Дезинсектор!

Теперь же, с полной уверенностью в методе, он выдал знаменитую трилогию — «Нова-Экспресс», "Мягкую Машину" и "Билет, Который Взорвался".

— Уильям экспериментировал со своим чрезвычайно изменчивым материалом, своими собственными неповторимыми текстами, которых он подверг жестоким и беспощадным «разрезкам», — говорит Гайсин. — Он всегда был самым упорным. Ничто никогда не обескураживало его… ("Здесь, Чтобы Уйти").

Грегори Корсо, с другой стороны, был очень даже смущен и подавлен. Корсо принимал участие, вместе с Гайсином, Берроузом и Синклером Бей-лисом в "Остались Минуты", первой книге «Раз-резок». Для последней страницы он написал посткриптум, откровенно признавшись, что все еще ошеломлен тем, что любой может попросить его разрезать "очень личные слова" — как будто в них "нет ничего святого", — как сказал Гинзберг ("Книга Разбитых").

"…Поэзия, которую я пишу, исходит из души, а не из словаря, — негодовал Корсо. — Уличная поэзия предназначена для каждого, но духовная поэзия — увы! не распространяется в каждой подворотне… моя поэзия — естественная «разрезка», и не нуждается в ножницах… Я согласился присоединиться в этом проекте к мистерам Гайсину, Бейлису, Берроузу, говоря своей музе: "Спасибо за ту поэзию, которая не может быть разрушена, потому что она во мне"… ("Остались Минуты").

Гинзберг признал "серьезный технический шаг", сделанный «Разрезками», но добавил, что он также "сопротивлялся и противился" им, "с того момента как они стали угрожать всему, от чего я завишу… утрата Надежды и Любви: вероятно, можно примириться с этой потерей, какой бы серьезной она ни была, если остается Поэзия, а для меня — возможность быть тем, кем я хочу — духовным поэтом, даже если я покинут всеми: но Поэзия сама становится препятствием к дальнейшему осознанию «разрезок». Для последующего продвижения в глубины сознания, ниспровергающего любую сложившуюся концепцию Самости, личности, роли, идеала, привычек и удовольствия. Что означает ниспровержение языка вообще, слов, как медиума сознания. Происходит буквально изменение сознания вне того, что уже было фиксированной привычкой языка-сокровенного-мысли-монолога-погруженности-ментального-образа-символов-математической абстракции. Невиданный эксперимент… упражнения мысли в музыке, цветах, безмыслии, восприятии и переживании галлюцинаций, изменяющие неврологически фиксированную привычку рисунка Реальности. Но все это, как я полагал, делает Поэзия! Но поэзия, которой я занимаюсь, зависит от жизни внутри структуры языка, зависит от слов, как медиума сознания и, следовательно, медиума сознательного существования. С тех пор я слоняюсь в депрессии, все еще сохраняя наркоманскую зависимость от литературы"… ("Книга Разбитых").

Гинзберг написал Берроузу из Южной Америки об ужасах яхе и о своем неприятии и сопротивлении «Разрезкам». Ответ был краток и суров:

21 Июня, 1960 года

Настоящее Время Предначертанное Время (Pre-Sent Time)

Лондон Англия

Дорогой Аллен:

Нечего бояться. Vaya adelante. Смотри. Слушай. Услышь. Твое сознание АЙАХУАСКИ более ценно, чем "Нормальное Сознание". Чье "Нормальное Сознание"? К чему возвращаться?… Сколько раз пытался ввести тебя в контакт с тем, что я знаю… Ты не хотел или не мог слушать. "Ты не можешь показать кому-либо то, что он еще не видел". Брайен Гайсин вместо Хассана ибн Саббаха. Слушаешь сейчас? Возьми копию этого письма, положи в конверт. Разрежь по строчкам. Перетасуй их, как карты — первая против третьей, вторая против четвертой… Слушай. Разрежь и перекомпонуй их в любой комбинации… Не думай об этом. Не теоретизируй. Пробуй. Сделай тоже самое со своими стихами. Ты жаждешь «Помощи». Вот она… ВЗГЛЯДОМ ПРОНЗИВ СВОИ НЕБЕСА УЗРИ МОЛЧАЛИВЫЕ ПИСЬМЕНА БРАЙОНА ГАЙСИНА ХАССАНА ИБН САББАХА. ПИСЬМЕНА КОСМОСА. ПИСЬМЕНА ТИШИНЫ…

Уильям Берроуз

По поручению Хассана Саббаха

Роге! Хассан Саббах

Пока продолжалась Операция Переписи, одновременно шли выставки, перфомансы, анимационные чтения записей метатез и их проекций по всей Европе, период, который Гайсин характеризовал как "небывалый в отношении интеллектуального подъема".

В 1965 году Гайсин и Берроуз оказались в Нью-Йорке, готовя текст и иллюстрации для следующего совместного проекта — "Третьего Ума" — ставшего законченным заявлением и выражением в словах и рисунках того, к чему они оба стремились и пришли, от первых «Разрезок» до концептуальных альбомов для наклеивания вырезок и образов, достигших кульминации в "Иероглифическом Безмолвии". Пройдет еще тринадцать лет, прежде чем книга выйдет в английском издании. Издатели и другие литературные деятели, высоко оценивая "серьезный технический шаг", единодушно сопротивлялись и препятствовали выходу книги на всех уровнях.

