Девушка из бара

Наступило утро, дождь все так же продолжал лить. Братишка отправился в школу, а Тхюи отнесла циновки и одеяла к тетушке Нам и зашла в ближайшую швейную мастерскую — узнать насчет работы. Тхюи уже приходила сюда в дождливые дни и ей давали работу — обметывать петли. Если за утро ей удавалось обработать четыре комплекта одежды, она все-таки получала несколько пиастров. Это лучше, чем сидеть без дела и ждать, когда прекратится дождь. Вены на покрасневших, натруженных руках Тхюи набухли. За последние дни она заметно похудела. После бессонной ночи болели глаза, и Тхюи стоило больших усилий орудовать иголкой. Когда устают глаза, лучше таскать воду! Тхюи опять вспомнила разговор про старосту. Разве узнаешь, был ли среди тех людей ее отец? Как разыскать его? Отец, почему ты не ищешь меня? Если бы отец не ушел от них тогда, если бы взял их с собой, ей не пришлось бы идти в услужение к капитану Хюйену, не пришлось бы видеть слезы брата, которого обижали чужие люди, мадам Жаклин не залепила бы ей пощечину, и сейчас она не сидела бы здесь, в этой мастерской. Она ведь не боится ни трудностей, ни тяжелой работы. Лишь бы ее не били и не оскорбляли ни за что ни про что. Если бы рядом был отец, никто не посмел бы обращаться с нею так. Если бы рядом был отец…

— Сестричка Тхюи!

Она удивленно подняла голову. Перед ней стоял Ты в мокром плаще с книжками в руках. Глаза у него покраснели от слез. Бросив работу, Тхюи вскочила. Не успела она спросить, что произошло, как Ты сказал, всхлипывая:

— Меня… меня выгнали из школы, потому что мы не заплатили за ученье…

Тхюи сняла с мальчика мокрый плащик, утерла ему слезы.

— Я так этого боялась! У меня не хватало двадцати пиастров, чтобы уплатить сполна. Я постараюсь раздобыть эти деньги, и после обеда ты вернешься в школу.

Но и после обеда Ты не пошел в школу, потому что ей не удалось раздобыть денег. Тхюи пришла в отчаяние. Она готова была пойти на любую крайность, лишь бы только достать деньги и заплатить за учение брата.

Ей даже нечего было продать, кроме коромысел — единственного ее капитала, с которым она не должна была расставаться ни в коем случае — ведь тогда она не сможет заработать ни на еду, ни на одежду.

И тогда Тхюи решилась обратиться за помощью к своей бывшей подруге, жене счетовода Ким и к кухарке, вместе с которой она работала у мадам Жаклин. Может быть, они что-нибудь посоветуют? Но у мадам Жаклин был уже другой счетовод, и он ответил Тхюи, что кухарку рассчитали, а Ким по приказу хозяйки переведена в другой магазин — в Нячанге. В доме не осталось никого из тех, кого знала Тхюи. У нее не было иного выхода и она пошла к мадам Ванг, которая давала в долг под большие проценты, отличалась на редкость злым языком и невероятной грубостью — обычно, разговаривая с клиентами, она не выбирала выражений. Так говорили о ней в квартале. Но, несмотря на это, у нее всегда было полно посетителей. Мадам Ванг жила в собственной вилле, окруженной садом. Когда Тхюи проходила мимо дома мадам Ванг, она всегда видела, что от посетителей нет отбоя, иногда появлялась и сама мадам — всегда чем-то раздраженная, недовольная.

Мадам Ванг была женщиной тучной. Она превосходно одевалась, и вид у нее был неприступный. Глаза у мадам Ванг были подведены, она была так густо напудрена и нарумянена, что казалось, физиономия ее была обработана кистью маляра, на губах лежал такой толстый слой помады, словно тут поработал штукатур. Наверное, ей хотелось выглядеть женственной и мягкой. Однако наглость, алчность и жестокость были написаны на ее лице, это чувствовалось и во взгляде ее подведенных глаз, и в оскале острых желтых зубов, и в манере говорить — в каждом ее слове. Напускная слащавость не создавала никаких иллюзий насчет истинной натуры мадам и лишь вызывала чувство омерзения, поэтому клиенты мадам Ванг старались как можно быстрее покончить с делами и унести ноги из ее дома. Тхюи достаточно наслышалась о повадках мадам Ванг и все-таки решила пойти к ростовщице.

Едва она переступила порог, как секретарь мадам Ванг холодно объявил:

— Хозяйка не дает в долг маленькие суммы. Сто пиастров — это невозможно, нужно взять по крайней мере пиастров пятьсот, не меньше. Если вас это не устраивает, не беспокойте мадам зря, она очень занята.

— Но я могу взять лишь сто пиастров… — сказала Тхюи.

