Девять месяцев до убийства

— Честно говоря, не могу, — пробормотал Питер.

— Вы просто не компанейский человек, Питер, если не хотите поддержать игру. Ну так вот, Питер, — кстати, можно мне называть вас просто Питером? У меня такое ощущение, что я знаю вас с незапамятных времен, — факт в том, что на этой полке все книжки расставлены в соответствии с мистической верой Импортуны в свое счастливое число 9 — не важно, стоят они правильно или вверх ноґами. Потому-то он и запрещал вам касаться их. И потому же он пришел в такую ярость, когда вы нарушили его запрет.

— Я знал, что девятка — его счастливое число, — проговорил Питер. — Но это… это просто вздор какой-то!

— Не знаю, не знаю. Вот вы сказали, что он обвинил вас, что вы расстроили какое-то дело, перевернув книги. А скажите, после того как он поставил эти три исторические тома в благоприятное для девятки положение, все опять уладилось? Бьюсь об заклад, что когда он узнал, почему расстроилось дело, он не смирился с этим.

— Вы правы. Он сразу же связался по телефону с Европой и сделал серию новых предложений.

— И что же?

— Договор был заключен.

— Вот видите! — торжествующе сказал Эллери и пожал руку Питеру на прощанье.

Придя в управление полиции, Эллери узнал, что в расставленные ими сети не попала ни одна рыбка. Несмотря на негласный розыск в кулуарах Верховного суда, вызывающих просто благоговение, друг молодости Нино так и не был найден. И четвертое послание, уведомлявшее о том, что покойный мультимиллионер в молодости играл в бейсбол в полупрофессиональной команде города Бингхэмптона, штат Нью-Йорк, не нашло в Бингхэмптоне никакого подтверждения.

Ни на самом ранчо Импортуны в Палме Спрингс, ни поблизости не было никакой площадки для гольфа, и никогда не бывало. В послании сообщались просто ложные сведения.

Насколько удалось установить, то же самое можно сказать и про седьмое послание. По крайней мере, доказать его истинность было невозможно. Был ли Нино садистом или мазохистом — неизвестно, но о том, чтобы он использовал плетку, ничто не свидетельствовало. А миссис Импортуна, которая могла знать ответ на этот вопрос лучше, чем кто бы то ни было, решительно отказалась обсуждать свою семейную жизнь. Что же касается девятихвостой кошки, она раздраженно заметила: «Если это касается меня, то это просто гнусная клевета».

Далее выяснилось, что на вилле Импортуны в Лугано не было никаких скульптур, изображающих муз. Не удалось также разыскать скульптора, который получил бы заказ на их изготовление.

— Мне кажется, что все это нам шлет просто какой-то сумасшедший, — в сердцах бросил инспектор. — Это ж надо, как специально придумано — ведь мы теперь только и делаем, что проверяем ту информацию, которую он нам подбрасывает. А больше ничего не успеваем — не хватает сил.

— Я считаю это мнение не особенно умным, — ответил Эллери, — но не спрашивай меня, почему. О, еще два момента, папа. Я хотел бы узнать все в деталях о доме 99 Ист: о его покупке, копии договора и прочее.

— Зачем тебе?

— Считай, что у меня возникло кое-какое подозрение. Это — во-первых. А во-вторых… Нет, об этом я должен позаботиться сам.

— О чем?

— Мне надо телеграфировать в бюро частных детективов в Италии, с которым у меня постоянный контакт, чтобы они сделали для меня выписку из церковной книги, в которой регистрируются крещения, — когда крестился Туллио Импортунато и когда он появился на свет. И пусть они пришлют это авиапочтой.

— Зачем? А, все едино, — проворчал инспектор. — Можешь спокойно назвать все это еще одним подозрением и ничего не объяснять. А что тебе удалось выяснить в пентхаузе?

Эллери пристально поглядел на отца.

— А откуда тебе известно, что мне там удалось что-то выяснить?

— Видишь ли, я не зря все эти годы смотрел на твое глуповатое лицо и научился немножко читать на нем.

— Я и в самом деле не выяснил ничего особенного. Тем не менее у меня есть нечто большее, чем просто подозрение. По здравому рассуждению я пришел к выводу, что Вирджиния Импортуна и Питер Эннис наставили бедняге Нино развесистые рога. Готов поклясться, что они не просто время от времени обменивались страстными взглядами, но и позволили себе нечто большее. А теперь выкладывай ты, что тебя так приободрило?

— Приободрило? Меня?

— Ну да. Несколько дней тому назад ты уже чуть было не решил сдать дела и отправиться в дом престарелых. А сегодня вид у тебя пободрее. Что случилось?

— Ну, в общем, мы идем по следу, — осторожно намекнул инспектор. — Он с самого начала был у нас на виду… Все держится в большом секрете, Эллери. Меня могут отправить на пенсию, если станет известно, что я рассказал об этом.

— Но ведь ты еще ничего не рассказал!

— Ну ладно, ладно, мальчик мой. Там все еще только начинается, рассказывать особенно не о чем. Мы движемся ощупью — но кое-что уже нащупываем. Скажу тебе только одно: будем действовать лишь тогда, когда получим санкцию окружного прокурора. Кстати, его весьма заинтересует то, что ты сообщил мне. Это отлично подтверждает нашу версию.

— Но что это за версия?

Инспектор только пожал плечами. Никакая лесть Эллери не заставила старого дракона смягчиться.

Эллери был близок к тому, чтобы свихнуться на девятках. Он автоматически начинал рисовать их, стоило ему чуть задуматься. Девятки снились ему по ночам. Вермишель в супе тоже сварачивалась в девятки. Он снова и снова штудировал девять анонимных посланий и в сотый раз выискивал в них какой-то особый смысл — С упорством обезьяны, ищущей в голове у детеныша. Он уже подумывал о том, не обратиться ли к специалистам по шифрам.

Только в одном он был уверен — девятки что-то означают. Все остальное было совершенно неясно. Убийца* выбирал девятки. Это на что-то указывало. Он, видимо, надеялся, что при размышлении на эту тему должна родиться какая-то идея.

Родиться?

Родиться…

Почему-то это слово застряло у него в памяти.

Беременность перед родами — 9 месяцев. Опять девять.

9…

Или 99?.. 999?.. 9,999?.; 99,999…

Нет, это дело еще сведет его с ума.

Управление полиции тем временем продвигалось вперед черепашьим шагом. Некоторые версии были проверены и отброшены, что можно было оценить как определенный прогресс. Вернее, могли бы оценить кто угодно, но только не шеф полиции и его ближайшее окружение. К изумлению Эллери, все анонимные послания списали в архив и решили впредь не обращать на них ни малейшего внимания. Результатом изнурительных допросов конкурентов Нино Импортуны стали только многотомные протоколы и усталость допрашивающих. До сих пор не было найдено и следа таинственного мистера Е. Он как в воду канул. Его пока не сбрасывали со счетов, — как сбросили анонимки, но только так — на всякий случай; для пущей предосторожности.

Как-то в конце октября инспектор Квин возвестил:

— Мальчик мой, время пришло!

— Для чего это, интересно? — сказал Эллери себе под нос. Он вообще очень много говорил себе под нос в последнее время.

— Помнишь, какую затейливую чушь ты навыдумывал про убийство Джулио Импортунато? Кто-то у тебя там стол передвигал, чтобы навести подозрение на левшу Марко. Все это было просто великолепно, но оказалось, к сожалению, пустой игрой ума. Когда Марко сам признался в убийстве Джулио, покончив с собой, все твои фантазии рухнули.