Девяностые приближаются

Мы поясняем, лицо мамы светлеет. Она, улыбаясь, смотрит на дочку так, как смотреть только мамы могут на любимого ребёнка.

– Правильно, что идёте проведать её! Взрослые совсем уже! У неё и телевизора нет, наши раз в неделю к ней заглядывают, – говорит Фаранова-старшая.

– А что с ней? – интересуюсь я.

– Сложный перелом ноги, ещё месяца три срастаться будет, – ответила мама, подтвердив мои убеждения о том, что никакой врачебной тайны нет в деревне.

– Может тортик ей купить? – размышляю вслух я.

– Лучше уж колбасы, бедно она живёт, – удивляет меня мама.

– Ей больничный, что ли, не платят? – спрашивает Аленка.

– Платят, как не платить, но надбавки за классное руководство уже нет, дополнительных часов нет, премий – тоже, – поясняет её мать. – У неё нет непрерывного стажа в восемь лет, да и пяти нет, был перерыв два года назад, а это значит – 60% от заработка всего оплатят. Травма бытовая, больничный с шестого дня, но это мелочи.

Идём к бараку, он далековато от поликлиники, и ветер задувает так, что мы насквозь продрогли.

– Давай ко мне зайдём? Погреемся? – предлагаю Фарановой.

– Приставать будешь? – в лоб спросила подружка.

– Не знаю, что и ответить.Сейчас скажу «нет», а ты и не пойдёшь, – шучу я.

– Толя, ты дурак? – смеется Аленка.

Блин, как хорошо молодым быть!

Дома уже встал отец, но настроение не похмельное злое, а похмельное предвкушающее. Отцу на работу четвёртого, и все это время он намерен пить. Всем остальным на работу второго, вроде. А у отца санобработка в начале года в цеху.

– Бать, а можно я возьму колбасы, что в маленьком холодильнике, – приходит вдруг мысль мне накормить математичку.

– Зачем тебе? Боишься, что на улице оголодаешь и подружку покусаешь? – шутит батя и сам смеётся своей шутке.

– Учительницу проведать хотим, а у неё зарплата небольшая, вернее на больничном она, – говорю я и вываливаю подробности под взором отца.

– Так! Я с вами пойду, может, у неё и холодильника нет, а может она и обидится, как за подачки. Не спорь! – жестко говорит батя, в принципе, здравые вещи.

– Нет, я сам разберусь. Если хочешь, завтра её навестим вдвоём. Холодильник зимой не особо нужен, а подарить правильно я смогу, – спорю я, жалея, что не могу объяснить, что я сам взрослый человек и уж косяков не напорю детских.

К процессу подготовки подарка подключается бабуля, греющая уши из кухни, и наш визит начинает меняться с визита вежливости на какой-то гуманитарный конвой.

Выкидываю половину банок! Оставляю палку колбасы копчёной, бабушкиных фирменных котлет, пяток уже готовых и десятка полтора замороженных. Бабуля выделила бутылку шампанского из своих запасов, а отец коробку конфет! Откуда она у него? И врёт, мол, забыл мне вчера отдать. Из банок в моей спортивной сумке разные соленья, литров пять. Короче, нагрузился я прилично. Фаранова смотрит на всё это большими глазами, и иногда одаривает меня таким ласковым взглядом, что дыхание перехватывает. Чувствуется, произвели мы на неё впечатление! А то всё – двоечник, хулиган, неряха!

Глава 12

Глава 12

Идём по ветру к бараку, что у нас вместо общаги был раньше. Сейчас это вроде дома престарелых. Одноэтажная постройка довольно старая, хотя и крепкая. Строили ещё пленные немцы. В самом бараке двенадцать комнат и живут там, в основном, старушки. Но и у школы есть пара комнат, в одной и живёт который год Вера Николаевна. Иду и думаю, что ничего в школе не поменяется в будущем, если захочешь немного больше денег получать – бери лишнюю нагрузку. Вход в барак мне тоже не понравился – наледь кругом, неприбрано.

Заходим в коридор, здесь тепло, стучимся в нужную дверь, открывает учительница.

– Ох, ничего себе сюрприз! – с деланым весельем говорит она, а может и не с деланым, а бахнула по случаю праздника? – Заходите! Толя вырос как! А что с сумкой, из дома выгнали, решил у меня пожить?

Мы смеемся все втроём. Комната большая, метров восемнадцать, туалет и душ в бараке общие, в конце коридора, там же находится умывальник на четыре раковины, а кухни общей нет. Поэтому в комнате у учительницы имеется и газовая плитка, и стол для приготовления пищи.

– Сейчас чайник поставлю, – заторопилась математичка.

Ходит она с помощью костыля, но на ногу, вроде, наступает.

– А у нас и шампанское есть! – выпалила Фаранова.

– Шампанское! Детям? А вы уже взрослые что ли? – говорит учительница, а у самой чертенята в глазах.

– Это папа передал, – говорю я и достаю шампанское и конфеты. – А это от моей бабули!

На столе появляются банки с соленьями.

– Это ещё зачем? – взгляд Веры Николаевны строжеет.

– Бабушка сказала, а я ей не смог отказать, не хочу расстраивать, болеет она, – говорю правду я.

При слове «болеет», математичка оттаивает, представляя себе больную бабушку, которой нельзя отказать. Ей и невдомёк что у бабушки насморк всего, который почти и не заметен, но я не соврал… почти. Так, военная хитрость.

– А я из дома взяла шоколадку и конфетки! – так радостно восклицает Фаранова, доставая лакомства, что не взять их нельзя!

Это как ластящегося маленького котёнка пнуть. А вот колбаска ещё, и я запихиваю палку среди банок, для малозаметности. Вера Николаевна опять набирает воздух, очевидно для отказа, как Алёнка опять кричит дурным детским голоском:

– И шишка!!!!! Толя мне подарил, а я вам принесла! Сказал, сам лазил за ней! А давайте её на ёлку повесим!

Фаранова засуетилась, ища нитку, потом пыталась прицепить шишку к нескольким веткам в банке на окне, такая вот у учительницы ёлка была. Создала столько шума и гама. Короче, отказать ребёнку было никак нельзя, и вот уже больная послушно чистит апельсинку с толстой кожей. Я достаю котлеты и даю Фарановой, чтобы та разложила по тарелкам. Котлетки свежепожаренные и пахнут одуряюще. Замороженные котлетки идут в сетку, я верно предположил о наличии таковой за окном.

Сидим, пьём чай, кушаем котлетки. Я рассказываю, как попал на краевую олимпиаду по математике.

– Толя, откуда в тебе это взялось? Дур.. ээ…, неуч же неучем был, – с трудом находит слова учительница.

Фаранова перебивает меня своим рассказом про районную олимпиаду по физике, где её засудили.

Потом мы болтаем про всё подряд, и Вера Николаевна, наступив на горло своему педагогическому образованию, наливает нам шампанского на донышке. Я иду мыть посуду, под протесты женщины. В конце коридора рядом с умывальником стоит любопытная пенсионерка, солидных форм женщина.