Девять месяцев до убийства
Шрифт:
— Что ты путаешь меня! То последнее предостережение, то не последнее! Эллери, я сегодня не расположен к шуткам!
— А я и не шучу. Это целая крестовая девятка означает последнее предостережение. Но данная карта разорвана пополам. Если же есть только половинка карты, правило гласит, что смысл меняется на прямо противоположный.
— На прямо противоположный? — инспектор был окончательно сбит с толку. — То есть ты хочешь сказать— первое предостережение?
— Это же очевидно!
— А от чего нас хотят предостеречь?
— Не могу сказать.
— Почему
— Потому что не знаю.
— Не знаешь? Ну, Эллери, так дело не пойдет! Ты целый час расхаживаешь тут по моему кабинету, читаешь лекции по гаданию, а в итоге — нуль! Я слушаю тебя, разинув рот, как балбес, а потом ты говоришь, что ничего не знаешь. А мне ведь писать докладную начальству!
— Папа, я очень хочу тебе помочь. Но я и в самом деле не знаю, от чего он тебя предостерегает. Впрочем, какая разница — первое это предупреждение или последнее.
С криком «Господи, дай мне силы!» инспектор выбежал из кабинета, держа в руках таинственное послание. Поздно ночью, ворочаясь в постели, он был одолеваем воспоминаниями о событиях минувшего дня. Половина карты… Первое предупреждение… Что это значит, Квин?.. Не знаю, сэр… А этот ваш шалопай — я хочу сказать, ваш сын — у него еще нет никакого мнения на этот счет? А, Квин? Что за проклятое дело!.. Нет, сэр, Эллери не знает, как объяснить… Господи! Сколько еще кошмарных снов с физиономией разъяренного шефа мне предстоит?
Второе послание пришло в таком же конверте и тоже было адресовано инспектору Квину. На этот раз, однако, там была не половина карты и даже не целая карта. Там был маленький листочек дешевой белой бумаги, на краю которого под микроскопом можно было разглядеть остатки клея и красной ткани. Водяных знаков на листке не было.
Заключение криминалистов из лаборатории гласило:
«Данный лист бумаги вырван из обыкновенного блокнота, который продается в любом магазине за десять центов. Невозможно указать, где блокнот произведен и куплен, а если бы даже и было можно…» Словом, можно не продолжать.
Содержание записки, написанной большими буквами шариковой ручкой, проясняло дело не более, чем заключение криминалистической лаборатории.
ОДИН ДРУГ МОЛОДОСТИ НИНО СТАЛ СУДЬЕЙ В ВЕРХОВНОМ СУДЕ.
И — все. Подпись отсутствовала.
Даже высшие полицейские чины решили положиться в отношении этой новой улики на суждение Ричарда Квина. Тот, в свою очередь, изложил им мнение сына — мол, послания намекают на некую девятку, хотя более точно ничего сказать нельзя. Итак, один из друзей молодости Нино якобы сделал карьеру и стал членом Верховного суда США. Остается только порадоваться за него, если это действительно так, отметил заместитель шефа полиции по правовым вопросам.
— Но я спрашиваю вас — что с того? Что из этого следует?
Характерно, что никому даже в голову не пришло, что речь может идти о Верховном суде штата Нью-Йорк. Всем сразу пришел на ум Верховный суд США с его девятью членами.
В самом послании было ровно девять слов.
— Знаете, что я скажу? — заявил шеф полиции. — Гори оно все ясным
огнем!Тем не менее принятый в полиции порядок требовал провести розыск друга молодости Нино и выяснение деталей его карьеры.
Третье послание напоминало первое: в конверте снова была совершенно новая игральная карта с красной рубашкой.
На этот раз она была целой.
Девятка червей.
— Я скоро свихнусь! — проворчал инспектор. — Что означает девятка червей у гадалки?
— Обыкновенно она означает разочарование, — ответил Эллери.
— Разочарование? Что это значит? Разочарование для кого?
— Наверное, он всего лишь хочет сказать, что разочарование ждет нас с тобой, — сказал Эллери и так сильно потянул себя за нос, что из глаз у него брызнули слезы.
Следующее анонимное послание отличалось прямотой содержания и поддавалось пониманию гораздо легче.
РАНЬШЕ НИНО БЫЛ ПОЛУПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ БЕЙСБОЛИСТОМ В БИНГХЭМПТОНЕ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК.
— Что, Импортуна когда-нибудь играл в бейсбол в полупрофессиональной команде? — удивленно спросил инспектор.
— Ты спрашиваешь об этом меня? — воскликнул Эллери. — Я не знаю!
В последнее время он отвечал очень громко, как будто постепенно становился глухим. Или мир становился все более глух к нему.
— Успокойся, мой мальчик. Это я просто размышляю вслух. В команде по бейсболу на поле выходят…
— Да, девять игроков, ты прав. Я уже обратил на это внимание. Спасибо.
— …снова девять слов. Это я тоже заметил. Не пойму только, что все это значит. Куда он клонит?
Меморандум, направленный инспектору Р. Квину от заместителя шефа полиции Лью В. Малавана: «Справьтесь о занятиях бейсболом Нино Импортуно или Туллио Импортунато».
— Черт меня подери совсем! — возопил инспектор. — Здесь ведь тоже девять слов!
Далее события развивались по прежней схеме. В еле-дующем конверте опять была карта, видимо, из той же колоды.
Только на этот раз девятка пик.
— Пустые хлопоты, — сказал Эллери.
— Сам понимаю, что пустые! — раздраженно буркнул инспектор. — Ты мне лучше скажи, что значит пиковая девятка.
— То и значит. Пустые хлопоты.
— И больше ничего?
— Ну, видимо, хлопоты, связанные с кем-то.
— Ас кем?
— Представления не имею. Впрочем, знаю, с кем. Скорее всего, пустые хлопоты с Вирджинией Импортуна. В конце концов, ведь это она, по-вашему, столь мерзким способом отделалась от своего супруга.
— Но ведь все эти послания совершенно бестолковы!
— Знаю. Но я и не думаю, что убийца шлет все это, чтобы указать нам какой-то путь. Разве что в психушку.
— Вот именно. Шлет просто для потехи.
— С этим я не соглашусь.
— Но ведь ты только что сам сказал!
— Мало ли что говорят люди! Все эти послания преследуют гораздо более разумную цель — точнее, более практичную: поводить за нос всю нью-йоркскую полицию и подкинуть ей работенки. Трудность в том, что… О, черт, папа, лучше уж я пойду засяду за свой роман и забуду обо всем.