Диалель

Мы ехали несколько дней, останавливаясь на каждой станции, где пустые вагоны заполнялись такими же, как и мы. Паровоз загружался углем, а мы пополняли свои запасы воды и продуктов. Иногда на разъездах стояли среди лесов и полей, где была возможность размяться и справить нужду.

Мы проехали Орел, Курск, Киев и высадились в Жмеринке. Здесь нам выдали по три пачки патрон к винтовкам. Дальше, где пешком, где на повозках добрались до поселка Богородчан, что в Галичине. Здесь нас распределили по казармам. Помещение с деревянными нарами и матрацем набитым соломой. Вместо подушки вещмешок. Накрывались шинелью. Кормили три раза в день. Хлеб, каша и щи. До линии фронта было несколько верст. Обучение было не долгим и уже скоро нас отправили на передовую. Двенадцать дней на передовой в окопах, а потом шесть дней в казармах. Боевые действия не велись. Кричали в сторону противника разные скабрёзности. Иногда лениво перестреливались.

Здесь я сдружился с Василием, настоящим мужиком из Сибири. Дважды он спасал меня от смерти. Первый раз весной семнадцатого. Мы находились на передовой в окопах вдоль реки Быстрицы. Ночью, когда я заснул, австрийцы произвели газовую атаку. Волна газа стала наполнять окопы и низины. Василий вытащил меня из окопа, когда я уже начал задыхаться. Осенью в столице произошла революция. У нас ходили разные разговоры. Никто ничего не знал. Снабжение прекратилось. Есть было нечего. Стали появляться разные агитаторы. Мы сдались в войне и отступали от немецких и австро-венгерских войск. В январе 1918 я сильно обморозился, так как обмундирование сильно износилось. Василий настаивал, что надо становиться за тех, кто за революцию и что они победят. Добравшись до реки Дон, мы вступили в состав рабоче-крестьянской красной армии. Освобождая юг от войск Деникина, мы дошли до Одессы. Под Одессой погиб Василий. Рядом с нами разорвался снаряд и осколок попал ему в грудь. Он умер на моих руках. Один из осколков зацепил мне руку, а другой в плечо. Наши подобрали меня и помогли добраться до санитарного пункта, в котором меня загрузили в санитарный поезд. На этом поезде, где мне зашили раны, я доехал до Тулы. Через месяц, уже в госпитале мне выдали документы о демобилизации. Я вернулся домой после четырех лет отсутствия. Из тех, кто уходил со мной на войну, вернулось только трое. Много что изменилось за это время. У нас создали колхоз и отобрали наших двух лошадей и семнадцать десятин земли. Постоялый дом закрылся еще раньше после пожара. Я снова стал работать там же где и до войны.

1922 год.

Венчался со своей Катенькой. Гуляли всей деревней несколько дней. Будем теперь строить новую семью.

1923 год.

Родилась дочь Анна. Сбиваемся с ног. Не можем не нарадоваться.

1924 год.

Похоронил отца. Ему было семьдесят лет. Сказались раны, полученные в войне с турками. До последнего помогал по хозяйству. Теперь я самый главный в семье.

1925 год.

Родился сын Василий. Что бы больше было время на семью, я перешел работать в артель «Красный Луч».

1927 год.

Родился сын Михаил.

1930 год.

Дети уже взрослые и помогают маме. Вернулся на работу на арматурный завод.

1938 год.

Умерла моя мама. Ей было восемьдесят два года. Последние несколько лет она вспоминала пожар в нашем доме. Жалела, что в пожаре сгорела ценная книга, в которой было написано, что 1941 года нет, что на его месте стоит белый конь и значит будет война.

1939 год.

Перешел работать на Внуковский аэродром. На работу идти семь километров, поэтому часто остаюсь ночевать в общежитии.

1941 год.

Началась война с немцами. Жаль не добили их раньше. Вспомнил мамины слова. Зачислен в команду подрывников. Если немцы подойдут, у нас есть команда все взорвать. Проводим эвакуацию. В декабре пришла повестка на фронт. Опять поеду в Подольск на сборный пункт. Свои записи спрячу в иконостас. Найду если вернусь и дом будет на месте.

1946 год.

