Девушка с девятью париками
Шрифт:
Медсестра Поук подключает меня к капельнице, и сегодня я ей помогаю. Я должна взять иглу и открутить розовый наконечник. Я мгновенно все порчу, я почти облила себя содержимым капельницы, прежде чем ее подключили к катетеру. Быть медсестрой не так легко, как кажется.
Позже, когда вместе с капельницей я спускаюсь вниз, моя ортопедическая грудь привлекает внимание людей в коридоре. В больничном кафетерии меня дожидается съемочная группа KWF – Голландского общества по борьбе с раком.
“Вы действительно превратили это в целую историю”, – говорит Инге, которая просит меня привлечь внимание к проблеме, чтобы крупнейший онкологический фонд Нидерландов смог заполучить еще больше доноров. И тут я снова играю роль гламурной пациентки. Они считают, что парики – самая интересная часть моей истории, с чем я соглашаюсь.
Женщина-оператор заканчивает работу раньше, чем я думала, и оставляет меня с сестрами и другими пациентами. Я немного болтаю с соседкой о том, как теряла волосы и как они отрастают, а разговор мы заканчиваем словами, что надеемся больше никогда не встретиться. Это, наверное, самое приятное и удачное завершение разговора для амбулаторной клиники.
Доктор Л. принимает шоколад с теплой улыбкой. Беспорядок не только на его столе – на полу покосившимися башнями высятся стопки историй болезни. Он извиняется за бардак и награждает меня фирменным рукопожатием. Мы обсуждаем мои анализы крови и следующий визит. Атмосфера уже совсем другая. Я здесь не потому, что надеюсь, что он вылечит меня, а потому, что надеюсь, что вылечилась и больше никогда не приду сюда снова. Мои анализы хорошие, следующий визит – обычная рутина. Я радостно сообщаю доктору Л., насколько мне лучше. Что я немного прибавила в весе и чувствую, как ко мне возвращается энергия. Что я точно знаю, что рака больше нет.
– Так что, уже пора вынимать катетер? Разве не надо его еще подержать, просто на всякий случай?
Доктор Л. качает головой.
– Вам же лучше, правда? Вы поправились.
Мы молчим минуту, а потом поднимаем головы и начинает говорить одновременно. В его глазах, как и в моих, проносятся мысли. Позади нас так много колебаний и нервов. Так много консультаций и разговоров, приведших нас к этой точке.
Он произносит то, чего я боюсь: “Я буду по вам скучать”.
Комок в горле. Ничего, кроме теплоты, к доктору Любимчику я не испытываю.
После капельницы я чувствую себя прекрасно. На улице вместо такси я сажусь в трамвай. По пути домой захожу купить книг и кофе. Мне хотелось прочесть роман Рэя Клууна “Пока мы рядом”, с тех пор как Шанталь убеждала меня, что в книге больше драмы, чем сенсации. Клуун написал лучшую в мире книгу о раке, о том, как умирала его жена, а он сам, пытаясь справиться с бедой, погряз в изменах и вечеринках. Понятно, почему у него так много врагов в лице жительниц Амстердама. На обложке – пара обуви. Женские кроссовки. Не знаю почему, но я уверена, что они мне знакомы. С Клууном под мышкой я захожу в Finch. Уже почти пять, на Ноордермаркт становится многолюдно, и я с радостью слежу за суетой и суматохой вокруг. Сейчас, когда закончилась моя последняя химия, все это звучит и выглядит совсем иначе.
Я сижу в кафе, пока одежда не пропитывается табачным дымом и запахом пива, по утрам выбираюсь из постели, чтобы пойти с Аннабель на пилатес, сплетничаю с друзьями. Я вернулась.
Понедельник, 13 февраля
Сейчас, когда закончилась пятьдесят четвертая неделя и доктор Л. в последний раз пожал мне руку, я больше не больна. Сегодня я писательница. Это гораздо лучше изучения экономических формул на меловой доске ради будущего, которого у меня может и не быть. Мне сказали, что я поправилась, но я все еще не могу в этом окончательно увериться. Покуда я не уверена в завтрашнем дне, я не возвращаюсь к тому стилю жизни, когда годами могла обдумывать свои несбыточные мечты. Лучше уж я буду писать о дне сегодняшнем.
Я начинаю делать заметки. Мы с ноутбуком хорошо друг друга дополняем. Утром я просыпаюсь и немного пишу. Завтракаю, и у меня появляются кое-какие идеи. Ложусь в постель и пишу еще немного. Слова все прибывают. Я пишу день напролет. Кажется, что это мне суждено, что так и должно быть. Я с легкостью перешла из одного мира в другой.
Четверг, 16 февраля
Идет снег, снежинки переливаются за моим окном тысячами искр. Одетая в черное платье и очень тонкие колготки, которые после первой же носки порвутся быстрее, чем плотные, я забираюсь в незнакомый автомобиль.
