Диалоги (март 2003 г.)

Но в человеке, как показала целая серия вышедших сейчас статей, есть странная вещь, – оказывается, что в человеке есть влияние абсолютного будущего. То есть в каких-то участках сложной структуры процессы сегодня происходят как в прошлом, а в других участках сегодня при определённых условиях, при автомодельных установлениях происходят как в будущем. Как будут во всей структуре происходить в будущем.

Это есть то принципиальное отличие, которое отличает его от специальной теории относительности. Но оно такой же мощности. Оно позволяет думать, что мы не только управляемся прошлым, но есть и влияние будущего. Что это такое? Одна из интереснейших тайн.

А.Г. Возникает вопрос, какая из моделей, существующих сегодня, это модель будущего: аборигены Астралии или постиндустриальное общество Америки?

Г.М. Вы знаете, давайте мы вернёмся к началу.

С.К. К студентам.

Г.М. К студентам, да. Естественно, к студенту, который нас слушает и говорит: «Боже мой, какие же умные люди. Они берутся рассуждать о принципах, они готовы заглянуть сколь угодно далеко в будущее». Один из принципиальных результатов синергетики и нелинейной динамики состоит в следующем: для систем, причём в неких случаях достаточно простых систем, есть горизонт прогноза. Понимаете, для погоды, несмотря на то, что громадные усилия были вложены в то, чтобы получить прогноз погоды среднесрочный, это 2-3 недели. Для состояния океана – это месяц. Но понимаете, мы действительно подходим, может быть, к теме следующей передачи, к некому парадоксу. У нас есть масса сложных процессов, социальных процессов, политических процессов, исторических процессов. И каждый имеет свой горизонт прогноза. Путей несколько, но вместе с тем, когда какой-то путь начат и когда он кончится, мы можем указать только на некий его участок.

С другой стороны, человеческая культура, мораль, наши цели, наша идеология – это гораздо более инертные вещи. Тот же самый гумилевский этногенез. И мы не можем жить без дальнего прогноза. То есть с одной стороны, точные науки нас…

С.К. Ограничивают.

Г.М. Ограничивают. То есть это такой же силы ограничение, как скажем, законы сохранения. Мы не можем устроить вечный двигатель первого или второго рода. Мы не можем бесконечно точно измерить координаты и скорость микрочастицы. То есть это такое же серьёзное ограничение.

Но вместе с тем, без некоего представления о своём будущем мы жить не можем. Более того, на мой взгляд, одна из громадных системных угроз России связана не с развалом экономики, не с тем, что у нас другая среда. Она связана с тем, что у нас нет сейчас образа будущего.

Так вот. И, пожалуй, я бы завершил наш разговор так. У Ричарда Фейнмана есть такой прекрасный пассаж. Представьте себе, что все физики умрут завтра. Но им можно передать сейчас от всех живущих физиков одну фразу. Спрашивают: «Какую фразу вы бы передали?» И тогда он говорит первокурсникам: «Если вы окажетесь в такой ситуации, передайте им одну фразу: „Весь мир состоит из атомов и пустоты“. Остальное они додумают». Вот если бы нашим слушателям, которые проспали эту передачу, требовалось бы объяснить её смысл. Что им можно передать, если нас с вами завтра, скажем, уже не будет?

Три вещи. В 21 веке крайне важно научиться управлять рисками и кризисами. Это первая сверхзадача. Вторая сверхзадача – это нейронаука, или проблема человека, надо понять, что же такое человек. Мы пока этого не поняли. И третья сверхзадача – нужно научиться понимать, как мы можем влиять на своё будущее и на ход исторических процессов. Это задача, от которой зависит сейчас всё. В институте астрономии наши коллеги оценили характерное время жизни техногенной цивилизации. Космос молчит. Казалось бы, это означает только несколько вещей: либо у нас плохие приборы, либо мы не то слушаем, либо те цивилизации, которые были, просто погибли. Вот исходя из последней вещи, они оценивают время жизни техногенной цивилизации в этот период, в эти часы, которые для нас уже пошли, начиная с 50-го года. Нас уже можно заметить…

