Девушка на скале

— Я слышал, что собаки действительно чуют мертвецов, — сказал Дэвид.

— Конечно, они чуют, — не колеблясь, ответил отец Ролан. — Северные собаки всегда чуют, а мои в особенности: им часто приходилось сталкиваться со смертью. Раз двадцать за зиму, а иногда и больше мне приходится иметь дело с мертвецами. Собаки всегда сопровождают меня, они в воздухе чуют смерть. Но здесь… это бессмыслица! Здесь нет никакой мертвечины, если не считать подвешенного там мяса! — он снова пожал плечами, ворча про себя о глупости Мукоки. Затем, понизив голос, прибавил: — Вблизи Тэвиша собаки всегда вели себя странно. Я не могу объяснить, в чем тут дело. Возможно, в них говорит инстинкт. В его присутствии они неспокойны. Этот Тэвиш — необыкновенный человек. Я хотел бы, чтобы он уже пришел. Мне очень хочется, чтобы вы с ним встретились.

Словно в подтверждение того, что он вовсе не беспокоится о Тэвише, отец Ролан улегся на полу, завернулся в свои одеяла и через несколько минут заснул. Дэвид нервничал и не испытывал никакого желания последовать примеру своего спутника. В третий или четвертый раз за вечер он набил свою трубку и сел на край скамьи, прислушиваясь, не идет ли Тэвиш. Из всего того, что он слышал, он вынес уверенность, что Тэвиш должен прийти. Ему оставалось только ждать. В нем нарастало, вначале бессознательно, чувство враждебности к Тэвишу. Теперь его уверенность стала сильнее, чем когда-либо прежде: если он угадал правильно, Тэвиш — исчадие ада. Но скоро все выяснится. И если он прав, если Тэвиш сделал это… если там, в горах… Глаза Дэвида сверкнули, руки сжались. Не спуская взгляда с неподвижной фигуры отца Ролана, он дотянулся до кармана своей куртки, на которую долго смотрел. Его сердце оттаяло, суровые линии на лице смягчились.

— Не может быть, — прошептал он. — Она жива!

Ветер словно услышал его и отозвался более явственным стуком в стену.

Тук… тук… тук.

Дэвид спрятал карточку снова в карман и встал. Машинально он набросил куртку, подошел к двери, тихо открыл ее и вышел из хижины. Подобно большому белому диску, над его головой светила луна. Небо было усеяно звездами, и холодный, величественный свет заливал поляну вокруг хижины. Если Тэвиш, застигнутый темнотой, ждал восхода луны, то он уже должен скоро вернуться.

Дэвид дошел до угла хижины, оглянулся и ясно различил мясо, подвешенное к бревну, которое выдавалось из-под края крыши. Оно темной массой висело там, в тени, тихо покачивалось и мерно ударялось о бревенчатую стену. Дэвид направился к нему, глядя в это время на опушку леса, где послышался звук, напоминавший скрип полозьев. Он надеялся, что это возвращается Тэвиш. Стоя спиной к хижине, он несколько мгновений прислушивался. Затем он повернулся и оказался почти рядом с предметом, подвешенным к бревну. Луна осветила его, и… о ужас! он увидел лицо — человеческое лицо! Бородатое лицо с выпученным глазами, с открытым ртом, с застывшей гримасой агонии!

Со страшным криком Дэвид отскочил назад. Он бросился к двери, как слепой, нащупал щеколду, неуверенной, шатающейся походкой вошел в хижину и разбудил отца Ролана. Тот сел и уставился на него.

— Тэвиш… — задыхаясь, закричал Дэвид. — Тэвиш умер! — И он показал в угол хижины, откуда снова послышался стук.

Глава XII. «ХОРОНИТЕ ЕГО БЕЗ МЕНЯ»

Только позже Дэвид понял, как ужасно поразила отца Ролана весть о смерти Тэвиша. Несколько секунд отец Ролан не шевелился. Он окончательно проснулся, он слышал — и все же, вцепившись руками в одеяло, он безмолвно смотрел на Дэвида. Затем он медленно встал.

— Тэвиш умер! — хриплым голосом повторил Дэвид. — Он там снаружи… повесился… умер!

Умер! Он подчеркнул это слово, произнес его дважды. Отец Ролан все еще не отвечал. Он машинально стал одеваться; его лицо посерело; в его глазах нельзя было заметить ни ужаса, ни волнения: их взгляд словно застыл. Все еще молча, он направился к двери и вышел из хижины. Дэвид последовал за ним; они направились к тому месту, где Тэвиш обычно подвешивал свои запасы мяса, и через несколько мгновений уже стояли рядом с мертвым телом. Лунный свет играл на нем, придавая причудливый, страшный вид. Тэвиш, видно, не легко расстался с жизнью: его зубы оскалились, руки крепко сжались.

