Девушка, змей, шип

– Ло-ле. Это была она, не так ли? – грубо потребовал он. – Вечно ты за ней хвостом ходишь. Ну ничего, скоро это прекратится. Как только она выйдет за Соруша и станет шахбану, на тебя у нее времени не останется.

Рамин скрестил руки на груди и пристально взглянул на Сорэйю.

– Может, хоть тогда ты оставишь ее в покое. Если уж не ради ее репутации, то хотя бы ради репутации своей семьи. Я догадывался, что ты примешься совать ей палки в колеса. Потому-то и держал ее подальше от тебя.

Сорэйя почувствовала, как годы одиночества и разочарования сплелись в узел у нее в животе. Слова Рамина подействовали на нее не хуже удара под дых.

– Так это из-за тебя мы не виделись?

– Делов-то. Не пристало кому-то вроде Ло-ле скрываться. Всего-то и понадобилось, что отвлекать ее новыми друзьями из числа придворных, пока она и думать про тебя не забыла.

Сорэйя застыла на месте. Ей казалось, что кровь ее обратилась в жидкий огонь и стремительно течет по венам. Рамин всегда ее раздражал, но она находила в себе силы не обращать на него внимания и двигаться дальше. Но тот огонь, что пылал в ней теперь, никуда не денется. Он пожрет их обоих заживо.

«Тебе следовало бы бояться!» – подумала она вновь. Но теперь не риторически, сдаваясь перед ним. Подумала, осознавая правдивость этого утверждения. Подумала с угрозой. Раз он считал, что может делать ей больно, смеясь в лицо, раз он хотел испытать ее терпение, то ему придется иметь дело с последствиями. Она даже почувствовала некоторое облегчение от того, что все ее невзгоды можно было сосредоточить на чем-то конкретном. Вернее, на ком-то конкретном. Ком-то, к чьему лицу она могла прикоснуться.

– На самом деле, не важно, как именно ты узнала, – продолжил Рамин. – Я ни за что не пропущу тебя к диву, учитывая, что ты такое.

Сорэйя подняла голову, и на ядовитую кожу ее шеи упал свет.

– И что же это я такое, Рамин?

Она сделала шаг навстречу. Между ними почти не осталось свободного пространства: кто-то должен был отступить.

Но Рамин остался на месте. Он даже не шевельнулся, не желая признавать, что Сорэйя опаснее его. Она задумалась, что произойдет, если она протянет непокрытую руку и остановит ее рядом с его лицом. Перестанет ли он строить из себя удалого молодца? Уступит ли ей?

Тут ее рука принялась подниматься сама собой, и ей в голову пришла неожиданная мысль: «Если Рамин умрет, Соруш и Ло-ле будут вынуждены отложить свадьбу».

Столь же внезапно эта мысль сменилась воспоминанием о выражении лица Ло-ле, хорошо ей запомнившемся еще с детства. В год их случайного знакомства Сорэйя убедила себя в том, что либо див солгал о ее судьбе, либо проклятие с течением времени спало. Ей хотелось проверить это предположение. Одним весенним утром они с Ло-ле ждали у окна, пока на него не села бабочка, хлопая оранжевыми крыльями. Сорэйя протянула к ней руку и аккуратно дотронулась до окаймленного черным крыла кончиком пальца. Та бабочка была первым живым существом, к которому она прикоснулась в сознательном возрасте. Она же была и первым, кого Сорэйя убила в сознательном возрасте: ее крылья дернулись пару раз, и бабочка застыла.

Но в память ей врезалась не сама бабочка, а горькое выражение лица Ло-ле. Навернувшиеся ей на глаза слезы. Ее поджатые губы и попытки не расплакаться. Тогда Сорэйя поняла, что огорчила Ло-ле, пожелав нечто, что было ей недоступно.