Дискотечный блеск и яркие парики. Повод – запуск новой лодки для вечеринок в индустриальном районе Амстердама, хорошая тема для репортажа. И это вечеринка париков, что для меня еще и лучше. На моем кавалере – Галстуке – полосатый бархатный костюм. Мои длинные светлые волосы вряд ли сегодня кого-то впечатлят, все эти сумасшедшие прически поражают воображение, пришедшим со смехом вручают парики. Розовые кудри, белые струящиеся локоны, черные афро.На сцене среди потных любителей вечеринок Галстук подходит и встает рядом со мной, очень близко. Мое тело обтянуто платьем из тонкого трикотажа, плотно облегающего бедра. Волосы Бебе бешено летают вокруг меня, а мои губы подпевают музыке. Я чувствую себя свободной, тем более зная, что Робу не принадлежит ни одной частички Бебе. Рука Галстука медленно проводит вниз по моей спине, а затем снова поднимается наверх. Это повторяется несколько раз, пока я не оборачиваюсь и не смотрю пристально прямо в голубые глаза. Это наше время. Он становится более настойчивым. Его рука спускается все ниже, и вот он уже игриво проводит пальцами вокруг моего пупка. Одно движение, и я вся покрываюсь мурашками. Еще одно, и я полна непреодолимого желания. Мы смотрим друг на друга и хотим одного и того же. Его теплая рука проскальзывает в мою, и мы исчезаем. Прочь от танцпола, прочь от потных тусовщиков. Начала я этот вечер как Бебе, а заканчиваю как Чиччолина – светлый парик, в котором больше секса, чем стиля, мне дарят в качестве сувенира.
– Хочешь зайти на посошок? – спрашивает он меня. На часах – час ночи.
– А ты нальешь мне чашечку чаю? – спрашиваю я, радуясь тому, что не надо расставаться с ним прямо сейчас. Мы карабкаемся вверх по длинной крутой лестнице – я делаю все возможное, чтобы не споткнуться на высоченных каблуках, – и проходим мимо ванной в темных тонах и спальни в кухню. Я притормаживаю, чтобы поправить незнакомый парик.
– У меня есть только шиповник, – Галстук явно не любитель чая. Пока мы ждем, когда закипит чайник, кухню электризуют многозначительные взгляды. А в следующий момент его губы уже на моем лбу, щеках, осторожно продвигаются прямо к губам. После нескольких часов напряжения мы наконец целуемся и не хотим друг друга терять. Мне нужно больше – еще больше губ, рук, особенно рук. Мы исчезаем в соседней комнате. Его губы медленно продвигаются все ниже. Его пальцы осторожно проскальзывают внутрь. Я шумно дышу, мое тело извивается. Мы занимаемся любовью, и я хочу расслабиться полностью, но не могу. Я вижу иголки, белые халаты, доктора Л., а затем и Роба. Слеза течет по моей щеке, а потом по руке. Я думаю о Робе и о том, что между нами было. Ничего похожего я сейчас не испытываю.
Я думаю о том, как здесь оказалась. Я хочу расслабиться, оставить все позади, обзавестись новыми вещами и знакомствами, но не могу. По крайней мере, внутри своей собственной истории я в безопасности.
Я засыпаю, тихонько плача, и просыпаюсь в слезах. Тут темно, и я несколько раз моргаю, чтобы различить очертания комнаты. Меня охватывает чувство ужасного одиночества. Я лежу на правом боку, повернувшись спиной к другому человеку, лежащему со мной в одной постели, только наши ноги едва соприкасаются. Я поворачиваюсь и подползаю к теплому сонному телу, желая избавиться от внезапной пустоты внутри меня. Но чем ближе я придвигаюсь к нему, тем дальше я от себя самой. Роб вспышками мелькает в моих мыслях, в моем сердце. Это больно. Незнакомое тело, рядом с которым я свернулась калачиком, кажется холодным и чужим.
Пятница, 17 февраля
Утром за кофе я встречаюсь с Яном. Замечает ли он, что я проплакала всю ночь? Что этим утром, когда город был еще темным и сонным, я смывала свою грусть под душем? Наверное, нет. Как может он это увидеть, если даже я, засыпая, забываю об этом? Во мне много всего незамеченного. Не только теми, кто меня окружает, но и мною. Каждый день я начинаю все заново.
Вот и снова они. Смены настроения. Внезапные слезы. Спонтанные рыдания. Я нарезаю лук и плачу, ядовитые слезы превращаются в водопад. Первые слезинки катятся по щекам. Я чувствую их на губах и слизываю языком. Соленые. Я продолжаю резать лук на разделочной доске в ритме дыхания, пытаясь успокоиться. Непростая задачка. Путь от прогнозов и консультаций в больнице к беззаботным стаканчикам вина и тематическим вечеринкам в париках был долгим. Я сбегаю в ночь от своих ужасных слез.