Загадки детских рисунков

18.03.03

(хр. 00:38:00)

Участник:

Венгер Александр Леонидович – профессор, доктор психологических наук

А.В. Вообще, психология – это всё-таки не очень наука. Мне кажется, что на самом деле психология есть только там, где остаётся элемент самонаблюдения. Вы понимаете по себе, что это значит. Вот эмоция, переживание. Сколь не давай определение по энциклопедии, но вот без этой добавки, когда вы понимаете, что такое «переживание», ничего понять нельзя. Если человек сам лишён переживаний, то он не поймёт, о чём идёт речь. Мне кажется, что психология есть только там, где есть хотя бы небольшая, но вот эта добавочка. И в огромной мере на ней и держится как раз, в частности, понимание рисунка.

А.Г. Всё-таки тогда уж очень широкое поле для критики открывается. Ведь вы должны убедить не только того, кого назовём «пациентом», хотя речь идёт не о клинической в данном случае психологии…

А.В. Иногда и о клинической.

А.Г. Но вы ж должны убедить оппонентов, которые неизбежно возникают при таком подходе к анализу рисунка, что тот результат, который вы выдаёте, всё-таки близок к действительности. Что, используя результат анализа рисунка, можно предпринимать какие-то действия, направленные на улучшение либо клинической картины, либо использовать его другими способами.

А.В. Давайте попробую.

А.Г. Давайте.

А.В. Просто на вас. Вот рисунок. Значит, что мне бросается в нём в глаза. Очень солидные опоры – раз. И огромное количество колючек. Я не знаю, видно ли вам, что это колючки, они могут быть похожи на шерсть. Но ребёнок, который нарисовал это существо, чётко объяснил, что это колючки. Существо это не существующее. Такую задачу я перед ним поставил в качестве теста. Я его попросил придумать и нарисовать животное, которого не бывает на самом деле, никогда не было и нет ни в каких там сказках или в компьютерных играх. Такой очень хороший отечественный психолог Майя Захаровна Дукаревич придумала этот тест, разработала. И он придумал вот такое животное. Давайте смотреть, для чего могут быть нужны животному в таком количестве колючки, покрывающие всё его тело. Обычно для защиты, правда?

А.Г. Для защиты, да.

А.В. Для чего бы ещё. Откуда может быть у ребёнка идея, что животному, даже самому что ни есть несуществующему, необходима мощнейшая защита? Посмотрите, вот очень любопытно, у него сверху большие такие иглы. Я понимаю так, что это своего рода оружие.

А.Г. Они больше на ёлочки похожи.

А.В. Вот каждая из этих игл защищена опять же мелкими колючками. То есть даже своё оружие и то на всякий случай надо защитить. Дальше – вот эти три могучие ноги. Животному нужна серьёзная опора. Дальше – ушки на макушке. Надо три уха – много. Надо всё слышать. Складывается это в некую общую картину?

А.Г. Ну, пока нет. Потому что там один глаз я вижу, например.

А.В. Это вы имеете в виду посередине туловища?

А.Г. Нет, вот в голове у него один глаз. И что-то вроде клыков, которые торчат оттуда тоже.

А.В. Я указываю на то, что я до сих пор назвал складывающими эту некую картину. Мне кажется, что складывается потребность в защите, опоре или необходимость быть очень внимательным к тому, что происходит вокруг.

А.Г. А я так легко не соглашусь. Знаете почему? Предположим, этот ребёнок накануне смотрел какой-нибудь замечательный фильм из серии Би-би-си «Дикая природа», где он увидел слонов, гуляющих на воле, за которыми охотятся какие-нибудь злые люди. Где он увидел еловые леса и зайцев в этих еловых лесах. И когда вы попросили у него создать животное, которого не бывает, он вспомнил эти три образа, которые у него запечатлелись буквально накануне и которые в дальнейшем в его жизни могут не сыграть никакой роли. И сказал, что это будет «слонозаяц», поросший сосновым лесом. И вот мы получили «слонозайца», который порос сосновым лесом.