Она отошла от Рамина, осознавая, что едва не натворила. Осознавая, как бы это отразилось на нем, Ло-ле и ней самой, она крепко обхватила талию руками в привычном жесте покорности. Руки у нее ходили ходуном. Ей казалось, будто они расстроены из-за отнятой у них возможности. Но Сорэйя не хотела гибели Рамина. Она не хотела убивать ни его, ни кого бы то ни было еще. Ее проклятие не было для нее предметом гордости, она им не наслаждалась. Сорэйя ненавидела представлять опасность, ненавидела сделавшего ее такой дива. Только так она чувствовала, что не похожа на чудовище из своих кошмаров.

– Сорэйя? – обратился к ней Рамин, делая шаг вперед.

– Оставь меня в покое, – выпалила Сорэйя, стараясь говорить шепотом.

Ей хотелось сказать ему: «Это тебе следовало бы сжаться от страха и отступить». Но сейчас она не могла позволить себе гневных высказываний. Гнев так и норовил выплеснуться. Сорэйя еще крепче обхватила талию, немного склонив плечи вперед. Гнев и стыд пытались задавить друг друга и возобладать над ней, и оттого она приняла пристыженную позу. Так было безопаснее.

– Забудь. Мне не стоило об этом просить.

Она не видела его лица, так как склонила голову. Но она слышала, как он раздраженно вздохнул.

– Тут ты права. В любом случае лишь шах способен даровать право посетить дива. Отправляйся в свои покои и забудь о нем.

Сорэйя проигнорировала гнев, вспыхнувший в ней из-за того, как Рамин отослал ее. Она отвернулась и поспешила обратно в гулистан – за стены, которые не давали ей желать недоступного.

4

Пришел день Новруза. Проснувшись утром первого дня нового года, Сорэйя поднялась с кровати и оделась. Сегодня у нее была цель.

Обычно в подобный день Сорэйя делала бы все возможное, чтобы не покидать покоев. Сегодня дворец откроет свои врата для всех желающих, и его сады заполнятся людьми всех сословий. Будет среди них и сам шах, хоть ему и предстояло провести часть дня в приемном зале, где ему будут преподносить дары. Но в остальное время он мог расхаживать среди людей и праздновать вместе с ними.

Слова, сказанные Рамином напоследок, не шли у Сорэйи из головы всю ночь: «Лишь шах способен даровать право посетить дива».

Застать шаха одного было непросто. Большую часть времени его окружала стража, к тому же рядом с ним почти всегда находились либо спахбед, либо Таминэ. Даже если бы Сорэйя воспользовалась потайным ходом, она бы сначала наткнулась на стражника. Тогда ей бы пришлось объяснять, зачем она пыталась подкараулить самого могущественного и охраняемого человека в Аташаре. Но сегодняшний день отличался от других. Соруша, конечно, будут тщательно охранять, но он будет расхаживать под открытым небом. А потому добраться до него будет проще. К тому же он будет в хорошем расположении духа. А Новруз, как-никак, – день дарения подарков. Возможно, он будет склонен исполнить единственное, о чем она его когда-либо просила. Мать отказала ей в этом, но Соруш главнее: если он позволит Сорэйе увидеть дива, Таминэ останется лишь согласиться.

Сорэйя была одета в искусно пошитое зеленое платье и золотую парчу, надеть которую ей раньше не представлялось повода. Она вышла из своих покоев через гулистан и направилась в переполненный сад, где собрались празднующие. Дети окружили пожилого сказителя, разыгрывающего сценки из сказаний об отважных героях, под листьями кипариса. До нее доносились обрывки музыки и песен, исполняемых музыкантами и бардами. Они пели и оды легендарным царям, и грустные баллады о трагических любовных историях. Прямо перед дворцом возвышались четыре сложенные из глинобитного кирпича колонны. Их возводили ежегодно, по одной на каждое время года. Сверху на них была высажена чечевица, чьи ростки должны были принести изобилие в грядущем году. В саду было расставлено множество невысоких столов, уставленных золотыми мисками с фруктами, миндалем в глазури, выпечкой и выложенным в форме ульев пишмание. Последнее яство служило украшением, но дети нет-нет да и утаскивали кусочек-другой. В воздухе витали ароматы гиацинта и розовой воды, наводящие на мысли о весне.