Девушка у обочины

Хочу, чтобы он смотрел на меня, касался, поэтому… пусть так и будет. Заставляю себя убрать руки и цепляюсь за его широкие плечи. Чувствую, как мышцы перекатываются под кожей, как Адам не сводит с меня глаз, как самоуверенная ухмылочка касается его губ и как он проводит большим, указательным пальцем по моей щелочке.

Я чувствую, словно острие горячего ножа пронзает меня глубоко внутри, внизу живота. Жар влажный, густой, всепроникающий. А затем его палец медленно движется от края киски вниз, замирает и скользит наверх. Двигаясь вверх, Адам пальцем чуть раздвигает складочки, и стон срывается с моих губ. Глаза закрываются, но я не позволяю. Заставляю себя смотреть. Заставляю глаза оставаться открытыми и смотреть, как его палец скользит вверх и вниз, раскрывая медленно, медленно, снова и снова, продвигаясь чуть дальше с каждым движением. А потом он во мне, его палец внутри киски аж до второй фаланги. Ладонь обращена вверх, палец согнут. Глаза смотрят на меня, наблюдая за каждой моей реакцией. Мой взгляд тяжелеет, трепещет от болезненной наполненности его пальцем, внутри я вся горячая и мокрая, и становлюсь еще более влажной от его прикосновений. Влага стекает, уверена, что с меня уже капает, и мне стыдно, но Адам, кажется, не замечает этого.

Или, может быть, замечает. Он вынимает палец из меня, и я вдруг чувствую себя такой пустой. А потом, убедившись, что я смотрю, он кладет свой указательный палец в рот - палец, который только что был внутри меня. Я вытаращилась на него в недоумении, не в силах сказать ни слова. Это унизительно и эротично в равной мере, и не знаю, как реагировать, поэтому, не показывая своего отношения, просто смотрю на него. Его палец, блестящий от слюны и смазки, скользит в меня снова, медленно входя, и я, боясь вторжения, выдыхаю стон.

Сладкая боль во всем теле. Напряжение внутри увеличивается и увеличивается, растет с каждым благодарным, полным горячего желания взглядом, охватывающим мое тело, с каждым нежным, умелым прикосновения его рук и рта на моей коже. Все внизу ноет, и знаю, что только Адам может снять это напряжение, может в конце концов дать облегчение, которое мне необходимо.

Он скользит пальцем вверх и находит причину терзающего меня напряжения: клитор. Жар, влажность, напряжение и потребность, все находится там: он это знает, и, нащупав, нажимает пальцем на твердый, как алмаз, комочек нервов, и мне приходится прикусить губу, чтобы не стонать слишком громко.

— Тебе нравится это, Дез? — его голос, как низкий рокот, идущий из глубины груди.

— О да.

— Хочу услышать, как ты это говоришь.

— Мне это нравится, — говорю я.

Он снова кружит вокруг клитора, не трогая меня прямо там, и я не понимаю даже, хуже это косвенное давление или лучше. Все, что осознаю, это кружение и потирания пальцем, что заставляет меня извиваться, а бедра двигаться; жар и напряжение закручиваются спиралью все выше и перемещаются ближе к поверхности.

Тогда он ударяет клитор кончиком пальца, и мне приходится заглушить очередной стон.

— Не сдерживайся, — рычит он. — Дай мне услышать тебя.

Он хочет, чтобы я была шумной? Зачем?

Все мысли стираются, как только Адам снова начинает выписывать пальцем круги, и мои бедра начинают двигаться, независимо от контроля. Я не могу остановить их. Должна. Понимаю, что должна. Схожу с ума, и мне стыдно. Но не могу больше контролировать себя.

Адам управляет мной прикосновениями.

Слишком поздно сдерживать громкий стон, когда он снова бьет по клитору и одновременно, наклонившись вперед, берет затвердевший сосок в рот. Стон громкий и неприлично хриплый, но это, кажется, только заставляет его прикасаться ко мне быстрее, сосать грудь все более жадно.

Затем он подталкивает меня назад, и я падаю на матрас. Мои ноги свешиваются с края кровати, и я понимаю, что обнажена, еще и бедра широко раскрыты для него. Ощущаю его пристальный взгляд и чувствую, как его палец движется внутри меня, опускаясь с клитора к входу, скользя внутрь, а потом выходя. Глаза непроизвольно закрываются, и я чувствую себя переполненной всего лишь от одного пальца, а потом как-то даже более наполненной, раскрытой почти до боли, я с усилием открываю глаза, приподнимаюсь на локтях, чтобы увидеть, что Адам уже ввел в меня два пальца. Они не двигаются, и мне интересно, чувствует ли он преграду, если, конечно, можно почувствовать девственность пальцами. Если и чувствует, то ничего не говорит. Адам просто вкручивает пальцы в меня и двигает ими. Это так хорошо ощущается, что я падаю на кровать, закрываю глаза, и бедра поднимаются в такт движениям его руки.

