Диагноз

— Я смогу ходить? — спросил Билл, подавшись вперед и едва не упав с койки. Вероятно, специалист лгал, но Биллу очень хотелось верить его словам.

— Возможно.

В палату вошла сестра и объявила, что возле госпиталя доктора Соамса ждет такси, которое отвезет его в аэропорт.

Билл перевернулся на другой бок и тупо уставился в стену. Игла торчала из руки чуть ниже продолговатого розового шрама, следа от удара о камни во время ныряния со скал много лет назад, когда он был в летнем скаутском лагере. Если затихнуть, подумал Билл, то, наверное, можно почувствовать, как с легким подрагиванием в вены втекает кровь. Он снова стал смотреть на фотографию сестер. Некоторые показались ему хорошенькими. Одна девушка с длинной косой очень печально улыбалась. Она единственная из всех смотрела в сторону от объектива.

После плазмафереза состояние Билла немного улучшилось. Обновленная кровь и стероиды, от которых его лицо стало понемногу пухнуть, вернули некоторую способность к передвижению. Теперь он мог самостоятельно сделать два-три шага, прежде чем повалиться на пол. Омертвевшие пальцы иногда чувствовали легкое покалывание. Эти неопределенные и ненадежные успехи, когда он осторожно сообщил о них врачам, вызвали всплеск радости. Билл получил поздравительные сообщения от доктора Петрова, доктора Соамса и еще какого-то специалиста из Медицинской школы Дюка в Северной Каролине. Интерес и энтузиазм врачей оказались столь заразительными, что Билл всерьез поверил в то, что страдает каким-то аутоиммунным заболеванием, и проводил теперь все утренние часы за компьютерным терминалом, изучая свой недуг. Днем он долгие часы лежал на кровати. Будучи не в силах заснуть, он прислушивался к звукам дома или тупо смотрел в потолок. Иногда он собирал в кулак всю свою волю и доползал до окна, хватаясь за стену и подоконник, поднимался и смотрел на знакомые дома и улицы. Здесь на него находили временное успокоение и умиротворенность от созерцания мелочей. Небольшие белесые пятна на кровлях, трепещущая и пляшущая на ветру лента, прикрепленная к почтовому ящику Коттеров, блеск хромированных деталей на проезжавших мимо автомобилях, катящиеся по ветру опавшие листья, красные кирпичные дымовые трубы и раскрашенные белые трубы, застрявший среди ветвей дерева бумажный змей, птицы. Однако спустя некоторое время Билла окутывала великая печаль, охватывало такое чувство, что он — единственный на всем свете человек, который видит все это. Созерцание окрестностей становилось в такие минуты невыносимым. Он закрывал глаза, голова бессильно падала на поднятые руки, и он стоял так до тех пор, пока никчемные ноги не подламывались и он не падал на пол.

Билл перестал бриться, и его одутловатое лицо покрылось клочковатыми каштановыми бакенбардами, на подбородке же растительность была седой. Он с трудом узнавал в зеркале свое лицо, так же как, впрочем, и все остальное тело. Проходил день за днем; ноги стали постепенно усыхать и сморщиваться. Тело приходило в упадок, превращаясь в ничто, приближение которого Билл чувствовал все сильнее и сильнее. Иногда он пытался представить себе будущее. Что станется с его семьей? Мелисса будет вынуждена искать сносно оплачиваемую работу. Алекс пойдет в другую школу. Им придется переехать из Лексингтона в маленький домик в другом, менее престижном месте. Все это казалось невозможным, невообразимым. Если бы только можно было перевести стрелки часов назад и вернуться в начало июня, когда он каждое утро доезжал до гаража у станции «Элуайф», весь день работал на свою компанию и ежедневно, в перерыве, жалуясь и потея, взбирался на бегущую дорожку в оздоровительном клубе. Это была не такая уж плохая жизнь. Это была благоустроенная жизнь, и он с удовольствием вел бы ее и дальше. Сидя на диване с распростертыми омертвевшими ногами и ожидая, когда Мелисса принесет поднос с едой, он представлял себе, как бежит по спортивной дорожке оздоровительного клуба. Ноги поднимаются вверх и опускаются вниз, на черную резиновую поверхность дорожки, и сам Билл представлял себя машиной, созданной для бега, не способной ни к чему, кроме того, чтобы бежать, бежать, бежать…

— Почему ты хочешь подавать в суд только на «Плимут»? — резко сказал Билл Мелиссе, когда они, лежа как-то ночью без сна, допоздна смотрели телевизор.

— О чем ты говоришь? У тебя что, стало плохо и с головой?

— Надо подать в суд на всех, — ответил он, стараясь не дергать головой. — Особенно на манекенов в отделе связи Марблуорта. На водителей, забивших машинами улицы. На факс и телефоны. На телевидение.

— У тебя поехала крыша.

