорил.

– Ты трахнула монахиню в монастыре матери.

– Вот что ты получаешь, заставляя меня заслужить оргазм, открыв тебе секрет. Это было первое, что пришло мне в голову.

Сорен покинул ее тело и снова посмотрел на нее сверху вниз. Затем рассмеялся, звонким и раскатистым как гром смехом. Даже пока отстегивал ее запястья от кровати и разогревал ладони, которые замерзли от бондажа, он смеялся.

– Я никогда не узнаю тебя полностью, - ответил Сорен.
– Каждый раз, когда мне кажется, что я все это видел, ты ведешь меня к потайной двери и открываешь ее.

– В свою защиту, - ответила Нора, - она была красивой, и у меня очень давно не было секса.

– Когда это произошло?
– спросил он, соскальзывая с кровати и натягивая брюки. Он не стал надевать рубашку, и ее это вполне устраивало.

– В тот год, - ответила она, и больше ей ничего не пришлось говорить. Сорен знал, что означал "тот год". Они не говорили о "том годе", никогда не обсуждали тот год. На самом деле, они усердно делали вид, что того года не было.

– Понимаю.

– Мне жаль, - ответила она.
– Не хотела поднимать эту тему. Кровь покидает мой мозг, когда ты во мне.

– Я не злюсь, - Сорен налил воды в фарфоровую чашу и поставил ее на тумбочку. Он опустил белое полотенце в воду. Им он стер остатки свечного воска с ее тела.

– Я бы рассказала, если бы ты спросил, - ответила она, пока Сорен ополаскивал полотенце в чаше. Она развела ноги для него и теперь он смывал сперму с ее лона и внутренней поверхности бедер.
– Ты никогда не спрашивал, - напомнила она ему.

– Это был тяжелый год для всех нас, - сказал он.

– Я никогда не спрашивал тебя, чем ты занималась, пока меня не было.

– Страдал, - ответил он, глядя ей в глаза.

– Теперь вспомнила, почему не спрашивала.

– Звучит так, будто ты не страдала все время, пока тебя не было.

– Ты же меня знаешь. Если я не занимаюсь сексом, я немного схожу с ума.

– Тогда какое же у тебя оправдание в остальное время?
– спросил он и она игриво ущипнула его за руку. Он схватил ее за запястье и поцеловал ее, совершенно против ее воли. Ну, почти против ее воли. Частично. Она притворилась что не хотела этого.

После того, как он отпустил ее руки, она выбралась из кровати и нашла свой чемодан. Сейчас замок был полон гостей, и она работала весь день, отвечая на вопросы, принимая решения, добавляя последние штрихи. Если кто-то постучится в ее дверь - а это вполне вероятно, - ей, вероятно, следует одеться, прежде чем открывать. Она натянула черно-белые шелковые пижамные брюки и кружевную кофточку в тон. Она оставила ошейник только потому, что скучала по нему. У Нико она научилась тонкому искусству розжигу камина, и принялась за дело, складывая поленья.

– Так я получу свой приз?
– спросила она.

Прежде чем он успел ответить, дверь распахнулась, ржавые петли протестующе заскрипели. Кингсли ворвался в комнату и захлопнул за собой дверь.

– Какого черта?
– спросила она и поднялась.

– Вы должны спрятать меня, - сказал Кингсли, задыхаясь от бега.
– Она преследует меня.

– Кто? Селеста?
– спросила Нора. Кингсли весь день играл в прятки с дочкой.

– Джульетта, - ответил Кингсли. Он посмотрел на Сорена и сказал, - Снимай штаны, если хочешь сохранить мне жизнь.

– Ты уже использовал эту фразу раньше, - напомнил ему Сорен.
– И в прошлый раз она не сработала.

– Тогда я покойник, - ответил Кингсли, прислоняясь к двери.

– Зачем тебе понадобилось, чтобы Сорен снял штаны?
– спросила Нора.
– Я имею в виду, помимо обычной причины.

Кингсли указал на себя ниже пояса.

– Вот почему, - ответил он.

Нора посмотрела на него. Он был в черной рубашке, волосы собраны на затылке в хвост. Ступни босые, он походил то ли на пирата, то ли на разбойника, то ли и на того, и на другого, и в этом не было ничего необычного. За исключением одной вещи. Каждому мужчине на свадьбе уже определили официальный костюм.

И вместо его обычной одежды, Кингсли был в килте.

– У Джульетт фетиш на килты?
– спросила Нора, понимая панику Кингсли.

– Недавно обнаруженный фетиш на килты, - ответил Кинг.
– Вчера она заставила меня три раза, и уже трижды сегодня...

– Ты ее доминант, - напомнил ей Сорен.
– Удовлетворять ее потребности - твоя работа.

Кингсли проигнорировал его.

– Она охотится за мной для четвертого раза. Я человек, а не машина. Я чувствую себя оскорбленным, использованным...

– Ты слишком драматизируешь. Ты же знаешь, тебе это нравится, - сказал Сорен.

– Почему она продолжает называть меня Коннором в постели?
– спросил Кингсли.

– Это объясняет, почему она всегда заставляет меня смотреть с ней Горца, - сказала Нора, и встала перед камином.

Нора посмотрела на Сорена в ожидании его вердикта.

– Пожалуйста, не выгоняйте меня, - сказал Кингсли умоляющим тоном. – Клянусь, он отвалится, как только ее руки снова окажутся на мне.

Сорен вынес свой вердикт.