Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

При Михаиле Федоровиче стали обязательными торжественные встречи или проводы послов при въезде в город большими отрядами конных и пеших людей. Поэтому он не только собирал для подобных встреч сотни бояр, дворян, стрельцов, разных чинов людей, но и обязывал всех состоятельных людей формировать дополнительные отряды из дворни. Состоятельные владельцы предоставляли для этой цели своих «даточных людей конных в цветном платье». И чем важнее был хозяин, тем больше даточных людей он посылал на встречу. Глеб и Борис Морозовы тоже выставляли своих даточных людей конных в цветном платье. Пока они были стольниками, их указывали в конце перечня тех, кто предоставил своих людей.

Свейских (шведских) послов встречали за Тверскими воротами на выезде из города (в марте и в ноябре 1626), 15 человек от Бориса, 10 – от Глеба. Турского Мурат салтана посла Фому Катакузина встречали у Москвы на Переславской дороге (декабрь 1627, май 1630), 22 человека от Бориса, 10 от Глеба [330] . Для встречи посла французского короля Людовика за Тверскими воротами в октябре 1629 г. оба послали по 20 человек. В феврале 1630 г. встречали свейского посла за рвом в слободе по Тверской дороге, оба брата послали по 6 человек. На встречу за городом послов венгерского короля Беклет Багра (май 1630) Борис послал 20 человек, а Глеб – 10.

330

ДР. Т. 1. 1612–1628. СПб., 1850. С. 795–797, 863, 961; Т. 2. 1628– 1645. СПб., 1851. С. 136.

Аудиенция иностранному посольству у царя Алексея Михайловича. Рисунок из книги А. Мейерберга «Путешествие в Московию», XVII в.

Как спальники, т. е. особо приближенные к государю люди, братья Морозовы должны были присутствовать и на всех посольских встречах, что и не упоминалось Разрядами. Но нередко на особо торжественные встречи и приемы стольников Морозовых по разряду назначали присутствовать в государевых палатах в числе бояр и окольничих. В феврале 1630 г. государь «указал у себя быти в золоте всем по росписи», в том числе и стольникам братьям Морозовым. На 17 февраля была намечена встреча свейского посла Антона Монира, на 21 февраля – быть в ответе послу, на 24 февраля – на отпуске. При очередном приезде Антона Монира, посла свейского короля Густава Адольфа, в мае 1631 г. прием состоялся в Золотой Меньшой палате. Бояре, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки и гости сидели по лавкам в золоте и в горлатных шапках. Присутствовали на этой встрече и братья Морозовы [331] .

331

ДР. Т. 2. 1628–1645. СПб., 1851. С. 96, 115, 137, 208.

В 1632 г. тесть Глеба Морозова князь Алексей Юрьевич Сицкой передал зятю еще одну приданую вотчину – Сетунского стану село Усово на реке Москве по Звенигородской дороге, которой до того владел сын Алексея Юрьевича князь Федор Алексеевич. Вероятно, сын скончался, не оставив наследников, и Алексей Юрьевич отдал вотчину дочери [332] .

Жена Глеба Ивановича вошла в список важных родственных лиц, из которых составлялся список «приезжих боярынь», обладавших правом приезда к царице на обед по назначению в известные праздники или торжественные дни. Чин приезжих боярынь заключал в себе главным образом государево или царицыно родство, т. е. их родственниц по мужьям или по рождению. Но и приезжие боярыни рассаживались за столами, даже если бывал указ сидеть «без мест», с учетом их старшинства, по степени близости по родству. При этом родственницы царя всегда садились выше родственниц царицы, даже выше ее родной матери. В числе приезжих боярынь были и жены окольничих и стольников.

332

Холмогоровы В.И. и Г.И. Исторические материалы... Вып. 3. Загородская десятина. М., 1886. С. 6.

Авдотья Алексеевна Морозова как приезжая боярыня значится в дворцовых разрядах в июле 1634 г., когда ее звали на именины царевны Анны Михайловны. Звать боярынь ходили боярские дети царицына чина по списку, предварительно составляемому царицыным дворецким. Они получали всегда от боярынь обычное зватое, деньгами, а в чрезвычайных случаях, на родины и крестины, – подарками, более или менее дорогими, смотря по богатству или по угодливости самой боярыни. От царицына стола приезжим боярыням, как и от царского всем близким людям, рассылались обычные подачи. На родины царевны Евдокии Михайловны 9 февраля 1637 г. «ходили со здоровьем царицыны дети боярские к боярыням... К жене Глеба Ив. Морозова Кузма Яхонин даров ему было 2 рубля» [333] .

333

Забелин И.Е. Домашний быт русских царей... Т. 1. Ч. II. М., 1915. С. 500, 721.

Тем временем подрастал родившийся 10 марта 1629 г. царевич Алексей Михайлович. Был в те времена обычай, что царские дети после рождения находились на попечении мамки и других женщин, а с пяти лет переходили на руки дядьки «для бережения и научения». Это была боярская должность, на нее или назначали боярина, или переводили в боярский сан нужного человека.

Дядькой царевича Алексея Михайловича стал Борис Иванович Морозов, еще будучи стольником. В феврале 1633 г., как записано в Дворцовых разрядах, когда государь «пошел к Троице в Сергиев монастырь», с ним был и малолетний царевич князь Алексей Михайлович, которого сопровождал дядька Борис Иванович Морозов [334] . Заботливый, энергичный, ответственный стольник, бывший всегда рядом, сумел показать себя, и 6 января 1634 г. его произвели в бояре одновременно с официальным назначением в дядьки. Стольник Глеб Иванович Морозов тем временем исполнял свои служебные обязанности: носил пить государю при встречах послов, сидел в золотых нарядах на положенном месте в государевой палате при гонцах и послах.