Веки закрыты, поэтому не вижу, что он делает. Не осведомлена о многом, но постоянно увеличивающееся, словно надувной шарик, болезненное напряжение нарастает внутри меня; я так потрясена, что захожусь в безмолвном крике, когда чувствую что-то влажное, жесткое, скользкое и горячее у щелочки. Чувствую, как Адам всасывает клитор, потом поглаживает его языком, отчего постанываю, хнычу и даже не могу вспомнить наши имена. Я осознаю, что ничего, ничего подобного никогда не чувствовала.

Открываю глаза, оглядываю тело и вижу его лицо, зарывшееся между моими бедрами и двигающееся из стороны в сторону, его язык ударяет по моему клитору все быстрее и быстрее. Дерьмо, дерьмо, дерьмо... этого я никогда не забуду: широкие плечи Адама, изгиб мощной спины, короткие колючие черные волосы и ощущение языка в своем самом чувствительном, самом личном, самом деликатном месте; меня опаляет пламенем, и стон вырывается сквозь сжатые зубы. Я двигаю бедрами у его рта, задыхаюсь в безудержной страсти; язык щелкает по клитору с голодной истовой скоростью. Обхватив мою задницу руками, Адам приподнимает меня с кровати, будто ничего не вешу, и подтягивает меня к себе, и, о боже, черт подери, закидывает одну ногу, затем другую к себе на плечи, пока сам дико движется вместе с языком, отчего мои бедра вращаются, благодаря энергии беспощадного жара.

Это нереально.

Это не происходит на самом деле.

Этого не может быть.

Однако, это так.

И тогда я издаю дикий звук, кричу, стиснув зубы, мир вокруг сжимается, мое тело разрушено, все внутри трясет и взрывается. Я выгибаюсь, и Адам рычит в киску, его пальцы двигаются внутрь и наружу и задевают что—то глубоко внутри меня, что делает взрыв еще горячее и жар пронзает еще более остро.

Мои бедра сжимаются вокруг его шеи, пятки царапают его спину, бедра двигаются сами по себе. Я кричу и не понимаю, что эти звуки исходят от меня, не осознаю ничего в этом ошеломляющем хаотичном мире, где все стрелы экстаза впиваются в вены, мышцы и поры, отчего становится жарче, чем на солнце, пока Адам судорожно сжимает мою задницу и сосет клитор. Он играет на моем теле, как на инструменте, словно Адам - виртуоз, а я - его скрипка, поглощая каждый звук и дрожь и превращая их в музыку.

Я не могу дышать, не могу ничего сделать, кроме как дрожать, хныкать и стонать, и, в конце концов, его рот отрывается от меня. Мое тело опускается на кровать, а Адам пристраивается рядом, глядя на меня сверху вниз.

— Ч-е-р-т подери, — задыхаюсь я. — О, боже.

Я смотрю на него. Рот блестит от влаги, и в ужасе осознаю, что это моя влага размазана у него на лице. Смотрю, как он проводит по губам ладонью, вытирая до предплечья, и краснею. Адам понимающе ухмыляется и рукой скользит по моему животу вверх, к груди. Он теребит указательным пальцем сосок, и я вздрагиваю, настолько все ощущая, что даже легкого, нежного прикосновения слишком много.

Я смотрю на широкие плечи, на мощные грудные мышцы, на огромные, как ствол дерева, руки, сильные скульптурные кубики его пресса, а потом вижу набухший толстый член, оттопыривший эластичную серую ткань боксеров Кельвин Кляйн.

Адам пока наблюдает за мной.

Я поворачиваюсь к нему, протягиваю руку и кладу на его бок. Он не двигается, даже не моргает. Затем пробегаю пальцами по твердой коже, пока не подбираюсь к резинке его трусов. Я могу это сделать?

Эмоции перемешались. Я девственница не потому, что не чувствую желания, ханжа или из-за религиозных убеждений; я девственница, потому что испытала вещи, которые вызвали глубокие раны внутри, оставили толстые шрамы и непроходимые стены между мной и внешним миром. Девственница, потому что не доверяю никому, кто бы смог причинить боль. Но я чувствую желание. Потребность. Мне больно и одиноко. Я двадцатидвухлетняя девушка с такими же гормонами, желаниями и аппетитами, как и у любой другой, но до настоящего времени страх и недоверие одерживали победу.

Сейчас, почему-то, по причинам, которые не понимаю, побеждает желание. Побеждает влечение и безрассудство. Адам – настоящий мужчина. Он огромный и сильный, сексуальный и красивый, но также добрый, забавный, надежный и простой, несмотря на славу и богатство.

И я хочу его.

Хочу прикоснуться к нему и увидеть, как он выглядит абсолютно голым. Хочется увидеть его член и дотронуться до него. Чтобы Адам целовал меня, потерялся во мне и потеряться в нем. Хочу вместе с ним погрузиться в это, и к черту будущее и последствия.