Девяностые приближаются

Игорёк сразу стал меньше ростом и опустил глаза.

– Игорян, братуха, это что за козлы? Почему они у нас на пути стоят? – весело спросил я, только теперь понимая, что нифига Игорь не комитетский.

– Не трогай их, они – спортсмены, – дернул за рукав меня Игорь, но, разумеется, уже было поздно.

Кодла такой наезд не оставит без внимания.

– Ты чё? Кого козлом назвал? – «говорливый» сделал шаг ко мне от мусопровода.

Ему хватило одного удара в солнечное сплетение! Чем удобен этот удар, так тем, что пострадавший орать не может, воздуха ему не хватает. Паренёк осел, а я, скинув дублёнку, чтобы не мешала, отоварил обоих его приятелей хуками в челюсть. Брызнула кровь, парни впечатлись в стену.

– Я тебя, козёл, назвал козлом, потому что ты козёл и есть, – четко выговорил я, глядя сверху вниз на первого. – Это чё за беспредельщики и чего они тут трутся?

– Греются они тут, вахтёрша их пускает, она вон его бабка – сразу пояснил Игорь.

– А что не скажешь родным, пусть эту саботажницу пинком на улицу выгонят?

– Говорил уже, только хуже. Её слово против моего, – мрачно сказал Игорь.

– Ну теперь ещё и моё слово вместе с твоим, – весело сказал я.

– Слышь, утырки, ещё раз сюда зайдёте, я вам все кости переломаю, и жопу порву на британский флаг, – говорю уже очухавшимся хулиганам.

– Ты чё, боксер? – орёт один самый смелый, а может и не смелый, просто он в район лестницы упал и может удрать.

–Он боксер! – сфокусировался говорливый на моем разрядном значке.

– Толян, пошли, – сказал мой новый товарищ, увидев как приоткрылась чья-то дверь.

– Куда пошли? Они тут натоптали, бычки вон, кровь на полу, пусть убирают! – возмутился я.

– Да пошёл ты! – рванул вниз тот, что был у лестницы.

– Ну, бандосы, раз друг вас бросил, будете вдвоём тут всё фигачить, – весело говорю я. Открытая дверь была Игоря, и оттуда выглядывала любопытная Лизкина мордаха.

Надежды на трудовую сознательность хулиганов у меня не было никакой, дрянь, а не люди! Пришлось самому контролировать процесс. Заодно научил их мыть полы как в армии, самолично накрошив в ведро, мыло и заставив раскидать веником пену. За время трудовой повинности два раза высовывалась голова бабушки, наверное, той, которой жаловался Игорь, но высовывалась, молча, из любопытства. Наконец пол блестел как у кота яйца, но я, привередничал, принимая работу.

– Вот тут кусок пены на стене, чего не стёр? Да рукавом вытирай! Вся блатная босота так делает! Чтобы вас тут не видел больше и друга моего стороной обходите, если челюсти жалко.

В просторной квартире с высокими потолками, нас встретила домработница с тапочками. Я всё равно разулся, не люблю ходить обутым по дому.

– Это те хулиганы, про которых ты говорил? – сверлила нас глазами сухонькая, но крепкая ещё бабулька.

Игорь кивнул.

– Они его били два раза, – радостно сдала брата дурочка Лизка.

– Представляете, идём, а они драку затеяли, курят, мусорят! – пытаюсь состроить рожу котика из мультика про Шрека, но видно получается плохо.

– Значит, обманула меня Тимофеевна, а ведь столько лет дружим! И в глаза говорит, мол, в туалет отошла, они и проскочили, наверное, – расстроилась бабушка.

– Позвольте представиться! Знакомый ваших внуков, Анатолий…

– Штыба! – закончила за меня бабушка. – Что я газет не читаю? А я Вероника Петровна.

– Все уже меня знают, – огорчился я вслух.

– Это я его нашла в кулинарии! – звонко крикнула Лиза. – Идём со мной, я тебе покажу рисунки.

– Ты халат-то застегни! – прикрикнула на неё Вероника Петровна. – А то покажешь, больше чем планировала. И чай потом пить!

Глава 32

Глава 32

Смотрю рисунки, и мне нравится. Видно нехилое мастерство художника, особенно ей удаются птицы. Вот снегирь как живой, вот попугайчик, явно списанный с натуры, ибо в квартире точно такой же в клетке сидит и настороженно смотрит на меня. Я при входе показал ему кулак, чтобы не думал ничего комментировать. Попугай яркий, и рисунок получился тоже ярким.

– Нравится? – заглядывает мне в глаза Лизон, всё-таки показывая лишнее в разрезе халата.

А может и не лишнее, а так планировала. Женщины – «коварство» им имя, и мужика могут попытаться окрутить только из любопытства, без практического интереса.

– Попугай как живой! И сиськи у тебя – во! – показываю большой палец я.

– Фу, дурак какой, – счастливо смеется Лиза, и тут же испуганно прикрывает ротик.

«Бабушку боится, наверное», – решаю про себя я.

А нет, не бабушку!

– Лизка – дур-р-ра-а-а! – среагировала нахальная птица на знакомое слово.

– Лизон – дурында! – не унимается пернатый, и тут же снимает с себя всю ответственность за хамство: – Попка – дурак!

Мол, что с дурака взять? Показываю ещё раз попугаю кулак уже ближе и говорю:

– Клюв захлопни!

Озадаченный птиц замолкает, а я рассматриваю рисунки дальше.

– У тебя талант, Лиза, задари рисунок с подписью? – говорю ей.

– Художки семь лет, да не пригодилось, – радуется похвале девушка, опять став симпатичной. – Что бы тебе дать?

С трудом затыкаю рот поручику Ржевскому внутри меня, глядя на россыпь рисунков.

– Вот этот подпиши, если не жалко, – тыкаю наугад, и попадаю на батальную сцену, где женщина с винтовкой прицеливается вдаль. – Или вот! Автопортрет.

– Отдай, это тут не должно быть, – пытается забрать у меня рисунок с обнажёнкой.

На рисунке сама Лиза перед зеркалом по пояс голая, грудь топорщится в разные стороны, секси – аж зубы сводит. Что понравилось, грудь на рисунке в размерах совпадает с реальной. Хотя, а если Ленка та же увидит? Да что я о ней думаю?

– Подпиши эти два, – прошу я, всё-таки выбрав ещё и рисунок на военную тематику.

Снайперша как живая на рисунке и так похожа на бабулю.

– На бабушку мою похожа, – говорю я.

– Я с фотографии рисовала, – сейчас покажу, – Лизон убегает, а в комнату заходит Игорь.

– Чендж делать будем? – задаёт он риторический вопрос.

– Толя-я-я! – слышу я голос его сестры откуда-то издалека, квартира-то огромная.

Иду искать и нахожу Лизку вместе с бабушкой, сидящими у альбома.

– Это Украинский фронт, сорок четвертый, я тогда приезжала вместе с военкором «Правды» на передовую, – вспоминает бабушка военную молодость.

– Украинский, это там украинцы воевали? – спрашивает талантливая, но малограмотная девушка.