Джеймс Грауэрхольц, секретарь Берроуза, верно подметил, что «разрезки» Берроуза и Гайсина, соотнесенные с образами популярной культуры и мусорной кучи современной литературы, были мощным артистическим инструментом. Он же как-то сказал, что "Библиография Уильяма С. Берроуза, 1955–1973 гг" читается как "Кто Есть Кто" среди небольших журналов и андеграундных издателей по всему миру. Почти все произведения, собранные в "Дезинсекторе!", увидели свет в этих непонятных и малоизвестных изданиях, от «Antaeus», минуя "Adventures In Poetry" (см. "Старый Фильм" — полностью рассказ назывался "Далекие Пятки" и был опубликован в сборнике "Досье Берроуза"), до The Village Voice. Автобиографический "Дезинсектор!" датируется 1966 годом, а рассказ "Его прозвали "Святой Отец"" (в девяностые вышел на компакте под аккомпанемент гитары Курта Кобейна) увидел свет в 1967-м. "Наука ДП" — результат временного увлечения Берроуза сайентологией — впервые появилась в 1970-м.

Мы можем представить себе автора, сидящего за пишущей машинкой в "Разбитом Отеле", в лондонской комнате или в номере Нью-Йоркской гостиницы, отвечающего на письма издателей небольших журналов по всей Европе и Америке и высылающего эти бюллетени образа и революции миру, которому он с чувством обреченности надеялся наглядно продемонстрировать зловещее предупреждение:

"Остались Минуты"… "Дезинсектор!" еще не закончил свою работу, и тридцать лет спустя необходимость в нем по-прежнему сохроняется — МОЖНО ПОТЕРЯТЬ ПАЛЕЦ. МОЖНО ЖИЗНЬ КАЖДЫЙ ХОТЬ НЕМНОГО ТЕРЯЕТ ЗДЕСЬ НА ПУТИ СКВОЗЬ ЭТУ РАСУ КРЫС…

подготовил Алекс Керви FORE! HASSAN I SABBAH

«Дезинсектор!»

— Вас обслужить?

Во время войны я работал на «Дезинсекторов А. Дж. Коэна» контора на первом этаже глухой тупик у реки. Старый еврей с холодными серыми рыбьими глазами и сигарой был старшим из четырех братьев. Марв младший носил ветровки у него было трое детей. Был еще холеный хорошо одетый брат, закончивший колледж. Четвертый брат — дородный и мускулистый — выглядел как профессиональный чечеточник из старых времен мог зареветь луженой глоткой «Мэмми» но оставалась надежда что он этого не сделает. Каждый вечер перед закрытием два брата начинали дикую свару непонятно из-за чего, а я смотрел, как старший вынимает изо рта сигару и мелкими скользящими шажками наступает на водевильного братца.

— Хошь плюну тебе в рожу? Хошь? Хошь? Хошь?

Водевильный братец отступал борясь с тенями невидимыми моему гойскому взгляду; должно быть, это были всемогущие Еврейские Мамочки вызванные заклинаниями старшего брата. Много раз я разинув рот наблюдал за этим ритуалом надеясь, что когда-нибудь старый сигарщик ему вломит но этого так и не случилось. Несколько минут спустя они уже спокойно разговаривали проверяя отчеты дезинсекторов.

Тем не менее, старший брат никогда не скандалил с дезинсекторами. «Вот почему у меня сигара», — говорил он, сигара служила источником магического спокойствия.

Я ездил на своем черном форде V8 и сам таскал опрыскиватель от клопов, инсектицидный порошок, мехи и баллоны с фторидом вверх и вниз по лестницам.

— Дезинсектор! Вас обслужить?

Толстый улыбчивый китаец отмерял нам инсектицидный порошок — во время войны его было трудно достать — и предупреждал, что при возможности мы должны пользоваться фторидом. Сам я предпочитал порошок фториду. Порошком тараканов кончаешь прямо на глазах у Господа и клиента в то время как крахмалом и фторидом просто полил а несколько дней спустя старый южанин с военного завода говорит: «Они все сожрали и бегают жирные как свиньи».

С огромного расстояния я вижу холодный пригород ясный ветреный апрельский день холодное солнце дезинсектор карабкается по деревянной лестнице на фасаде.

— Дезинсектор мадам. Вас обслужить?

— Заходите молодой человек выпейте чашечку чая. Вас продуло наверное такой ветер.

— Да мэм продирает до костей чувствую себя неважно (кашель).

— Вы похожи на моего брата Майкла Финни.

— Он умер?

— Это было очень давно такой же апрельский день солнце холод худой мальчик с веснушками вошел сюда как вы. Я вышла приготовить чай. Вернулась а он уже мертвый. — Она показала на пустое голубое небо. — Холодный чай сидел тут на вашем месте.

Я решаю, что старая карга заслужила обработку инсектицидным порошком что бы там ни говорил толстый китаец. Наклоняюсь к ней доверительно.

— Тараканы, миссис Мэрфи?

— От тех евреев снизу.

— Или от работяг из соседней квартиры, миссис Мэрфи?

Она пожимает плечами.

— Конечно, ирландские тараканы не лучше других.

— Спасибо за чай миссис Мэрфи… Конечно, я займусь вашими тараканами… И не говорите мне где они прячутся… Я сам все знаю миссис Мэрфи… у меня большой опыт… И могу сказать вам миссис Мэрфи я люблю свою работу и горжусь ею.