ДИАГНОЗ и другие новеллы

— Разве мир — это Тиволи [42] , Сири? Увеселительный парк?

— А что? Ты стала религиозной?

— Возможно…

— Погоди…

Сири подбежала к стойке. Через мгновение она вернулась с чеком на хлебец и кофе. Енни снова закурила сигарету.

— Вот как ты вдруг заговорила! Прямо и откровенно! Тебе что, нанесли на Пасху визит мормоны? Да? Ты всегда была слишком слаба, Енни. Тебе никогда не следовало вступать в сомнительные дискуссии.

— Неправда.

42

В скандинавских странах — увеселительный парк с аттракционами.

Это прозвучало как раз перед тем, как расплакаться. Но она боролась со слезами.

— Что такое? Это ведь твой кофе, разве нет? И почему ты не ешь?

— Потому что у меня рак. Рак, Сири, слышишь ты это? И к тому же очень серьёзная стадия. Меня кладут в Радиологическую клинику завтра. Может, осталась ещё пара месяцев…

С лица Сири спала маска. Енни стало почти жаль её. Теперь они были одинаково обнажены.

— Бедная Енни! Милая, дорогая Енни… Почему ты не сказала об этом сразу?

Подруга взяла обе её руки в свои. И вся история вышла наружу. Словно вырезанная из еженедельной газеты.

ЭТО ОТНЯЛО полчаса времени… Рассказать то, что произошло за четырнадцать суток! Енни просто потрясло, как трезво и подробно отдавала она отчёт обо всём происшедшем. Вплоть до мучительных деталей. Говорила, словно о ком-то другом, а не о себе самой.

Подруга так и сидела, крепко обхватив руками её запястья. И тут Енни увидела это сама. Как бледны были её руки в этом пронзительном освещении! Они были белы как снег.

— Мы не вечны, Сири! Это касается и тебя тоже… — Она глубоко заглянула ей в глаза.

— Во всяком случае, то, что ты больна, касается и меня. Не могу ли я что-нибудь сделать?

Енни ещё раз закурила сигарету и покачала головой.

— Ты… теперь я поеду с тобой в Осло. Я могу освободиться на несколько дней. Нехорошо, если ты поедешь одна…

— Спасибо! Но это путешествие я должна совершить одна. Тебе, Сири, надо попрощаться со мной сейчас. Возможно, это больно. Но я должна попрощаться сама с собой. С этим городом, с жизнью. Тебе тоже придётся когда-нибудь это сделать…

— Енни… подожди, Енни… я так хочу…

— Нет! Это касается вовсе не нас двоих. Мне пора идти, Сири.

Гордость. Такая стойкая теперь, словно столб.

Она поднимается, надевает плащ и вытаскивает белый чемоданчик из-под стола.

— Хочешь французскую булочку с креветками? Или пасхальную булочку? Это — тебе!

— Погоди…

— Будь здорова, Сири!

Она поворачивается и выбегает на улицу. Бежит от сострадания подруги.

Будто тем самым вырывается на свободу из рук всего мира.

СИДДХАРТХА

ОНА ШЛА, блуждая по улицам. Ненадолго остановилась и стала смотреть на открытые страницы газет в витрине «Бергенских известий».

Она вздрогнула, прочитав передовицу на первой полосе. «ЧУДО: Я ЖИВУ!» Свыше шести колонок. Словно это было сообщение специально для неё. Эпизод из бытовой драмы. Полицейский, который, как сообщалось, не воспользовался пистолетом, избежав безрассудства.

Но чудо было то, что она — жива Енни не надо было избегать подобного безрассудства, чтобы осознать как чудо то, что она ещё жива Чудом вообще было: что-то ещё существует.

Мистерия жизни, думала Енни. Загадка жизни… Загадка рака.

Что, если она — будто чудом — вдруг станет совершенно здорова? А если был поставлен неправильный диагноз?

О, нет! Енни не была мечтательницей. Енни была инженером-химиком. Енни была реалисткой. Она не верила в чудеса.

Популярный весенний шлягер Венче Мюре и Яна Эггума «Мы живём!» звучал в её ушах. В последние дни она как нарочно слышала его по радио много, много раз.

«…За жизнь должны мы сражаться до тех пор, пока в жилах наших течёт кровь…»

А за что ещё стоило сражаться?

С БЕЛЫМ ДАМСКИМ чемоданчиком в руках — то в правой, то в левой — она, тяжело ступая, поднялась наверх к театру.

«ДАМЫ В САУНЕ». Грандиозная постановка сезона. Она даже не подозревала, о чём идёт речь, но звучало всё это по-дурацки. Словно распутство Сири в сауне лектора в Финсе.

Театр. Он был связан с Юнни. Теперь он преподаёт драматическое искусство в Тронхейме.

«Жизнь — это театр, — неустанно повторял он, держа сигарету в одной руке, а бутылку — в другой. — Нас впускают на сцену, мы сходим с неё».

Наверняка эти слова он от кого-то слышал.

ЕННИ ПОРА было уезжать из города. С чемоданчиком в руках она с трудом поднялась наверх к монастырю и наблюдала оттуда за мысом Норднес [43] . Там она села на скамейку и смотрела через озеро на остров Аскё [44] .

ДВЕ ТЫСЯЧИ лет тому назад был распят еврей-бунтарь. Наверняка он был человеком уникальным. Но церковь учила, что он Сын Божий. Трудно свести концы с концами. С тем, что Бог сначала создал людей по доброй воле. А когда люди воспользовались этим, Он так разгневался на них, что вынужден был увидеть, как Его родного Сына распяли, ибо Он не мог их простить.

43

Северный мыс (норв.) у Пуддер-фьорда.

44

Ясеневый остров (норв.) около Бергена.

Не это ли было посланием свыше ей — Енни Хатлестад — на Пасху 1983 года? Если она и вправду думала, будто распятие Иисуса стало пеней за то, что Адам и Ева злоупотребили Божьим даром, то она была спасена от гнева того самого Бога и избежала вечной погибели…

В такого Бога у Енни веры не было.

Енни не была религиозна. Енни была больна. Но болезнь ещё ничуть не поразила её разум. В последние дни она прослушала по радио больше дюжины молитв. По понятным причинам она внимала им с открытой душой. Словно это был краткосрочный курс истории христианства. Или как целый повторный курс, если быть более точной. Это явно было важно для тех, кто искушён в Библии; важно показать: они-де знают весь урок, они-де правоверны по всем статьям. Но когда всё христианское учение — от Адама и Евы до «Откровений» Иоанна — возвещают за пять или десять минут, оно кажется таким беззащитным и в своей любви, и в разуме тоже! Так что утешить Енни здесь, где она сидела с чемоданчиком между ног, глядя на Норднес и на паром, идущий к острову Аскё, это не могло.

ЕННИ ВДРУГ вспомнила нечто иное. Ей пришло в голову нечто экзотическое, нечто из другого небесного ведомства, нечто конкретное и возвышающее, гораздо более подобавшее больному раком инженеру-химику.

Ей вспомнилась красивая история о княжеском сыне Сиддхартхе, жившем в своё удовольствие до тех пор, пока у него внезапно не открылись глаза на страдания мира…

Не так давно Юнни дал о себе знать, прислав длинное письмо из Стокгольма, где он видел балет, поставленный по легенде о Будде. И Енни тут же помчалась в библиотеку за книгами о буддизме. Она не была абсолютно уверена в своих помыслах, в том — сделала ли она это ради Юнни или насущного интереса ради.