Девять Вязов
Шрифт:
Кейт подошла к бархатной занавеске и слегка оттянула ее. За занавеской было маленькое окно, в которое она увидела одетого в джинсы и куртку Пола Адлера в компании с Тиной, одной из его молоденьких сотрудниц. В коротком платье и на высоких каблуках она семенила по тротуару, держась за руку Адлера. Тина смеялась, они явно направлялись к дверям аптеки.
– Блин, нам надо уходить сейчас же, – сказала Кейт, сердце у нее заколотилось как бешеное. Она посмотрела на Тристана, стоявшего на фотопринтере и перекладывавшего пачки фотографий в фирменные пакеты Olay. – Передайте мне остальные! – сказал он.
Кейт подала ему
Кейт обернулась, Тристан спрыгнул с принтера, и они откатили его на место.
– Беги! Держи сумку! – прошипела она, выталкивая его за дверь и устремляясь следом. Она вытащила из кармана замок, как раз когда решетка снаружи полностью поднялась. Кейт опустилась на колени, чтобы повесить замок на дверь, но случайно выронила его.
– Быстрее! Он заходит! – сказал Тристан.
– Иди, просто уходи, – сказала Кейт, в темноте шаря руками по полу.
Она услышала, как в замок входной двери вставили ключ. Она нащупала замок на полу, повесила его на дверь и защелкнула. Они услышали, как открылся второй замок на входной двери, и, когда она открылась, бросились бежать по коридору в сторону комнатки для персонала. Насколько могла бесшумно, Кейт закрыла за ними дверь. Тристан открыл дверь на улицу, а Кейт ее за собой закрыла, и они побежали через погрузочную площадку к воротам, миновав которые, они бежали не останавливаясь, пока не оказались на боковой улице.
– О господи, – улыбнулся Тристан, когда они, приближаясь к машине, перешли на шаг.
– Чуть не попались, – сказала Кейт. Быстрым шагом двигаясь к машине, они не переставали оглядываться, но их никто не преследовал.
Она открыла дверь и села в машину, Тристан – следом. Кейт завела двигатель, и они поспешили убраться.
Кейт глянула на Тристана, который сидел, вцепившись в пакет с фотографиями.
– Как вы думаете, что им там понадобилось в такое время? – спросил он.
Кейт вскинула бровь.
– Ну они точно не инвентаризацию приехали проводить.
– Мы ведь нарушили закон, да? Украли фотографии… – сказал Тристан, глядя на нее, его заметно трясло.
– Нет-нет, это отнюдь не безобидные фотографии.
– А что, если Кейтлин ни на одной из них нет?
– Давай просто пока отдышимся и успокоимся, – ответила Кейт, нервы ее все еще были как натянутая струна.
Это было очень рискованное предприятие, и они едва не попались. Кейт дождалась, когда они выехали на шоссе, и только тогда сняла бейсболку.
Она надеялась, что им удастся найти что-нибудь на этих фотографиях.
54
Когда они выехали на шоссе, Тристан заснул и Кейт вела машину, наслаждаясь покоем и тишиной. Ей казалось, что она впервые была в состоянии по-настоящему осмыслить все события предыдущих дней: фотография Джейка, присланная Питеру Конуэю его Фанатом; записка, оставленная на ее машине после шествия; встреча с Гэри Долманом, благодаря которому открылась связь, существовавшая между Питером Конуэем и Полом Адлером. И помимо всего этого, она чуть не слетела с катушек и не напилась.
Кейт не знала, что она должна чувствовать, пережив события
последних дней, – страх или торжество. Вместо этого ее мучило чувство вины. Она чувствовала себя виноватой в том, что не может защитить Джейка, в том, что ей теперь придется в спешке носиться по дому, чтобы успеть подготовиться к его приезду, в том, что подвергла опасности Тристана.Кейт стало любопытно, испытывают ли мужчины чувство вины так же остро? Они никогда особенно не терзались угрызениями совести за то, что не участвовали в жизнях своих детей. У Пола Адлера была его коллекция фотографий, и он спал по крайней мере с одной из своих молоденьких сотрудниц. Чувствовал ли он себя виноватым перед своей женой? Она глянула на спящего Тристана, сложившего голову на пакет с фотографиями. Как он мог просто взять и заснуть после всего, что произошло? Ее собственные нервы все еще были на пределе, а голова ломилась от мыслей, жаждавших быть высказанными.
Ее дальнейший путь терялся в темноте. Единственным источником света на горизонте маячил Джейк. Он приедет к ней на четыре дня. Четыре дня без звонков по Скайпу, без необходимости считать оставшиеся до них часы. У них будет столько времени, чтобы общаться, наверстывать время, проведенное в разлуке, и веселиться.
Когда они подъехали к Эшдину, было уже чуть за полночь. Уровень адреналина упал, вместо него накатила усталость. Кейт с облегчением увидела, как вдалеке замаячили прибрежные огни.
Когда Кейт остановилась у дома, где жил Тристан, тот все еще спал. Она бережно потрясла его за плечо.
– Эй, мы приехали, – сказала она.
Он открыл глаза и вяло посмотрел на Кейт, а затем – на пакет с фотографиями.
– Значит, мне все это не приснилось? – сказал он.
– Нет. И спасибо тебе.
Он кивнул, улыбнулся и потер глаза.
– Ладно, во сколько завтра?
– Сейчас же неделя самостоятельной работы, – сказала Кейт.
– Здорово. Можно поваляться подольше.
– Во вторник приезжает Джейк, а сегодня уже понедельник, так что я, наверное, скажу завтра. Мне надо кучу дел переделать, но, если хочешь, можешь заскочить после обеда, и мы посмотрим фотографии и подумаем, что нам дальше делать.
Тристан кивнул и вылез из машины. Он помахал Кейт рукой, и она направилась в сторону дома. Патрульная машина перед домом исчезла, и Кейт подумала, что надо бы не забыть утром позвонить Варе. Зайдя домой, Кейт налила себе стакан чая со льдом, чтобы устроиться с ним в кресле у окна.
Несмотря на усталость, она вытащила из пакета пачки фотографий и разложила их на ковре. В каждом конверте, помимо фотографий, также лежали негативы. Опустившись на колени, Кейт начала просматривать каждую пачку. Это все были фотографии периода между 1989 и 1991 годами. В это же время Питер Конуэй жил в Манчестере. На всех фотографиях были запечатлены молодые девушки, и все снимки выглядели как любительские попытки устроить модельную фотосессию. Всем девушкам было чуть меньше двадцати, и все как одна – худые, миниатюрные, с длинными волосами. Все снимки были сделаны летом или весной, на фоне солнечных пейзажей. На фотографиях девушки постепенно раздевались, пока не оставались совершенно голыми, сначала прикрывая грудь руками, а затем – раскинувшись на покрывале в лучах солнечного света или облокотясь на дерево, выгнув спину, прикрыв глаза, изображая томление.