Девушка на скале

— Здесь ничего нет, — сказал он. — Я не нашел ни одного оставленного им слова.

Отец Ролан не закрыл дверь.

— Мукоки поможет вам в поисках. Посмотрите в его одежде, висящей на стене. Тэвиш должен был что-нибудь оставить.

Он вышел, захлопнув за собой дверь. Несколько секунд он прислушивался, желая убедиться, не идет ли Дэвид за ним, а затем поспешно направился к телу Тэвиша и быстро развернул одеяло. Мертвец со своими открытыми стеклянными глазами на перекошенном лице имел ужасный вид. Отец Ролан вздрогнул.

— Я не могу догадаться, — прошептал он, как бы обращаясь к Тэвишу. — Я не могу догадаться… что заставило вас так поступить, Тэвиш. Но ведь вы не могли умереть, так ничего и не сказав мне. я знаю это. Письмо здесь, в вашем кармане.

Он наклонился, стал на одно колено и, глядя в сторону, принялся обыскивать карманы толстой куртки Тэвиша. На груди мертвеца он нашел письмо, аккуратно сложенное, написанное на нескольких листах, судя по толщине пакета. При свете луны отец Ролан мог легко прочесть слова: «Отцу Ролану, озеро Год. Лично».

Итак, Тэвиш не пал жертвой внезапного страха или припадка безумия. Он спокойно и деловито обдумал свой поступок. Спрятав пакет в свой карман, отец Ролан снова набросил одеяло на труп. Он знал, что лопата и заступ Тэвиша висели на задней стене хижины; он принес их, положил рядом с телом, а затем вернулся к Дэвиду и индейцу.

Те все еще безуспешно искали.

— Я осмотрел его одежду… там, — сказал отец Ролан и пожал плечами, давая понять, что его поиски были столь же безуспешны, как и их. — Можно его похоронить. Надо вырыть неглубокую могилу в том месте, где лежит его тело. Я уже отнес туда заступ и лопату. — Он обратился к Дэвиду: — Может быть, вы поможете Мукоки? Мне хотелось бы побыть одному.

Дэвид и Мукоки вышли из хижины. Отец Ролан подождал, пока не послышались удары заступа; затем он закрыл на засов дверь, сел к столу и достал из кармана исповедь Тэвиша. Развернув листки бумаги, он стал читать…

Земля под снегом сильно промерзла. В течение часа Дэвид и Мукоки попеременно работали заступом. Каждый раз, как наступала очередь индейца, Дэвид, отдыхая, думал о том, почему отец Ролан так долго задержался в хижине. Наконец Мукоки жестом дал понять, что их работа окончена. Затем он, обернувшись, внезапно вскрикнул. Дэвид тоже обернулся и застыл в изумлении.

В десяти шагах от них, освещенный луной, стоял отец Ролан. Казалось, что он пошатывается, точно больной. Движимые одной и той же мыслью, Мукоки и Дэвид бросились к нему. Отец Ролан вытянул руку, словно приказывая им не приближаться. Его смертельно-бледное лицо имело ужасный вид, почти такой же ужасный, как лицо Тэвиша. С неимоверным усилием он произнес странным, напряженным голосом:

— Хороните его без меня.

Отец Ролан повернулся и, пошатываясь, с трудом передвигая ноги, медленно пошел по направлению к лесу.

Глава XIII. ДОМА

Еще несколько минут после того, как отец Ролан скрылся в лесу, Дэвид и Мукоки стояли, не шевелясь. Удивленные, слегка ошарашенные переменой, происшедшей в мертвенно-бледном лице отца Ролана, взволнованные его странным голосом и нетвердой походкой, они смотрели, ожидая, не появится ли он снова из-за деревьев. Его слова до сих пор звенели в их ушах: «Хороните его без меня». Почему? Вопрос светился в горящих узких глазах Мукоки и едва не сорвался с губ Дэвида, когда, он, наконец, повернулся к индейцу.

