Девушка моего шефа

— А если я исправлюсь, — тихо сказал я и осторожно погладил ее по мягким душистым волосам…

— Не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Я тоже останусь, какая я есть. Зачем портить друг другу жизнь?

— Вот вы где! — Доктор протянул руку Полине. — Я друг вашего… друга. Пойдемте, я представлю вас владельцу яхты мистеру Бэртоломью, Алэну Бэртоломью.

Я весь вечер наблюдал за Полиной, которая пользовалась явным успехом у мужчин. Я видел, как она перекочевывала из одних объятий в другие, и хотя все это происходило под добрую старомодную музыку Штрауса и Фримля и выглядело более чем пристойно, меня терзала ревность. В какой-то момент мне даже показалось, что я смог бы убить ее.

— Выпейте и расслабьтесь. — Доктор протянул мне высокий стакан, в котором плавали кусочки фруктов. — Вы напоминаете мне оперного Отелло без грима. Я же предупредил вас — никаких выяснений отношений. Она не изъявила желание вернуться домой?

— Я не спросил ее об этом. Зачем? Я не хочу, чтобы она снова стала наложницей этого индюка.

— Вы же сказали, что его зовут Львом.

— Какая разница? — Я пожал плечами и залпом выпил сладкую бурду, пахнущую ванилью и бананами. — Моя женщина должна принадлежать мне одному и никому больше.

— Тогда вам не стоит возвращаться домой.

Доктор сел на стул рядом и обнял меня за плечи.

— А как же наше пари?

— Черт с ним. Можем заключить другое. Хотите, чтоб я вам помог?

Остаток вечера мы с доктором были неразлучны. Я надирался под баюкающе красивые мелодии и выворачивал перед доктором собственную душу.

— Ты молодец! Ты — настоящий мужчина! — то и дело восклицал он и хлопал меня по плечу. — Мы заставим ее быть верной подружкой. Обязательно заставим.

— Полину нельзя заставить сделать что-либо силой, — возражал я.

— Еще как можно! Женщин надо учить. Смолоду. Иначе некому будет вынашивать и рожать наших детей.

— Мне не нужны дети, док. Мне нужна она, — бормотал я, все ниже и ниже клонясь к столу. — Знаешь, какие у нее дивные ямочки на попке? Нет, ты не знаешь и никогда не будешь знать. А вот я знаю. А еще пупок как у Ше-хе-ре-за-ды. — У меня заплетался язык. — Слыхал про такую, док? И вообще с ней можно провести тысячу и одну ночь и умереть. Я хочу умереть, док, слышишь?..

По сей день не пойму, как этому мерзавцу удавалось накачивать меня с утра спиртным. Силой он в меня не вливал — я это помню точно. И уговаривать не уговаривал. Просто предлагал. И я пил. С утра до вечера. Все это происходило на глазах у Полины.

Мы трое жили на вилле у этого красавчика Бэртоломью. Мне отвели самую убогую комнатушку в крыле для прислуги. Честно говоря, мне было на это наплевать — док отводил меня туда уже пьяного вусмерть. Что касается его, то он занимал большую комнату с террасой. У Полины были настоящие королевские апартаменты, куда меня не пускали лакеи.

Мое утро начиналось с шампанского, которым я запивал кофе с бриошами, сидя в шезлонге на докторской террасе, уступами спускавшейся к океану. Здесь это называлось европейским завтраком. Потом начинался ланч — череда экзотических закусок из морской рыбы, креветок, зеленых листьев, мелко нарезанных сырых грибов, разноцветных ломтиков, кубиков и кружочков тропических плодов. К обеду я успевал нагрузиться по ватерлинию — к ланчу подавали несколько сортов изумительных сухих вин, — и по большей части дремал за большим столом в апартаментах нашего хозяина под болтовню и смех незнакомых мне людей. Я видел, что Полина часто на меня посматривает, но я не знал, что выражал ее взгляд — мне было трудно сфокусировать глаза.

Несколько раз доктор брал меня с собой на вызовы. Я сидел на заднем сиденье его джипа, наслаждаясь прохладой от кондиционеров и попивая прямо из бутылки холодное пиво. Помню, он запирал меня в машине и надолго уходил.

Как-то он сказал:

— Завтра переезжаем в «Клубничный пирог».

— Ненавижу клубнику. У меня от нее аллергия.

— Я тоже не ем ее в сыром виде. Но в пироге она совершенно безвредна.

В тот момент на террасе появилась Полина. Я успел заметить, что у нее заплаканные глаза.

Доктор поднялся ей навстречу и обнял за талию.

— Ненавижу, — сказала она и всхлипнула. — Он сделал из меня настоящую шлюху.

Доктор шепнул ей что-то на ухо.

— Нет, это он во всем виноват! Я была такой наивной дурочкой!

Она выскользнула из рук доктора и приблизилась ко мне. Я сделал попытку встать, но доктор вовремя положил мне на плечо руку.

— Спокойно, — шепнул он мне. — У девочки нервный срыв. Не обращай внимания.

Я изобразил на своем лице, как мне казалось, всепрощающую улыбку.

— Свинья! — воскликнула Полина. — С каким бы удовольствием я расцарапала тебе рожу.

— Давай, моя девочка, царапай. — Я громко икнул и зажал рот ладонью. — Мы скажем Бэртоломью, что я заблудился в кактусовой аллее.

— Даже сейчас ты не можешь быть серьезным! — У Полины сорвался голос, и она в бессилии топнула ногой. — Фил, скажи ему, что он… последняя сволочь и падла вонючая.

Доктор ни слова не понял из нашего содержательного разговора, но по выражению лица Полины наверняка догадался, что это было не любовное объяснение.

— Тебе пора собираться. Да, совсем забыл. — Он полез в задний карман своих шорт и достал маленькую коробочку. — Алэн просил передать тебе вот это.

Она бросила равнодушный взгляд на кольцо.

— Настоящие бриллианты. Тысячи полторы долларов, не меньше.

Мне показалось на какое-то мгновение, будто она швырнет коробочку доктору в физиономию. Но она вдруг схватила кольцо и быстро надела на средний палец левой руки.

— Смотри! Тебе и за месяц столько не заработать! А я… я это заработала за каких-то три дня.

Она упала на диван и разрыдалась. Доктор поспешил ее увести. Он вернулся через пять минут и налил нам по полстакана сухого мартини.

— Все в порядке. Я предупреждал ее, что нельзя так много жариться на солнце.

— Док, почему Бэртоломью подарил ей такое дорогое кольцо? — спросил я, прихлебывая мартини. — Она что, спит с ним?

— Боже сохрани. — Доктор смотрел на меня широко раскрытыми удивленными глазами. — Он голубой, этот наш красавчик Бэртоломью.