Девушка у обочины

Я усмехаюсь ему:

— Французские тосты и бекон.

Адам ставит чашку на тумбочку, идет в прихожую и снимает металлические крышки с тарелок, перекладывает бекон из одной тарелки в другую, где тосты и омлет, и приносит обе тарелки к кровати. Затем раскладывает их у изножья, а после возвращается за приборами, маслом, сиропом и графином с кофе. Наконец усевшись на кровать рядом со мной, Адам тянется к тарелке с французским тостом и беконом и вручает мне вместе с вилкой и ножом, а потом берется за свою тарелку.

— Налетай, детка, — говорит он.

Я сижу, скрестив ноги, и пытаюсь придумать способ, как бы поесть, одновременно удерживая простынь. Адам смотрит на меня несколько секунд, борясь с ухмылкой.

— Что? — спрашиваю я, кидая на него искоса свирепый взгляд.

Он пожимает плечами, пока улыбка мелькает на его губах и сразу же исчезает.

— Ничего. Ты просто так чертовски мила, что это просто смешно.

— И что это значит...? — подстегиваю его.

Адам отправляет в рот кусочек яйца и говорит после того, как прожевывает несколько раз.

— Ты вдруг стала такой скромной. Это просто забавно.

Я вздыхаю.

— В тот момент меня ничего не волновало, но сейчас все по-другому. Я не... я даже не переодеваюсь перед Рут, хотя знаю ее уже много лет, и мы разделяем эту каморку каждое лето.

— Почему? — интересуется Адам, хватая с пола свою футболку и протягивая ее мне.

Я гляжу на него с благодарной улыбкой.

— Почему, что? — нарезаю французский тост маленькими квадратиками и откусываю кусочек. Не могу удержать стон блаженства, когда насыщенный вкус взрывается во рту. Это не французский тост из «Айхоп»²⁸. Это необычный изысканный тост, поджаренный со специями и ингредиентами, которые не могу определить, но понимаю, что никогда прежде такое не пробовала.

— Вкусно, да? — говорит Адам. — Почему тебе так некомфортно быть голой?

Я пожимаю плечами, уткнувшись глазами в завтрак, чтобы избегать контакта глаз.

— Просто. По многим причинам.

Адам вздыхает и несколько раз кусает тост. Думается, что он переваривает услышанное.

— Ты ведь действительно ничего не рассказала мне о себе, — в итоге говорит он.

— Это не так, Адам. Я просто... не вижу смысла. — Цепляю кусок французского тоста, обмакиваю в сироп и ем, запивая кофе.

И опять Адам отвечает не сразу:

— Не имеет смысла больше узнать друг о друге?

— Не совсем так. — И наконец смотрю на него. Он возмущен, судя по выражению лица. — Я имею в виду, не похоже, что и ты откровенничаешь со мной.

Адам соскребает остатки яиц в кучу.

— Что ты хочешь знать? — смеется он, но в этом смехе нет никакого юмора. — В смысле, то, что нельзя найти в Гугле.

Я тяжело вздыхаю от досады и отставляю тарелку в сторону, уже пустую, за исключением бекона, который решила оставить напоследок.

— Адам, боже. Речь идет не об информации. Я уверена, что ты расскажешь мне все, что захочу узнать. И не сомневаюсь в этом. И я ничего не скрываю.

— Тогда расскажи мне что-нибудь. Хоть одну гребаную вещь.

— Зачем? — Я откусываю маленькие кусочки бекона. — Какой в этом смысл? Давай не будем придумывать то, чего нет, Адам.

Он рычит в раздражении.

—Ты продолжаешь говорить это. Как понять - то, чего нет? Я думал, что мы это уже проходили.

— Адам. Ты же не занимаешься сексом с тем, кого ты знаешь только сорок восемь часов и потом думаешь, что это будет союз, заключенный на небесах. Особенно, когда ты собираешься уехать. Это все, о чем хочу дать понять. — Я не должна испытывать разочарование, когда чувствую, что он не согласен. — Я отлично провела время, Адам. Ты удивительный. Все было просто невероятно. Честно, это были лучшие два дня в моей жизни, правда. Так что, спасибо.

— Так ты собираешься сказать, что не почувствовала... не знаю, как выразиться... связь? Ты не почувствовала это прошлой ночью? — Он сверлит меня глазами, и я отчаянно пытаюсь отрицать то, что в них вижу.

Я должна защитить себя и не могу пойти на это. Не могу позволить ему узнать, что я тоже почувствовала это, что все еще чувствую. Нельзя привязаться к нему. Не могу позволить эмоциям вырваться из клетки. Поэтому лгу:

— Возможно. Не знаю. Это был невероятный секс. — Что есть правда, которую, надеюсь, выпалила случайно. Не то, чтобы у меня было с чем сравнивать.

Адам долго смотрит на меня; его глаза пронзительные, требовательные и открытые. Я отчетливо вижу его эмоции. Вижу, что он что-то почувствовал, так же, как и я. Но это еще ничего не значит. Адам уезжает, и мы никогда не увидимся, так какой во всем смысл? Я стараюсь сохранить взгляд безразличным. На это уходит все силы. У меня есть жизненный опыт в укрытии эмоций, опыт в отрицании боли от одиночества, боли от кулаков или ремня приемного отца, боли от невозможности соответствовать, быть частью чего-то, иметь настоящий дом. Я знаю, как блокировать все это, как притвориться, что мне не больно. Знаю это так же, как и дышать, потому что всегда это делаю, делала и буду делать. Я представляю, как по кирпичику выстраивается высокая и крепкая стена в моем сердце, в душе, в чувствах.

После долгих секунд Адам залпом выпивает кофе и ставит чашку на столик с нарочитой аккуратностью, как будто борется с желанием разбить ее. И после он встает, расправляет плечи, выдыхает и уходит с принужденным контролем на балкон, закрывая за собой дверь.

Я остаюсь на месте, все еще притихшая и бесчувственная.

Но не могу оставить его в таком состоянии. Не могу уйти и позволить ему думать, что это ничего не значит для меня, или отойти в сторону, не тогда, когда вижу боль в его опущенных плечах, когда Адам наклоняется, облокачиваясь локтями на перила балкона.

Сегодня солнечное, прекрасное утро - на небе ни облачка. Чайка пролетает за окном, крича и махая крыльями. Адам стоит совершенно неподвижно, его широкая спина напоминает каменную скульптуру из мышц и кожи. Я хочу пойти туда, провести руками по его спине, плечам. Хочу поцеловать каждый позвонок. Почувствовать его кожу, скользя руками под резинкой трусов. Я хочу еще побыть с ним.

Мои ноги несут меня туда. Я не в силах остановить их, хотя знаю, что бы ни случилось дальше, я по-прежнему закрыта и не смогу его впустить. Но у меня нет сил побороть движения ног и остановить руки от желания открыть раздвижные двери. Не могу одернуть ладони от прикосновения к нему.

— Передумала? — спрашивает Адам, не поворачиваясь.

Мои губы прижимаются к его широкой спине между лопаток. Хочу ответить «Да». Но не могу ему врать. Я не передумала, а если скажу, Адам узнает правду. Если он посмотрит на меня, то поймет. Так что я просто потрогаю его. Поизучаю мускулистую грудь, медленно вычерчивая ладонями круги. Адам опускает голову, будто знает, почему я не отвечаю на его вопрос. Может, нет? Конечно же, знает. Он такой умный и проницательный и каким-то образом может читать меня. Адам делает глубокий долгий вдох, его грудь вздымается.