Внезапно тишину нарушил ликующий крик, вырвавшийся из груди индейца, словно тому сразу все стало ясно. Он указал рукой на труп и с широко раскрытыми глазами произнес:

— Тэвиш! Он большой дьявол. Мей-ю!

Он торжествующе оскалил зубы.

Разве все это время он не говорил, что Тэвиш — дьявол, а его хижина полна маленьких дьяволят?

— Мей-ю! — закричал он громче прежнего. — Дьявол! Дьявол!

Быстрым, полным ненависти движением он подскочил к трупу Тэвиша, схватил его за обутую в мокасин ногу и к ужасу Дэвида злобно бросил его в неглубокую могилу.

— Дьявол! — прохрипел он снова и точно сумасшедший стал забрасывать тело мерзлой землей.

Дэвид ушел, не в силах больше переносить вида лица Тэвиша, забрасываемого комьями земли. Однако чувство ужаса не покинуло его и в хижине. Он положил дрова в печку и сел, ожидая возвращения отца Ролана. Ему пришлось долго ждать. Он слышал, как ушел Мукоки. Вокруг него снова начали возиться мыши. Прошло около часу, когда Дэвид услышал царапанье в дверь, а через мгновение раздался тихий визг. Он медленно открыл дверь. За порогом стоял Бэри. В полдень Дэвид дал ему две рыбины, и он знал, что не голод привел собаку в хижину. Какой-то таинственный инстинкт подсказал Бэри, что его хозяин один, и ему захотелось прийти к нему. Дэвид протянул руку, и Бэри уже готов был войти в комнату, как вдруг снег тихо захрустел под чьими-то ногами. С быстротой ветра, промелькнув серой тенью, Бэри исчез. Перед Дэвидом появилось лицо отца Ролана. Он молча отступил назад, и отец Ролан вошел в хижину. Он вполне овладел собой; улыбаясь, он сбросил свои рукавицы и с деланной веселостью стал потирать руки над огнем. Но в его поведении чувствовалась некоторая натянутость: только огромными усилиями ему удавалось что-то скрывать. Его глаза лихорадочно блестели; его плечи опустились, словно ему не хватало сил держать их прямо. Дэвид заметил, что он дрожал даже в то время, когда потирал руки и улыбался.

— Поразительно, как сильно это на меня подействовало, Дэвид, — произнес он извиняющимся тоном. — Моя слабость совершенно непонятна. Мне десятки раз приходилось видеть смерть, и все же я не мог выйти и еще раз взглянуть на его лицо. Невероятно, но это так. У меня сильное желание поскорее выбраться отсюда. Мукоки скоро придет с собаками. Мукоки говорит, что он дьявол. Во всяком случае, странный человек. Нам нужно забыть сегодняшнюю ночь. Мы должны забыть Тэвиша.

Затем, словно спохватившись, что он пропустил что-то важное, он прибавил:

— Я хочу побывать на его могиле прежде, чем мы тронемся в путь.

— Если бы он только подождал, — сказал Дэвид, едва сознавая, что он говорит. — Если бы только подождал до завтра или послезавтра…

— Да, если бы он подождал!

Глаза отца Ролана сузились. Дэвид услышал, как заскрипели его зубы, когда он, пряча лицо, наклонил голову.

— Если бы он подождал, — повторил опять отец Ролан. — Если бы Он только подождал!

Его руки медленно, непреклонно сжались, точно кого-то душили.

— У меня есть друзья в той стране, откуда он пришел, — с трудом проговорил Дэвид. — И я надеялся, что он сможет рассказать мне о них. Он, наверно, знал их или слышал о них.

— Без сомнения, — ответил отец Ролан, продолжая смотреть на печку и медленно разжимая пальцы. — Но он умер. Умер и похоронен. Мы не имеем больше права угадывать, что он мог бы сказать. Мы не должны строить догадки о прошлом умерших, как не должны выдавать тайн живых. Нам нужно забыть Тэвиша.

Его слова прозвучали для Дэвида, как похоронный звон: если он до последней минуты надеялся, что отец Ролан подробно расскажет ему о Тэвише, то сейчас эта надежда исчезла.