334

ДР. Т. 2. 1628–1645. СПб., 1851. С. 317.

Царевичу Ивану Михайловичу, который родился в июне 1633 г., тоже нужен был дядька. И самым достойным ближним человеком оказался именно Глеб Морозов, который, как и прежде, часто помогал брату в его обязанностях. А Борис Иванович, приобретая наряды, игрушки и разные потешки для царевича Алексея, нередко учитывал и потребности подрастающего царевича Ивана. В 1637 г. 25 декабря, на Рождество Христово, пожаловал государь из стольников в бояре Глеба Ивановича Морозова одновременно с назначением в дядьки царевичу Ивану Михайловичу [335] .

335

ДР. Т. 2. 1628–1645. СПб., 1851. С. 559; Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц... М., 1869. С. 105.

Но обязанности дядьки боярин Глеб Иванович Морозов исполнял недолго. Иван был болезненным ребенком, и в феврале 1639 г. его не стало.

Когда царь уходил из Кремлевского дворца в какой-либо поход, даже небольшой, он обязательно оставлял на Москве вместо себя важного сановника. В июле 1640 г. государь ходил к Спасу на Новое погребать дядю своего боярина Ивана Никитича Романова, а на Москве были оставлены «боярин Глеб Иванович Морозов да окольничий Ф.Ф. Волконской» (кстати, сосед Морозова по подмосковной даче: владелец сельца Изютина, через двести лет названного Волхонкой). Это стало как бы пробой сил, и весной 1642 г. государь назначил боярина Морозова воеводой в Великий Новгород. Михаил Федорович ждал жениха для своей старшей дочери Ирины – сына датского короля Христиана IV, на котором остановили свой выбор еще в 1640 г. Отец отпустил Вольдемара в Россию под видом обучения воинскому делу. В декабре 1643 г. Глеб Иванович с новгородцами устроил пышную встречу королевичу [336] . В Москве Михаил Федорович предложил Вольдемару жениться, одновременно поменяв веру, но королевич отказался. Из России же он смог выехать только после смерти царя, в 1645 г.

336

ДР. Т. 2. 1628–1645. СПб., 1851. С. 88, 715–717.

Царевичу Алексею было только 16 лет, когда скоропостижно, в одну ночь, 13 июля 1645 г. умер его отец. И на смертном одре Михаил Федорович завещал дядьке царевича боярину Борису Ивановичу Морозову быть руководителем и наставником молодого царя в делах государственного управления.

И с тех пор боярин надолго стал фактическим правителем государства. Возглавив Стрелецкий и Аптекарский приказы, а затем и приказ Большой казны, боярин Борис Иванович Морозов сосредоточил в своих руках контроль за стрелецким гарнизоном столицы и финансами государства. Не сложно было ему и вернуть из Великого Новгорода в Москву брата, которому требовалось срочно упорядочить вотчинные дела после смерти тестя князя Алексея Юрьевича Сицкого. И 26 июля 1645 г. новый царь Алексей Михайлович послал в Великий Новгород на место боярина Глеба Ивановича Морозова другого воеводу [337] .

337

ДР. Т. 3. 1645–1676. СПб., 1852. С. 5.

Бояре Морозовы – братья Глеб, Борис и их отец Иван Васильевич – уже к этому времени стали крупными вотчинниками (судя по результатам переписи 1646 г.) [338] . В частности, у Глеба Ивановича в 7 уездах было 16 селений, где в 800 дворах жило 1599 душ мужского пола. Борис Иванович ставил в своих селениях Арзамасского и Нижегородского уездов «железные заводы», «хамовные дворы», склады хлеба и поташа, «будные майданы» и винокуренные заводы. Селения там были много крупнее – в 8218 дворах четырех сел значилось 25 477 душ мужского пола, а в остальных его 14 селениях в 1042 дворах было записано 2740 душ мужского пола.

338

Шватченко О.А. Светские феодальные вотчины в России во второй половине XVII века. М., 1996. С. 148.

Скорее всего, именно по возвращении из Новгорода – в 1645– 1647 гг. – Глеб Иванович стал обустраивать свою новую вотчину сельцо Зюзино: расширил до двух десятин уже имевшийся при князе Сицком сад, в оврагах устроил четыре пруда с карасями, построил приличествующие ему боярские хоромы, которые состояли из двух белых горниц на подклетях и двух сеней [339] .

С Авдотьей Алексеевной было прожито почти тридцать лет, а детей так и не завели (во всяком случае, не осталось об этом каких-либо сведений). На склоне лет неплохо бы пожить боярыне в благости. При ней, вероятнее всего, до 1648 г., возвел Морозов и деревянную церковь во имя тезоименитых ему и брату Борису святых князей русских Бориса и Глеба. Всю жизнь помнил он о том, что в далеком детстве в родительском сельце Воронине была деревянная церковь во имя Пресвятой Богородицы Казанской с приделом Бориса и Глеба, но давно разрушилась. А с тех пор как подарила государыня и великая старица Марфа Ивановна ему на свадьбу образ Бориса и Глеба, обложенный серебром, с венцами сканными, зрела в глубине души мечта – построить церковь во имя этих святых, во имя братской верности, а образ этот в той церкви поставить. Шел к концу пятый десяток жизни, пора было думать о вечности и, по обычаю, храм строить. Откладывать не стал. И церковь, и терем мастера срубили быстро.

339

Тихонов Ю.А. Подмосковные имения русской аристократии во второй половине XVII – начале XVIII в. – В кн.: Дворянство и крепостной строй России XVI–XVIII вв. М., 1875. С. 139 (по материалам ЦГАДА, ф. 1209 [Поместный приказ], оп. 190, д. 9833, лл. 835–837об.).