Девятьсот семнадцатый

большевики и туземные националисты суть одна сволочь. Мы стоим за неделимую великую Россию. Предстоит

долгая и упорная борьба.

— Да, да. Прекрасно выраженная мысль, — поддакнул Филимонов.

— В Петербурге и Москве власть накануне падения. Нам нужно спасти себя и обеспечить завтрашний

день. Но не только это. Нужно начать работу в народе. С одной стороны, подготовлять народ к Учредительному

собранию в нашем разрезе, с другой стороны, начать организовывать кадры новой армии, которая неизбежно

должна явиться на смену разложившейся.

— Великолепно формулируете, — снова вставил Филиппов.

— Будущему конституционному монарху нужна будет опора. И вот мы приступаем к намеченной задаче.

Наши офицеры разъезжаются в разные места. Мы им даем вооружение и средства. Едут, главным образом, на

Кубань, Терек и Дон. Особенно на Дон, где сейчас власть почти наша. Сторонники генерала Каледина в

большинстве. Поезд будет следовать до Москвы. Понятно?

— Да.

— Вы с группой офицеров, совместно с полковником Филимоновым, будете сопровождать поезд и

являться его комендантом. Не беспокойтесь. Мы дадим вам такие документы, которые избавят вас от

неприятных процедур, обысков и осмотров. Дадим срочный литер. Дадим деньги и другие поручения.

— Когда уезжать? — спросил Сергеев.

— Через час или два, но не позже. Время не терпит. Сегодня большевики, арестованные нами,

освобождены. Проклятая чернь, грязный зверь, и у нас вышел из своей берлоги. Он слепо идет за

большевиками. Нет сомнений, что вечером они переизберут совет, в учреждения города начнут просовывать

своих людей. Возможно, будут самочинные обыски, ибо власть временного правительства у нас чрезвычайно

слаба.

— Да и везде она слаба, — подтвердил Филимонов.

— Это верно. Поэтому нужно ехать скорей.

— Как думаете доставить господ офицеров на вокзал?

— В закрытых автомобилях. Не на вокзал, а к первому полустанку. Там сейчас уже грузятся вещи, семьи

и оружие. Между прочим, оружия два вагона. Ружья, пулеметы, бомбы. Каждый офицер имеет список, что он

может получить от вас.

— Все?

— Нет, еще одно. Офицеры и оружие сгружаются по указаниям за пять, десять верст от станции. Все

должно быть подготовлено. Поезд не останавливается, а только замедляет ход.

— А машинист и прислуга?

— И машинист и прислуга в большинстве офицеры и денщики. Они все сочувствуют нам и все

монархисты.

— Хорошо. Что я делаю в Москве?

— Сдаете поезд и поступаете в распоряжение отдела ЦК конституционно-демократической партии.

— Монархической, — поправил Филимонов.

— Дело не в словах, полковник. Мы, кадеты, всегда готовы поддержать и поддерживаем крайних

монархистов.

— Это верно.

— Конечно, верно. Но, господа, время спешить. В соседней комнате вас ждет парикмахер. Не

беспокойтесь, офицер, разумеется. По желанию, каждый из вас может постричься или побриться. Кто пожелает,

может загримироваться. Там же у адъютанта получите фальшивые документы и деньги. Прошу, господа.

Офицеры гурьбой вышли в соседнюю комнату. Оттуда вскоре послышались смех, шум и крики.

— Разрешите, господин полковник, мне попрощаться с друзьями, — попросил Сергеев в надежде, что

ему удастся перед отъездом поговорить с Анастасией Гавриловной.

— Некогда, поручик. Я имею с вами еще разговор. Основное: оберегайте особо полковника Филимонова.

Он едет с вами до Москвы и везет чрезвычайно секретные бумаги в английскую миссию от самого великого

князя Николая Николаевича.

— Слушаю-с.

— Вы лично получите от меня, — Преображенский открыл письменный ящик стола, извлек оттуда три

пакета и вышитый серебром пояс, — вот этот пояс. В нем находятся совершенно секретные документы ЦК

нашей партии. Передайте их лично под расписку нашему дорогому вождю господину Тошнякову. В этом же

свертке документы на поезд. В этом ваши личные документы. На всякий случай заготовлена подложка на имя

комиссара совета. И наконец в третьем пакете, — полковник вздохнул, — деньги. Я верю вам, поручик. И

насколько от меня будет зависеть, вы получите подполковника, если выполните поручение. Я верю вам. — Тут

голос Преображенского прозвучал торжественными нотами. — Старайтесь же на благо дорогой идеи. Здесь…

все мое личное состояние. Сто пятьдесят тысяч рублей в английских фунтах. Пятнадцать тысяч фунтов

стерлингов. Отдельно здесь же лежит тысяча фунтов — эти деньги принадлежат вам.

— Что вы, господь с вами, господин полковник. Зачем мне так много денег?

— Ах, успокоитесь, поручик. Не думайте, что я настолько богат, что стану разбрасывать по тысяче

фунтов. Это деньги не мои. Не я их вам дарю. Я знаю, что этим бы я оскорбил в вас офицера. Эти деньги —

законная плата за ваш труд от наших дорогих союзников. В Москве получите еще столько же от полковника

Филимонова. Возможно и больше. Все будет зависеть от того, какую вам поручат работу. Мои же пятнадцать

тысяч фунтов вы передадите жене, когда высадите ее в Москве. Я дам телеграмму. Там ее встретят родные.

— Господин полковник… Ксандр Феоктистович, как мне благодарить вас за доверие… за все!

— Не за что. Служите верой и правдой идее… — полковник запнулся, — идее монархизма в лучшем

смысле этого слова, и это будет лучшей благодарностью. Берегите Тамару Антоновну. Она будет с вами ехать в

одном купе на правах вашей жены…

— Что вы, как можно…

… Но без обязанностей жены, — сухо добавил Преображенский. — Вы понимаете. Я надеюсь.

— О, ради бога. Еще бы, господин полковник!

— Ну-с, надо спешить.

*

Шесть закрытых автомобилей бешено промчались через город в степь к незаметному полустанку в