Девушка в поезде

По другую сторону запертой двери я слышу, как смеется Скотт, и покрываюсь холодным потом. Я вскакиваю на ноги, бегу к окну, открываю его, высовываюсь как можно дальше и, едва не падая, зову на помощь. Я зову Тома. Но это бесполезно и бессмысленно. Даже если бы он по какой-то случайности и оказался у себя в саду, то все равно бы меня не услышал – расстояние слишком велико. Я смотрю вниз, теряю равновесие и едва не срываюсь. Потом с трудом втягиваю себя обратно в комнату, чувствуя, как внутри все дрожит, а горло перехватывает от рыданий.

– Пожалуйста, Скотт, – молю я, – пожалуйста…

Я ненавижу себя за заискивающие, угодливые нотки в голосе. Я опускаю глаза на заляпанную кровью футболку, и тут до меня доходит, что кое-какие варианты у меня все же имеются. Я беру рамку, высыпаю остатки разбитого стекла на ковер, выбираю самый длинный осколок и осторожно засовываю его в задний карман.

На лестнице слышны шаги. Я отступаю к дальней от двери стене. В замке поворачивается ключ.

У Скотта в одной руке моя сумка, которую он бросает мне под ноги, а в другой – клочок бумаги.

– Ни дать ни взять Нэнси Дрю [5] ! – произносит он с ухмылкой и читает писклявым голосом: – «Она сбежала с любовником, который дальше у меня будет значиться как «В». – Он хохотнул. – «В» сделал с ней что-то плохое… Скотт сделал с ней что-то плохое…» – Он комкает листок и бросает к ногам. – Господи, ты и вправду убогая!

Потом оглядывает комнату и замечает лужу рвоты на ковре и кровь на футболке.

– Твою мать! Чем ты тут занималась? Пыталась свести счеты с жизнью? И сделать за меня мою работу? – Он снова смеется. – Надо бы свернуть тебе шею, но не хочется пачкаться. – Он отступает в сторону. – Убирайся вон из моего дома!

5

Нэнси Дрю – известный литературный и киноперсонаж девушки-детектива, созданный Эдвардом Стратемаэром. Произведения о ней переведены на 45 языков мира.

Я хватаю сумку и направляюсь к двери, но у самого порога Скотт ловким боксерским движением буквально выныривает передо мной, и я боюсь, что он остановит меня и снова схватит. Наверное, в моих глазах написан такой ужас, что он начинает хохотать. Я все еще слышу его смех, когда захлопываю за собой входную дверь.

Пятница, 16 августа 2013 года

Утро

Я практически не спала. Я выпила полторы бутылки вина, пытаясь уснуть, унять дрожь в руках и успокоить нервы, но это не помогло. Стоило мне начать погружаться в дремоту, как я тут же в испуге вскакивала. Мне казалось, я чувствую его присутствие в комнате. Я включила свет и сидела, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы, к шагам прохожих. Я смогла заснуть только под утро, когда уже начало светать. Мне снова приснилось, что я в лесу. Рядом находился Том, но мне все равно было страшно.

Вчера я оставила Тому записку. Выбежав из дома Скотта, я домчалась до дома номер двадцать три и принялась барабанить в дверь. Я была в ужасе, и меня не смущало, что Анна может оказаться дома и мой визит ее наверняка не обрадует. Дверь никто не открыл, я нацарапала записку и сунула ее в их почтовый ящик. Мне все равно, что ее может увидеть Анна – мне даже хочется, чтобы она ее увидела. Текст был довольно туманный – я написала, что нам надо поговорить об одном дне. Я не стала упоминать Скотта, потому что не хотела, чтобы Том отправился к нему разбираться – кто знает, чем это может закончиться?

Едва оказавшись дома, я сразу позвонила в полицию. Сначала, правда, выпила пару бокалов вина, чтобы немного успокоиться. Я попросила соединить меня с инспектором Гаскиллом, но его не было на месте, так что пришлось разговаривать с Райли. Это был не лучший вариант – Гаскилл отнесся бы ко мне с большим пониманием и добротой.

– Он силой удерживал меня в доме, – сказала я ей. – И угрожал.

Она поинтересовалась, как долго меня «удерживали силой». Эти кавычки буквально звучали в ее вопросе.

– Не знаю, – сказала я. – Может, минут тридцать.

Повисло долгое молчание.

– И он угрожал вам. Расскажите, в чем именно заключалась угроза?

– Он сказал, что свернет мне шею. Сказал… что надо бы свернуть мне шею.

– Надо бы свернуть вам шею?

– Сказал, что свернул бы, но не хочет пачкаться.

Она помолчала, потом спросила:

– Он ударил вас?

– Нет. Схватил.

Она снова помолчала и наконец поинтересовалась:

– Миссис Уотсон, а что вы делали в доме Скотта Хипвелла?

– Он просил меня прийти. Сказал, что ему нужно со мной поговорить.

Райли глубоко вздохнула:

– Вас предупреждали, чтобы вы держались от этого дела подальше. Вы лгали ему, говорили, что были подругой его жены, рассказывали всякие небылицы человеку, – позвольте мне закончить, – который в лучшем случае пережил сильнейшее потрясение. Это в лучшем случае. А в худшем – он может быть опасен.

– Он опасен! Именно это я и пытаюсь вам втолковать, неужели непонятно?

– Вы нам все усложняете – появляетесь там, лжете ему, провоцируете его. Мы расследуем убийство. Вы должны это понять. И вы мешаете продвижению расследования, вы можете…

– Какому продвижению? – взорвалась я. – Вы ни черта не продвинулись! Говорю вам, он убил свою жену! Там есть фотография, на которой они сняты вместе, – и рамка разбита! Он в бешенстве, не контролирует себя…

– Да, мы видели фотографию. Мы обыскали весь дом. Но рамку нельзя считать уликой.

– Так вы не собираетесь его арестовывать? Она снова тяжело вздохнула:

– Приезжайте завтра в участок. Напишете заявление. А дальше посмотрим. И знаете что, миссис Уотсон? Держитесь от Скотта Хипвелла подальше.

Кэти пришла домой, увидела, что я пью, и расстроилась. А что я могла сказать в оправдание? Как все объяснить? Я просто сказала, что мне жаль, что так вышло, и ушла наверх, как обиженный подросток. Там я легла и стала ждать звонка от Тома. Но он не позвонил.

Я проснулась рано, проверила телефон (ни одного звонка), вымыла голову и стала готовиться к собеседованию: руки у меня трясутся, и комок в животе не рассасывается. Я вышла из дома раньше, потому что мне надо зайти в полицейский участок и написать заявление. Не думаю, что от этого будет толк. Они никогда не воспринимали меня всерьез и вряд ли станут делать это теперь. Интересно, что должно произойти, чтобы они перестали считать меня фантазеркой?

По дороге на станцию я постоянно оглядываюсь назад и, услышав неожиданный вой полицейской сирены, буквально подпрыгиваю от страха. В участке я поднимаюсь по ступенькам, держась как можно ближе к металлическим перилам, чтобы успеть за них ухватиться, если вдруг в этом возникнет необходимость. Я понимаю, как это глупо, но сейчас, когда я узнала, каков Скотт на самом деле, я чувствую себя абсолютно беззащитной. Теперь я не питаю на его счет никаких иллюзий.

Вторая половина дня