Девушки и единорог

Капитан Макмиллан, высокий мужчина сорока двух лет с пышными усами морковного цвета, казался слишком крупным седоком для своей лошадки.

Леди Августа передала ему через служанку отказ разместить его людей. Капитан невозмутимо распорядился занять свободные сараи. Рассвирепевшая леди Августа вышла к нему сама, чтобы посоветовать убираться. Капитан показал ей бумагу, позволявшую ему реквизировать от имени Ее Величества любое строение, территорию, повозки, лошадей, инструменты и людей, которые он сочтет необходимыми.

Леди Августа заявила, что пожалуется королеве. Капитан с одобрением воспринял эту идею. Останавливать размещение полицейских он не стал.

Для леди Августы нашлось одно утешение: когда-нибудь полицейские переселятся в новые бараки, а ей останутся приведенные в порядок сараи Гринхолла.

Возможно, капитан рассчитывал, что ему предложат комнату в особняке, но оказанный ему прием разрушил эти надежды. Конечно, капитан мог потребовать комнату от имени королевы, но он все же предпочел спать вместе с рядовыми полицейскими на слежавшейся за много лет соломе, населенной множеством насекомых, жадно набросившихся на людей и не позволявших им уснуть. В два часа ночи он поднял весь личный состав, и через полчаса отряд направился на задание. Весь день они, используя местных полицейских, обыскивали все крестьянские лачуги подряд и спрятанные среди лесов и торфяников убежища. Они обнаружили трех раненых фениев, сожгли приютившие их хижины, перестреляли скот и собак и доставили хозяев, включая малолетних детей, в тюрьму Донегола. Один из раненых по имени Конан Конарок скончался по дороге, и его тело бросили в болото.

Вечером полицейские вернулись в Гринхолл, окруженные аурой ужаса и молчания.

Выведенный из себя безжалостно грызущими его насекомыми, капитан поднялся рано утром, поскакал к ближайшему озеру, разделся и бросился в воду. Когда он плавал, кто-то крикнул ему из кустов:

— Бог проклянет меня, если я выстрелю в голого человека! Выходите из воды и оденьтесь!

Капитан, обругавший себя за неосторожность, добрался до своей одежды, валявшейся на берегу. Схватив револьвер, он выстрелил по кустам.

— В таком виде вы напоминаете мне мою свинью! — насмешливо ответили ему из кустов. — Наденьте хотя бы штаны!

Покраснев от ярости и стыда до корней волос, капитан бросил револьвер, поспешно напялил штаны и снова принялся стрелять по кустам.

— Это вам за Конана Конарока! — сообщили кусты.

Настигшая капитана Макмиллана пуля вошла ему в левое плечо, и так как он стрелял, лежа на земле, отклонилась от ключицы, пробила легкое и, вращаясь, превратила в фарш остальные внутренности.

Он только успел подумать: «Мама. кажется, я умираю.» И действительно умер.

Капитана заменил лейтенант Фергюсон, полицейский из Донегола. Прослужив здесь три года, он уже неплохо разбирался в обстановке. Проводимые им репрессии отличались массовостью и жестокостью. Тюрьма в Донеголе быстро заполнилась под завязку. Ему удалось найти два склада оружия; предупрежденный доносчиком, он захватил судно, доставлявшее неизвестно откуда оружие и боеприпасы для фениев. Команда суденышка была расстреляна, оружие уничтожено.

Лишенные снаряжения повстанцы были вынуждены свернуть большинство операций. Светлые летние ночи стали почти спокойными. Ходили слухи, что предводитель фениев отправился в Америку за деньгами и оружием.

* * *

Посаженный одновременно со строительством дома плющ опутал его западную стену густым покрывалом. Гризельда, будучи ребенком, часто использовала его, чтобы спускаться в сад ранним утром, когда все в доме еще спали. Босая, непричесанная, она использовала узловатые плети плюща как естественную лестницу. Оказавшись за несколько секунд в саду, она лакомилась только что созревшими ягодами, после чего с кошачьей ловкостью карабкалась к своему окну и снова засыпала в еще теплой постели.

Этой ночью она воспользовалась детской привычкой, чтобы встретиться с Шауном. Она напялила похищенное у Молли черное платье служанки, конечно, слишком широкое и короткое для нее, что, впрочем, только облегчило ей спуск. Волосы, собранные на ночь в пучок, тяжелой массой болтались у нее на спине. Она свернула их, закрепила заколками и накрыла платком, частично закрывавшим также лицо. Дождавшись поглотившего луну большого облака, она шагнула через подоконник и тенью скользнула вниз.