Она встала. Ее ночная рубашка светилась отраженным мертвенно-бледным светом телевизионного экрана. Вздохнув, Мелисса поплелась в ванную.

~~~

>>> MAIL 50.02.04 <<< От: Петров в MGH.HARVARD.EDU = => Принято: от TAR.HARVARD.EDU через HARVARD.EDU с BFP

id AQ74078; вторник 15 сентября 9:23:22 EDT

для [e-mail]; вторник 15 сентября 9:23:38 — 0400

Нажать* для получения сообщения

>>> MAIL 50.02.04 <<< От: Петров в MGH.HARVARD.EDU

Дорогой мистер Чалмерс,

как Вы уже знаете, мы обсудили Ваш случай с доктором Марджори Стеббинс из Медицинской школы Дюка. Доктор Стеббинс — специалист с мировым именем — занимается врожденными нейропатиями. На прошлой неделе я получил от нее интересное сообщение.

С наилучшими пожеланиями, Арманд Петров, врач Прилагаемый файл:

Предмет: Случай МБ № 384930

Дорогой доктор Петров,

я склоняюсь к мнению, что в данном случае мы имеем дело не с аутоиммунным заболеванием, а с редкой формой врожденной нейропатии. Я пришлю вам список рекомендуемых анализов и тестов, чтобы подтвердить мою гипотезу. Марджори Стеббинс, [e-mail]

АДВОКАТЫ

В конце сентября, когда летняя жара уступила наконец место осенней прохладе, Билл в девятый раз посетил доктора Крипке. Некоторое время оба молча сидели в тесном кабинете психиатра. Крипке оценил результаты теста Роша и был вынужден неохотно констатировать, что прием паксила в течение последнего месяца оказался совершенно неэффективным.

— Вы полны гнева.

— Что?

Билл настолько устал рассматривать одно фигурное пятно за другим, что почти перестал понимать человеческую речь.

— Гнев — это здание, — начал объяснять психиатр. — Но оно очень велико, размыто и огромно.

Он начертил несколько линий в своем блокноте.

— Генерализованный гнев пожирает душу и тело. Его энергия расходуется даром.

Психиатр, прибегнув к весьма образной метафоре, сравнил гнев Билла с породистой лошадью без всадника. Сравнение показалось Биллу настолько абсурдным, что он, забыв о шуме водопада, льющемся из динамиков, начал слушать врача.

— Мой опыт подсказывает, что лучше всего направить гнев в осмысленное русло, дать ему достойную цель. Действие — способ адаптации.

Именно в этот момент Билл вдруг ясно осознал, что должен, просто обязан подать в суд на «Плимут». Его уволили без всякого предупреждения, выгнали, как старую больную собаку, выбросили, как временное подспорье. Он отдавал «Плимуту» все свои силы, свою кровь. Да, он будет с ними судиться, он поставит их на колени, а после этого подаст в суд на всех бесполезных докторов, включая и Крипке.

— Уверены ли вы, что сами распоряжаетесь своей жизнью? — донесся откуда-то издалека голос психиатра.

Некоторое время Билл бездумно рассматривал пятно света, падавшего на пол сквозь маленькое окно.

— Распоряжаюсь ли я? Я чувствую, что меня всегда толкали и тащили. Тащили и толкали. И я сам допустил такое отношение к себе.

— То есть вы чувствуете себя пробкой в океане?

— Вы правы! — взорвался Билл. — Вы правы, и я буду судиться с этими ублюдками.

— Это очень здравая мысль, — сказал психиатр, вставая. Время приема истекло. — После того как вы найдете выход своему гневу, мы с вами обсудим его истоки.

Эти последние слова Билл уже почти не слышал. Натыкаясь на столы и стулья, он направил коляску к средней двери, стремясь вырваться из тесного кабинета после тяжелого и неприятного разговора.

В день, когда была назначена встреча в адвокатской конторе Торо и Мак-Каллоха, Билл привел себя в состояние здоровой ярости, которая только усилилась после того, как Мелисса припарковала машину возле дорогого гаража на перекрестке Бикон-стрит и Скул-стрит. «Засудить ублюдков», — бормотал Билл. Тротуар был забит пешеходами, которые обходили Билла, как обходят муравьи сморщенный лист, упавший на их тропу. Он явственно представлял себе, как они, с торчащими из ушей динамиками плееров, останавливаются на мгновение, искоса бросают на него взгляд и спешат дальше по своим неотложным делам. Каким жалким и беспомощным кажется он в своем инвалидном кресле! Билл мучительно морщился от вида каждого прохожего.

Мелисса ласково прикоснулась пальцем к его щеке.

— Просто расскажи адвокатам все, как было, — тихо сказала она. — И будь решительным. Эти высокооплачиваемые адвокаты обожают твердость.

— Не учи меня, что делать, — огрызнулся Билл. — Не думай, что я пробка в океане.

Они двинулись по Бикон-стрит. Тротуар был заполнен людьми, несущими коробки, ящики и пакеты, набитые товарами, купленными в магазинах на Ньюбери-стрит. Биллу показалось, что теперь пешеходы не смотрят на него, а, напротив, избегают встречаться с ним взглядом. Что хуже? Неужели он не стоит даже того, чтобы на него посмотреть? Он теперь вовсе никто? Да, ведь «Плимут» обошелся с ним как с никем.