Девушка с обложки

Клодин принялась хлопотать над кофеваркой и не слишком удивилась, услышав сзади:

— Вы не в курсе, что с Дорной?

— Нет.

Он снова замолчал — спросила сама Клодин:

— Вы ее хорошо знаете?

— Да... Нет... Мне было шестнадцать, когда мы познакомились. Мне — шестнадцать, а ей — почти двадцать. И она... она была добра ко мне. — Клодин обернулась — Ришар сидел, улыбаясь так, как улыбаются мужчины, когда вспоминают что-то, о чем не хотят говорить — но и забывать тоже не хотят. Встретился с ней глазами и продолжил: — Это длилось всего месяц, чуть больше, потом каникулы кончились и я вернулся в школу, а она в университет. Все. Конец истории. С тех пор мы виделись порой, но «Привет!» — «Привет!» — и пошли дальше, словно ничего и не было. — Пожал плечами. — Сам не знаю, зачем я вам все это рассказываю. Глупо, наверное...

— Ничего не глупо. — Она вздохнула и потрепала его по макушке. — Идите есть — все уже готово.

Через минуту Клодин воочию убедилась в справедливости утверждения человека в маске: «Молодой здоровый парень. Ничего страшного». Она бы, наверное, в таком состоянии о еде не могла и думать, Ришар же, увидев перед собой блюдо с теплым, соблазнительно пахнущим пряностями рисом и целым жареным цыпленком (спасибо Зияду — расщедрился!), принялся уплетать их за обе щеки. Прервался лишь, чтобы спросить:

— А вы? — Приглашающе подвинул блюдо в ее сторону.

— Спасибо, я уже. — Про диету и про то, что сегодня она собирается ограничиться лишь йогуртом, объяснять не хотелось.

— Что там, снаружи, творится? Я слышал ночью выстрелы, взрывалось что-то... — спросил Ришар, продолжая перемалывать зубами курицу.

— Я сама мало что знаю, — Клодин сглотнула слюну: крылышко с поджаристой корочкой, которое он только что оторвал от тушки, выглядело особенно аппетитно. — Кажется, взорвался вертолет.

— Вас тоже в каюте запертой держат?

— В основном да. Но я много времени провожу у шейха. — Неловко улыбнулась — не хотелось, чтобы Ришар подумал что-нибудь не то. — Он меня приглашает в шахматы играть. Ну и... по дороге кое-что удается увидеть и услышать.

— А как вам удалось ко мне пробиться?

— Тоже шейха попросила, — пожала плечами Клодин.

— Они что — его слушаются? — Он оторвался от курицы, взглянул удивленно.

— Нет, но... он старый и уважаемый человек, их единоверец, — попыталась она, как могла, объяснить ситуацию. — Поэтому они, хоть к захватили его яхту, но тем не менее к нему относятся с определенным пиететом. И если он на чем-то настаивает... тем более когда речь идет о такой мелочи, как позволить мне вас навестить — не перечат.

— И вы можете свободно ходить по яхте?

— Нет, что вы — с конвоиром, он и сейчас за дверью ждет.

Недаром сказано «Заговори о черте — а он уж тут» — не прошло и минуты, как дверь отворилась и на пороге вырос Зияд.

Клодин вздохнула и встала.

— Ну все, мне пора...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «...Иногда разгадка очевидна, буквально в глаза бросается — а на глазах будто шоры, смотришь и не видишь...»

Абу-л-хаир то бродил по гостиной, то уходил в кабинет, то молча сидел у камина, уставившись на искусственный огонек, плясавший на не менее искусственных поленьях. Вид у него был какой-то подавленный.

Как не хотелось Клодин расспросить его и насчет «бармена», и насчет ночного происшествия — может, он знает что-то еще? — но самой завязывать разговор было неудобно, а он желания общаться не проявлял.

Поэтому она расположилась на уютном диванчике в углу гостиной, прихватив в библиотеке несколько книг. Открыла томик Ростана, начала было читать — но уже через несколько минут опустила книгу и уставилась в окно, вспоминая, как объясняла сегодня Ришару, почему террористы во многих вопросах идут навстречу шейху: «он старый и уважаемый человек, их единоверец...» И чем дальше, тем менее убедительным ей самой казалось это объяснение.

Пассажиры и команда — заложники. Террористы — угроза их жизни. А вот шейх — кто он?

Пленник, как и все пассажиры? Нет, едва ли... Сейчас она ясно вспомнила: ни один из террористов не направил на Абу-л-хаира автомат, никто ни разу не толкнул его — вообще пальцем не тронул... Только ли в том дело, что он, как и они, мусульманин?

А он временами вел себя с ними как хозяин с прислугой — и не боялся, если что-то ему не нравилось, открыто проявлять недовольство. Вчера хватило нескольких его слов — и распаленному, уже считавшему ее своей добычей старпому пришлось отступить не солоно хлебавши. И сегодня тоже, Зияд упомянул Абу-л-хаира — и это имя подействовало на автоматчиков как холодный душ.

Так кто же он — заложник, жертва преступников — или... или, может быть, наоборот — один из тех, кто ими командует?!..

До сих пор, если у Клодин и возникали какие-то подозрения в отношении Абу-л-хаира, она гнала их от себя: «Шейх? Да нет, чепуха; такой влиятельный, уважаемый и богатый человек — как он может быть связан с террористами?! Нет, нет — они просто его уважают... потому что он их единоверец!».

Но ведь если принять эту идею, то все объясняется, даже то, что один из автоматчиков — Зияд — фактически находится у него в услужении: варит ему кофе, по поручениям бегает... Ее, опять же, охраняет — тоже, несомненно, не по доброте душевной, а потому что ему так приказано.

Шейх в очередной раз встал, подошел к окну и выглянул наружу — после чего ушел в кабинет. Клодин проводила взглядом бесшумно скользившую по ковру худую фигуру в белом, похожую на волшебника из какого-нибудь диснеевского мультфильма; подумала: а может, все ее умопостроения — чепуха, и на самом деле Абу-л-хаир вовсе не виноват, может, он сотрудничает с террористами лишь потому, что его вынудили к этому — например, шантажом?

Как бы то ни было, ясно одно: с теми, кто захватил яхту, он как-то связан, пользуется среди них определенным влиянием и знает о них куда больше, чем говорит...

Дважды приходил человек в маске, они с шейхом уединялись в кабинете. Выходя оттуда, главарь неприязненно поглядывал на Клодин, словно подозревая, что она подслушивала под дверью — так ей, по крайней мере, казалось, хотя сквозь прорезанные в белом пластике отверстия глаз было не видно.

Вскоре появлялся и шейх — еще более мрачный, чем раньше; снова садился у камина. О Клодин не вспоминал; лишь когда часа в четыре Зияд выставил на столик все атрибуты «кофепития по-арабски», Абу-л-хаир обернулся и махнул рукой:

— Присоединяйтесь.

Она подошла, села на кожаный, расшитый золотом пуфик.

Заодно подсмотрела, как шейх общается с Зиядом — практически без слов: щелчок пальцами, скупой жест — и перед ней появилась чашечка; еще щелчок — и парень чуть ли не бегом принес откуда-то блюдо с запомнившимся ей еще с первого дня на яхте крупным розовым виноградом и краснобокими персиками.

— Я обычно днем не ем, но вы, если хотите...

— Нет-нет, мне вполне хватит кофе и фруктов, — быстро перебила Клодин и улыбнулась. — Тем более что и профессия моя накладывает на еду определенные ограничения.