— В таком случае вам здесь больше нечего делать. И не отнимайте у меня время. — С этими словами секретарь закрыл расчетную книгу и поднялся.

Вконец отчаявшаяся Тхюи направилась в школу. Директор школы, увидев ее, сказал:

— Поверьте, я не могу оставить вашего брата в школе. Сегодня уже двадцать четвертое число, а плата за учебу до сих пор не внесена, стало быть, мальчика больше не допустят к занятиям. И без того мы относились к вам очень гуманно.

Голос у директора школы был раздраженный и усталый.

Ты ждал окончания разговора, прижав к груди книжки и кулачком вытирая слезы. Сколько раз Тхюи обещала самой себе, что никогда не допустит, чтобы брат плакал, и если кто-нибудь обидит мальчика и причинит ему страдания, она разорвет его в клочья! И вот теперь из-за нее, из-за ее нерасторопности Ты снова плачет. Это она во всем виновата — не успела вовремя достать деньги… Как поступить? Что предпринять? Она надеялась уговорить директора оставить мальчика в школе еще на несколько дней, пока она не раздобудет денег, но, как видно, это невозможно. Где же выход? Как раздобыть деньги, где…

Директор школы затянулся сигаретой и демонстративно углубился в бумаги, лежавшие на письменном столе… В кабинете воцарилась холодная, враждебная тишина.

— Благодарю вас за гуманное отношение, — сказала Тхюи, — и приношу извинения за беспокойство.

С этими словами она потянулась за своим ноном.

— Видите ли, — сказал директор еще более раздраженным тоном, — мой долг — отстаивать интересы школы.

Тхюи направилась было к выходу, и вдруг остановилась в дверях. Она задержалась.

— Господин директор, — Тхюи смотрела прямо в глаза своему собеседнику, — если я вас правильно поняла, интересы школы сводятся лишь к получению определенной суммы денег — платы за учение?

Директор поднялся и указал ей на стул.

— Присядьте, я хочу понять, что вы хотите этим сказать?

Тхюи села. Какие злые глаза у директора! Не обращая на это никакого внимания, Тхюи медленно заговорила:

— Господин директор, я понимаю, что, открыв частную школу, приходится нанимать учителей и платить им жалованье, приходится платить за аренду помещения — именно на это идут те деньги, которые ученики вносят за учебу. И чем больше школа получит этих денег, тем лучше, — совсем как в торговом деле!

Директор внимательно слушал. Тхюи подумала, что ее слова не могут не задеть этого человека, как и всякого другого, кто оказался бы на его месте. Обидные слова, сорвавшиеся с языка в минуту отчаяния… Однако она ошиблась: вспышки гнева не последовало. Напротив, директор спокойно затянулся, понимающе усмехнувшись.

— Вы хотите напомнить мне о прекрасной миссии педагога? Но если в наш век руководствоваться соображениями гуманности и долга, то немедленно вылетишь в трубу и умрешь голодной смертью. Поэтому у нас установлено твердое правило: в каком бы классе ученик ни занимался — пусть даже в выпускном, в числе тех, кто должен получить звание бакалавра, — если до двадцать третьего, в крайнем случае до двадцать четвертого числа не внесены деньги за учебу, из канцелярии приходит бумага о немедленном отчислении ученика из школы. Бывали случаи, когда мы удаляли ученика даже с экзамена. Я подчеркиваю, что исключений не делается даже для учеников старших классов, а для таких, как ваш брат, — и подавно.

Тхюи мало что уяснила из объяснений директора, хотя и сосредоточенно слушала его монолог. Она не совсем поняла, что такое «прекрасная миссия педагога», но смутно догадывалась, что речь идет о душевном благородстве тех, кто учит детей. Тхюи рассуждала по-своему, наивно полагая, что школы — будь то частные или государственные — существуют прежде всего для того, чтобы сделать людей грамотными, чтобы давать знания. И этим большим, благородным делом — организацией обучения — должны заниматься благородные люди. Такие слова, как «школа», «учиться грамоте», «учитель», были наполнены, по представлению Тхюи, каким-то особым содержанием… Так думала Тхюи. Но у нее не хватало слов, чтобы достаточно четко выразить свою мысль.

— Господин директор, — сказала Тхюи, взвешивая каждое слово, — если ученик посещает частную школу, он, конечно, должен платить за обучение. Но… может быть, детям из бедных семей можно оказывать какое-то снисхождение… Я так мечтала, — Тхюи посмотрела на директора умоляющими глазами, — я так мечтала, чтобы мой брат получил хотя бы начальное образование, я так тревожусь за его будущее… Я выбиваюсь из сил, но не всегда успеваю вовремя собрать нужную сумму…

Директор школы положил руку на спинку стула, нахмурился, рассеянно теребя край сукна, которым был застелен стол, казалось, он совсем забыл о сигарете, дымившейся в пепельнице.