Отец Ролан с минуту смотрел на Тэвиша и только затем заговорил. Судя по его спокойному голосу, он пришел в себя. Но в его первых словах, как бесстрастно они ни были произнесены, заключался ужасный смысл.

— В конце концов… она заставила его это сделать. — Он проговорил это, смотря прямо в искаженное лицо Тэвиша.

Сильная дрожь пробежала по телу Дэвида. Она! Ему хотелось кричать. Ему хотелось знать. В этот момент отец Ролан, дотронувшись рукой до трупа, произнес:

— Его тело еще не остыло. Он умер недавно. Мне кажется, что он повесился не больше, чем за полчаса до нашего прибытия. Помогите мне, Дэвид.

С невероятными усилиями Дэвид овладел собой. Ведь здесь висит только мертвый человек. Над головой Тэвиша блеснул в лунном свете нож, которым отец Ролан перерезал веревку. Они уложили труп на снег; Дэвид пошел в хижину за одеялом, которым отец Ролан тщательно обернул мертвеца, чтобы тот не примерз к земле. Затем они вернулись в хижину. Отец Ролан сбросил свою куртку и развел огонь. Обернувшись, он, казалось, в первый раз заметил смертельную бледность Дэвида.

— Вы были потрясены, когда нашли его там, — сказал он. — Уф! Я не удивляюсь. Дэвид, я не говорил вам, но я ожидал все время какой-то трагедии. Я боялся за Тэвиша. Сегодня ночью, когда собаки и Мукоки предсказывали смерть, я взволновался, но, найдя в печке огонь, успокоился. Я думал, что Тэвиш вернется. Его собак тоже не было. Он, вероятно, освободил их прежде, чем покончить с собой. Ужасно, но справедливо. Я полагаю, что справедливо.

— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул Дэвид. — Я должен знать, почему он покончил с собой.

Его рука прижалась к груди, к тому месту, где лежала карточка. В этот момент он хотел ее вытащить и спросить отца Ролана, не это ли лицо — лицо девушки — преследовало Тэвиша.

— Я хотел сказать, что страх привел его наконец к самоубийству, — тихим, уверенным голосом, словно тщательно взвешивая слова, произнес отец Ролан. — Теперь я уверен, что он кому-то причинил ужасное зло, он боялся своей собственной совести, она преследовала его до тех пор, пока он не уплатил свой долг. И это все, что я знаю. Я хотел, чтобы Тэвиш доверился мне: я, может быть, спас бы его.

Отец Ролан снова надел свою куртку.

— Я иду за Мукоки, — сказал он. — Нам предстоит работа, и надо с ней покончить при лунном свете. Не думаю, чтобы вам хотелось спать.

Когда дверь за отцом Роланом закрылась, Дэвид успел уже прийти в себя от первоначального потрясения. Его мозг снова начал работать. Он не испытывал особого сожаления к повесившемуся человеку. Его угнетало нечто большее, чем разочарование: Тэвиш умер и унес с собой тайну, за обладание которой Дэвид отдал бы все, что имел. Почти в отчаянии он что-то бормотал про себя. Им овладело желание громко кричать о том, что Тэвиш обманул его; в нем зажглось бешенство; повернувшись к двери со сжатыми кулаками, он готов был броситься к мертвецу, чтобы вырвать из его глотки желанную тайну и заставить его потухшие глаза хоть на одно мгновение взглянуть на лицо девушки. Через секунду безумное желание исчезло. Неужели Тэвиш перед тем, как покончить с собой, не нашел нужным оставить объяснения своего поступка? Признания? Письма на имя отца Ролана, который, — Тэвиш это знал — возвращаясь на Север, должен был остановиться в его хижине?

Дэвид снова стал осматривать хижину. Он заглянул во все темные углы, осмотрел все стены, снимал одежду с деревянных крючков — нигде ничего не было. Тэвиш снова обманул его! Наконец его взгляд упал на сундучок. Дэвид попробовал приподнять крышку — сундучок оказался незапертым. В это время послышались неясно звучащие голоса. Отец Ролан вернулся с Мукоки, и они вместе прошли к тому месту, где лицом к луне лежал Тэвиш.

Опустившись на колени, Дэвид стал рыться в сундучке. Там он нашел несколько заржавевших инструментов, гвозди, засовы и еще много столь же неинтересных для него вещей. Дверь в хижину открылась. Дэвид встал и обернулся к вошедшим Мукоки и отцу Ролану.