Шаун ожидал ее у подножья башенки так называемого «американского порта». Начался прилив, но море все еще плескалось далеко внизу. Им пришлось пройти по влажным водорослям, расползавшимся под ногами, чтобы добраться до лодки, покачивавшейся на мелкой воде. Шаун помог Гризельде забраться в лодку, оттолкнул ее от берега и в последний момент запрыгнул в нее сам. Они отошли от берега на веслах, затем Шаун поднял на мачте небольшой кусок полотна; этот жалкий парус, захвативший немного ветра, повлек их в открытое море.

Шаун сел на мокрую доску рядом с Гризельдой и перехватил доверенный ей румпель. Ночь была очень светлой, даже когда луна скрывалась за облаками. Они плыли точно на запад. В узком проливе между островами Колоколен и Соляным сильное встречное течение почти остановило их, но Шаун, оказавшийся не только хорошим механиком, но и весьма опытным моряком, справился с течением, после чего перед ними открылось освещенное луной безбрежное пространство волнующихся вод, пустынное вплоть до берегов Америки.

Гризельда, забывшая захватить с собой плащ, дрожала от холода. Заметивший это Шаун снял куртку и набросил ее на плечи девушки. Гризельде хотелось смеяться и в то же время плакать. Поступить так, как Шаун, мог и принц, и ломовой извозчик; она мечтала о капитане великолепного парусника, но очутилась вместе с шофером на вонючей рыбацкой лодке. Она переживала карикатуру на свои мечты; тем не менее, это было настоящее приключение с налетом таинственности.

Шаун отклонился к югу, держа курс на выступавший из воды огромный белый призрак. Это был остров Белый, самый западный остров в архипелаге Сент-Альбан. Эми как-то рассказывала Гризельде, что остров внезапно поднялся из воды, словно вынырнувшая на поверхность моря обнаженная женщина, в тот день, когда королева Маав, пришедшая в Ирландию во главе племен древних кельтов, погибла в схватке с вторгшимися из-за моря завоевателями. Она была похоронена на острове, и с тех пор сложенная из камней пирамида охраняла морскую границу Ирландии. За прошедшие столетия ни одно растение, будь то дерево, цветок, травинка или мох, не смогло вырасти на белой скале. Только чайки непрерывно кружились над островом, венчая его своей белизной и своими криками.

Гризельда однажды принялась расспрашивать отца об этом острове. Сэр Джон знал, что на его вершине воздвигнут огромный тур из камней, вероятно, отмечающий захоронение какого-то вождя. Его возведение относилось к мегалитической эпохе, что, конечно, нельзя было считать точной датировкой. Сооружению могло быть как две, так и четыре тысячи лет, если не больше. Возможно, он был того же возраста, что и дольмен на острове Сент-Альбан, и был возведен теми же древними строителями.

Любопытно, что на Белом острове никогда не производились раскопки. Каждый раз, когда археологи проявляли к нему интерес, им приходилось отменять свои планы, потому что они не могли найти рабочих. На самом острове никто не жил, а рыбаки с соседних островов отказывались по самым разным причинам помогать археологам. Когда задумаешься об этом, многое представляется странным. Что известно о королеве Маав? В общем-то ничего. В разных мифах можно найти упоминания об этой ирландской королеве, но все они рассказывают разное об этой древней кельтской воительнице. А ее имя. Маав. Оно похоже на имя египетской богини Маат. Считалось, что она была дочерью солнца и символизировала дыхание жизни. Известна еще Мааб, королева фей в англосаксонской мифологии. Возможно также, что это не имя, а слово «мав», название чайки в древнем германском языке.

Завороженная волшебством древних мифов, Гризельда некоторое время молчала. Потом прошептала:

— Морские птицы. Феи. Дыхание жизни. Это все об одном и том же.

Сэр Джон, с удивлением посмотревший на дочь, улыбнулся:

— Да, может быть. Есть и другие аналогии. Например, одним из имен королевы Маав было Майяв, что заставляет вспомнить про Майю, дочь Атласа. [21] Ее полюбил Зевс, от которого у нее был сын Гермес [22] . Иногда поклонявшиеся Гермесу изображали бога в виде груды камней.

21

Атлас (Атлант) — в греческой мифологии сын титана Иапета и нимфы Климены, поддерживавший столбы, на которых покоится небесный свод. Согласно Гесиоду, он был одним из титанов, восставших против Зевса, за что и был обречен вечно поддерживать небеса. Иногда скульпторы изображали А. держащим на плечах земной шар.

22

Бог плодородия, покровитель музыки, посланник богов. Имя происходит от слова «герма» (греч.), так назывались камни, служившие межевыми знаками.