Вот я и дома. Моя тетрадка, которую я прятал в киоте, сохранилась. Думал, что поеду на фронт, но в Подольске меня признали негодным к строевой службе и зачислили в рабочий батальон. Все это время работал на Каширской электростанции. Сначала восстанавливали ее, а потом работал в топливном цехе.

1948 год.

Сын Василий вернулся с войны. Был в составе военно-десантной бригады минометчиком. Форсировал Балатон. Воевал в Австрии и брал Вену. Был контужен. Воевал там же где и я. Младший сын поступил в военное училище.

1954 год.

Сдали автобусному парку в аренду землю и две комнаты для водителей. Платят 75 рублей в месяц и 15 кубометров дров в год. У нас, как и до революции снова постоялый двор. Только нет трактира и вместо конюшни автобусная стоянка. У меня внук и внучка, дети Василия. Живут не далеко и постоянно крутятся под ногами. Еще есть внук далеко, сын Михаила, который закончил военное училище и служит сейчас далеко на западе.

1957 год.

Со здоровьем стало совсем плохо. Тяжело дышать, постоянный кашель. Постоянно холодно. Спасает только баня. Газовая атака и обморожение дает о себе знать. Постоянно лежу на прогретой печке чтобы согреться.

1958 год.

Сил ходить в баню не хватает. Теперь протапливаю печь, выгребаю золу, застилаю солому и лезу в горнило. Вспомнил слова своего друга Василия, погибшего под Одессой.

– Не переживай дружище. Мы еще не раз с тобой встретимся. Когда совсем будет плохо, натопи печь хорошенько, а потом выгреби угли и застели горнило соломой. Дождись, когда твои уйдут на службу в церковь. Возьми в руки трензель и залазь греться. Все как рукой снимет.

1959 год.

Не знаю написать или нет про то, что произошло со мной весной. Я дождался, когда мои ушли в церковь на службу, в чулане нашел ржавый трензель и залез в горнило. Удобно устроившись, в каждой руке зажал по кольцу и поднес к лицу. В ту же минуту я оказался в заснеженном окопе. Изо рта шел пар, но мне не было холодно. Мое тело было другим, но своим. Рядом, прижавшись спинами к стенкам окопа сидели мои друзья. Мы ждали команды в атаку. На изгибе окопа я увидел Василия. Мне стало пронзительно страшно. Прозвучал свисток поручика, и я очнулся. Что это было? Видение? Сон? Но это точно был не сон. Да и чувствовал себя значительно лучше.

Почти месяц я хорошо себя чувствовал. Почти не кашлял. Не так мерз, как раньше. Все спрашивают почему я перестал пользоваться печкой. Если снова станет плохо, то повторю.

Осенью снова стало плохо. Собрался с силами, сделал все как прошлый раз. И снова все повторилось. Только я уже оказался летом и в другом месте. Рядом был мой друг Василий. Я попытался ему рассказать про Одессу, но он просто отмахнулся от меня, сказал, что мне надо отдохнуть. Очнулся до того, как мои пришли со службы. Это был не сон и не видение. Это было именно то, что уже было со мной. Я чувствовал свое тело. То молодое, не отравленное газом и не обмороженное в сильный мороз под Ростовом.

И опять мне стало значительно лучше. Может сходить к попу. С попами у меня не сложилось еще со времен венчания. Тогда на венчании, поп обозвал меня дурындой за то, что я не перекрестился. Мои друзья это услышали и наваляли ему после венчания за это. Эта история со временем обросла небылицами, и каждый новый поп знал эту историю. Так что поп скорее всего разнесет на весь приход, что я тронулся умом. Я и сам стал так подумывать.

1964 год.

Долго не писал и писать больше не буду. Я раз за разом пользовался советом Василия. И каждый раз оказывался в разное время своей жизни. Живьем. Прав был Василий, когда говорил, что мы с ним еще не раз встретимся. Спасти Василия не получилось. Раз за разом он погибал у меня на руках. Я долго думал, что делать с этими записями. Сжечь или сохранить. Кто их найдет и как ими воспользуется. Решил, что я хитро спрячу снова в киоте. Тот, кто сохранит фамильную икону и разгадает секрет, распорядиться правильно. Если икона исчезнет, то исчезнут и мои знания.