Девятьсот семнадцатый

революционеров-большевиков. Честь вам и слава!

— У-р-р-р-ра! — толпа солдат не кричала уже, а ревела от радости.

Нефедов и Васяткин подошли к корчаге, с которой говорили на митинге. Делегат от совета спросил у

Васяткина:

— Ты партиец?

— Да.

— Большевик?

— Да. Откуда знаешь?

— Знаю. Ну, здравствуй. Я от организации.

— Хорошо. Говорил уже?

— Да, говорил. Но и ты скажи что-нибудь.

— Нет, пусть Нефедов скажет.

— Товарищи, не умею я.

— Говори, Нефедыч, не ломайся, просим! — закричали ближайшие солдаты.

Нефедов подумал немного и наконец решился.

— Товарищи, спасибо за избавление, — сказал он, дергая правой рукою свои большие усы. — Это верно.

Друг за друга горой надо стоять. Мы теперь присягнули на верность революции. А старую присягу к чорту

долой. Офицеров, которые не с нами — арестовать!

— Арестовать!

— Это правильно.

— Да в окопы их.

— Они войны хотят — пущай свое воюют. Полковника Филимонова арестовать чтобы. Да свою власть

выберем.

— Это надо. Верно.

— Дождались наконец.

*

Между тем в штабе полка непрерывно работал полевой телефон. С трудом созвонились со штабом

бригады. Но из бригады ответили, что штаба уже нет и что его заменяет бригадный солдатский комитет. Тогда

Филимонов сообщил, что в полку бунт. Говоривший с ним от бригады в ответ крикнул: “Да здравствует

революция!” и повесил трубку.

Филимонов был в бешенстве.

— Негодяи… Погибла Россия. Последняя опора трона рухнула. Войско взбунтовалось.

Откинулся полог. В палатку вошли шестеро. Впереди всех шел Нефедов. Остановившись посередине

палатки, он громко заявил:

— Господа офицеры. От имени полкового солдатского комитета сообщаю, что вы арестованы. Прошу

сдать оружие.

Филимонов задрожал. Оглянулся на своих офицеров. Те молча расстегивали портупеи и складывали на

стол револьверы и сабли.

— Повинуюсь насилию. Но заявляю, что это бунт.

— Как тебе угодно, — сказал Васяткин. — Обыщите-ка их, товарищи, и отправьте на гауптвахту. Здесь

теперь будет помещаться полковой комитет.

Обезоруженных офицеров оказалось пятнадцать человек. Их построили и увели.

У входа в палатку, рядом со знаменем полка, Васяткин пристроил красное знамя — подарок совета

города.

*

С первого же дня своего возникновения комитет напряженно заработал.

В полку нашлись эсеру и меньшевики. Они не прошли в комитет и всячески старались затруднить его

работу. Они проповедовали необходимость войны до победного конца. Требовали освобождения арестованных

офицеров. Грозили, что Временное правительство, защищающее свободу, не потерпит взбунтовавшихся солдат,

и что полк сотрут в порошок. Говорили они еще, что большевики врут, будто в стране живется плохо, выступали

против братания. Но эта враждебная агитация успеха не имела.

Избранные в комитет Нефедов, Васяткин, Щеткин, Хомутов и Хлебалов тут же распределили между

собой работу. Хлебалов взялся распространять газеты, присланные на позицию, но задержанные

распоряжением Филимонова. Газет накопилось много десятков тысяч штук. Тут были “Листок правды”,

“Рабочий и солдат” и “Пролетарий”.

Хомутов взял на себя хозяйственную часть полка. Нефедов — оперативную. Щеткина назначили

заместителем Нефедова, а Васяткин оставил себе работу по руководству всем комитетом.

В первый же день была созданы ротные и батальонные комитеты. Установили связи с первым полком

бригады, стоявшим на позиции. Выехали туда Васяткин и Щеткин. Солдаты первого полка присоединились и

избрали свой комитет.

Послали в турецкие окопы предложения прекратить военные действия. Турецкое командование охотно

согласилось и прислало в подарок комитету сорок штук рогатого скота. В ответ на это первый полк

отблагодарил своих недавних врагов пятью мешками сахара рафинада, двадцатью ящиками махорки и сотней

пудов муки.

Уже к вечеру между солдатами той и другой стороны завязалась дружба. Бойцы полка бесстрашно

ходили в гости к турецким янычарам, а янычары отдавали ответные визиты в русские окопы.

Вечером турецкие и русские солдаты сошлись у костров, пели разные песни, пили кофе, морковный чай,

а иногда коньяк, который был у турецких солдат.

Васяткин побывал в турецких окопах. Ему устроили торжественную встречу. Насовали подарков и с

триумфом проводили назад.

— Да здравтют — урусь — ревалюси! — кричали янычары, обнимая русских солдат и восторженно

бросая в воздух свои красные фески.

Через несколько дней на позицию приехал член дивизионного комитета. Он официально заключил с

турецким командованием договор о перемирии и прекращении военных действий.

*

В полку усилилось дезертирство. Солдаты целыми десятками, нагруженные вещевыми мешками,

патронами, с винтовками в руке, и днем и ночью шли по дорогам к ближайшим станциям. Без билетов

устраивались на поезда, ехали на север, в Россию.

Никакие уговоры не действовали. Полк понемногу таял. По этому вопросу собрали митинг. На нем долго

и горячо обсуждали, как дальше быть. Дивизионные, бригадные комитеты предлагали прекратить дезертирство

всеми мерами и ждать конца переговоров с штабом армии и Временным правительством. В дивизионном

комитете было решено заручиться поддержкой других дивизий армии. Но на тот случай, если бы эта поддержка

не оказалась возможной и Временное правительство будет настаивать на продолжении войны, то самовольно

сняться с фронта и всей дивизией эвакуироваться в глубь страны.

Полковой митинг подавляющим большинством решил подчиниться предложениям дивизионного

комитета и ждать, но со своей стороны солдаты полка решили послать делегатов в город, деревню и столицу с

тем, чтобы эти делегаты, вернувшись в полк, рассказали бы, что они видели своими глазами в России.