Девятое зеркало
Шрифт:
Он стоял неподвижно, длинная белая мантия лежала шлейфом на блестящем снегу. Лицо короля было мрачным и напряженным, брови сведены к переносице. Колчан в его руках полыхал единственной стрелой.
Я перевела взгляд на Ха-шиира, подмечая, что он тоже хмур. А еще обеспокоен, что бывало очень редко. Обычно Ха-шиир не позволял эмоциям брать верх.
– Что именно сказал Акар? – он искоса взглянул на меня.
Когда Оруэн подвел к нему лошадь, резко дернул поводья и поморщился.
Нет, драгманец не просто обеспокоен, он явно делает то, что вынужден делать. И вовсе не желает это
– Акар не поможет, – ответила я. – Его ни в коем случае нельзя выпускать!
И снова вернулась мысленно в узилище, где единственным сдерживающим Акара препятствием была клетка. Когда я запирала ее дрожащими руками, проворачивала ключ в замке, задыхаясь от страха, горный дух был в сознании и следил за мной взглядом. Я боялась, что после того, что я сказала, он попробует вырваться на свободу любыми способами, но он, едва я выдернула стрелу, даже не двинулся с места.
Разумеется, он был зол. И даже больше – ошарашен. И он бы не стал искать Зеркало в Пустоши или идти с нами к Борогану, чтобы открыть дверь в покои Эморы. Он не стал бы делать ничего из того, что вернуло бы меня в Молберн.
– Без горного духа нам не стоит идти за гряду, – произнес Дерион. – И времени уже нет.
Все, что мы могли – договориться с Бороганом, чтобы он, наконец, открыл двери в покои богини. Но даже этот план не был идеальным: без вечного пламени старый Острок погаснет, и дикие души хлынут сюда.
Ха-шиир вскочил в седло, ловко управляясь с лошадью.
– Нам пора, Тея, – сказал он.
Хару все еще лежал, внимательно наблюдая за мной. Он чувствовал, что я паникую.
– Пока я здесь, Акар не сможет выйти, – сказал Дерион. – Хару доставит вас в замок, Алем и стая обеспечат безопасность по пути во дворец, а всадники, – он имел в виду Ха-шиира и Оруэна, которого он тоже отправлял с нами, – они сделают все возможное, чтобы вам не помещали воины Акара.
– Сколько их там? – поинтересовался Ха-шиир.
– Несколько отрядов, в том числе и лучники. Не дайте им попасть в птицу.
– Они все стоят у леса? – Ха-шиир неприязненно поджал губы, выражая свое отношение к нашему плану.
– Да. И это лучшие воины Акара, не считая его армии, которая без Кузницы, никогда не проснется.
– И нас ты отправляешь вдвоем? – хмыкнул драгманец.
– Я даю вам своих волков, – с явным недовольством ответил Дерион. – И лошадей. Быстрых лошадей, человек. И лучшего своего слугу. Не забывай, что вы, как таковые, им не нужны.
– Им нужен Светоч, – сказала я, зная, что стрелу заберу с собой.
– Не только, – отозвался он, протягивая мне колчан. – Главным образом, им нужны вы, ваше величество. Даже то, что вы теперь моя жена, не остановит Акара.
Я подошла к Дериону, чтобы забрать Светоч, но, когда потянула на себя колчан, поняла, что отпускать лесной король не собирается.
– Вы разбиваете мне сердце, – прошептал он так, чтобы услышала только я, – нашу первую ночь мы проводим порознь. Я теряю вас и делаю это добровольно, но вы не желаете проявить ко мне милосердие.
Я отвела взгляд. Мы заключили сделку, но от своей части я бежала, как от огня.
Я снова взглянула на Хару, почувствовав, что он полностью разделяет слова короля. Волк
предан королю в той же степени, что и мне, будто мы одно целое.– Ничего уже не разрушит нашу связь, – сказал Дерион, зная, о чем именно я думала, – вы всегда будете королевой Черного леса. Просто примите это.
Я потянула сильнее, и, наконец, пальцы Дериона разжались.
Привесив колчан за спину, я безмолвно взобралась на спину Алема.
– Следи за ней и береги, как собственную жизнь, – обратился Дерион к Оруэну, а Ха-шиира проводил тяжелым, беспокойным взглядом.
– Будь осторожен, Ха-шиир, - сказала я. – Встретимся в Замке.
Алем взмыл в ночное небо стремительно. Я прижалась к спине птицы, крепко цепляясь за ремни седла. Глаза заслезились от сильного ветра. Мы взмыли выше облаков под сияние серебряного месяца, а затем потонули в них, в тяжелую густую ночь, полную огней воинства Акара.
И сразу засвистели стрелы.
Алем снова набрал высоту, взмахивая сильными крыльями.
Мои пальцы онемели от холода, и я зарылась ими в перья кондора, пытаясь согреться.
И снова мы ухнули вниз, заскользили плавно над снежной равниной.
До меня донесся звон мечей и скрежет железных механизмов – внизу разворачивалась битва. В висках у меня отчаянно ударилась кровь, а в голове забилась одна и та же мысль: «Если бы каменные воины Акара обладали огнем, давно бы сожгли лес!»
Пытаясь увидеть Ха-шиира, я едва не выпала из седла. Алем резко накренился, приближаясь к Замку.
Кондор приземлился на одну из башен, и я соскользнула с седла, ощущая, как вибрирует стрела в колчане за спиной. Взглянула на снежную равнину, увидев всадников, пробивающихся сквозь отряд Акара. А затем я увидела Хару, который бежал к Замку, огибая воинов.
Без промедления я бросилась по лестнице, а затем и темной галерее, соединяющей башню и главный корпус.
Замок был безмолвен. Бороган мирно дремал. Без огня он и правда утрачивал нить времени и засыпал.
Наконец, я оказалась у каминного зала. Распахнув двери, ворвалась внутрь и придушенно вскрикнула – внутри, у камина, стоял Ашарес.
Удары сердца вскружили голову, я попятилась назад.
Бессмертный стоял вполоборота, обнажив меч. В черных доспехах и в черном плаще, он напоминал самого Акара, но взгляд Ашареса был по-прежнему пуст и абсолютно мертв.
– Госпожа, – поприветствовал он меня, невзирая на то, что от страха я едва держала лицо.
Ашарес был один, но и этого было достаточно, чтобы остановить меня.
– Отдайте мне Светоч, – сказал он. – Мой повелитель не желает, чтобы вы пострадали. Верните его, и с вами ничего не случится.
Я коснулась рукояти кинжала, и Ашарес прошептал тихо:
– Не надо.
– Как ты здесь оказался? – спросила я, все-таки извлекая оружие. – Почему Бороган тебя впустил?
– Вы не оставили ему пищи, и он просто ничего не может сделать.
– У нас с Ха-шииром осталось всего два дня, Ашарес. И, – взглянула на темный, безжизненный камин, – ты неверно все понял. Я не хочу возвращать Светоч Борогану, я хочу объединить духов Зазеркалья.
Ашарес, не смотря на всю свою мрачность и холодность, не сумел скрыть удивления.