Диалоги (март 2003 г.)

А.В. Замечательное возражение, идеально правильное, потому что если на основе того, что я сейчас рассказал, мы сделаем вывод о ребёнке, то именно то, о чём вы говорите, будет совершенно неправильно. На основе этого мы имеем право только на одно – построить гипотезу и выяснить в какой сфере нам надо искать проблему. Может оказаться, что гипотеза ошибочна, но на то она и гипотеза. И тогда мы будем строить новую гипотезу. Вообще, рисуночные тексты – это прикидочные тесты. Они не доказательны. Но зато они дают очень богатую картину. Не очень надёжную, не очень достоверную. Но если просто посмотреть на человека, что-то ведь можно представить о нём.

А.Г. Разумеется.

А.В. Разумеется. Послушать, побеседовать с ним. Да? Иными словами, рисунки дают чуть более надёжную информацию, чем вот такой общий взгляд, и главное, что они нам позволяют, это заглянуть быстро в разные сферы. Если я попрошу нарисовать семью, то я могу также в прикидку, очень приблизительно, представить себе, как ребёнок воспринимает семейные взаимоотношения. Вот как раз нам показали семью. Посмотрите, там вот справа папа, слева мама, более или менее по середине сам автор рисунка – Боря, а внизу малюсенькая-малюсенькая младшая сестрёнка. Но, вообще говоря, это очень давняя культурная норма – изображать главного большим. Это ещё и на египетских рисунках присутствует – огромный фараон.

А.Г. В первую очередь вспоминается Египет.

А.В. Маленькие свободные египтяне и совсем малюсенькие рабы. Да? И почему только Египет? А возьмите любую картину, где изображён какой-нибудь вождь. Всё равно – Сталин, Мао Цзедун или Ленин. Чисто реалистическими средствами достигают то же самое: поместят на первый план или на балкон обязательно вождя. Но ни один художник никогда не позволит себе сделать внизу вождя, а над ним подчинённых. Нет, это общая культурная норма, и она очень рано усваивается ребёнком. И не случайно в языке это совпадает, да? Высокий. А дальше надо объяснять. Высокий по росту или по положению. Не случайно это одно и то же слово. Это очень тесно ассоциированная вещь. Опять же только на уровне предположения, но можно предположить, что в семье весьма чёткая иерархия, а ребёнок очень тщательно старается их распределить. Явно, что самый главный в этой семье папа. Ну, дальше мама. А вот что маленькая сестрёнка занимает на самом деле столь малое место, крайне сомнительно. Скорее, автору рисунка хотелось бы, чтобы она была там совсем незаметной. Видите, это гипотеза. Не исключено, что сестра действительно занимает такое малое место. Но это очень сомнительно.

А.Г. Скорее, тут ревность, поскольку размещена она ближе к маме, хотя и очень маленькая.

А.В. Да, да, да.

А.Г. Очевидно, что мама больше времени уделяет вот именно этому ничтожеству. Зато с папой то уж я на короткой ноге.

А.В. Вы начинаете сейчас рассуждать именно таким образом, каким мы и рассуждаем. Любой рисунок, хочет того человек или не хочет, это какое-то сообщение. Оно может быть сознательным, оно может быть неосознанным. Вот, пожалуйста, здесь. Другая ситуация.

А.Г. Другая картина, ну да.

А.В. Лёня – это автор рисунка с гигантскими кулаками, да? Рядом с ним папа, пониже. Причём двойственность некая: голова у папы даже выше Лёниной. Но всё-таки верхняя точка рисунка – это Лёнин кулак. Маму вполне можно нарисовать и лежащей под ногами, ничего страшного. А, кстати, попробуйте поставить себя на место автора рисунка и представить себе, могли бы вы внутренне позволить себе нарисовать у себя под ногами какого-нибудь крупного деятеля, к которому относитесь с большим уважением. Не рискнули бы. Не рискнули не потому, что другие осудят, а потому, что вот как-то…

А.Г. Не помещается.

А.В. Да. Ощущение – «неправильно будет». Я, знаете, иногда родителям говорю, когда консультирую. Я объясняю, что всё-таки имеет какое-то значение расположение ребёнка. Представь себе, говорю, такую ситуацию. Что я вас попрошу нарисовать на одном листе себя и Гитлера. Уж, наверное, вы, скорее всего, просто откажитесь. Скажите: «Не буду». Но если вы очень покорный человек, то нарисуете. Но уж, наверняка, расположите его в самом дальнем конце от себя. Потому что даже на рисунке не хочется себя помещать рядом с кем-то неприятным или рядом с тем, с кем ты не чувствуешь реальной близости. Особенно когда это ребёнок. У него эти образы идут абсолютно непроизвольно и неосознанно.

Вот это, на мой взгляд, очень выразительная картина, целая маленькая поэма. Девочка: «Я хочу общаться, мечтаю». И мама: «Нет». Видите, они как раз на противоположных концах листа. Но не потому, конечно, что не хочется. А потому, что ощущение семьи такое. Кстати, здесь очень интересна жалоба мамы. Кстати, я уже сказал, что рисунки только для гипотез дают основания.

А.Г. Ну да, пришла к вам не девочка, привела её мама всё-таки.

А.В. Конечно. И очень важно сопоставить с другой информацией. У мамы жалоба такая: девочка очень жестокая, настаивает на своём до истерики. Я её бью, а она продолжает настаивать на своём. Итак, анализируя слова мамы «жестокая девочка, я её бью» и то, что нарисовано на картинке, я вижу, что это полностью соответствует одно другому. Мама мне сама сказала, что она не хочет идти навстречу девочке. Она тоже не очень сообразила, что она подразумевала под этими словами. Но ведь сказала это. Девочка нарисовала то же самое. Вот тогда я уже…

А.Г. Гипотеза получила подтверждение.

А.В. Ну, может быть, ещё не подтверждение, ведь одного наблюдения мало. Но когда-то таких наблюдений наберётся достаточно, мы можем нащупать проблему. В данном случае, если вы хотите, чтобы ваша девочка не устраивала истерик, то надо постараться удовлетворить её потребность во внимании, в эмоциональном контакте. Да, у этой девочки очень высока эта потребность. Есть и на рисунке некоторые признаки этого. И в других методиках они выявились. Эту потребность в данном случае трудно удовлетворить, потому что она очень сильна.

А.Г. Видимо, ещё потому что семья неполная.

А.В. Вы правы. В частности и от этого. Но не у всех детей, у которых неполная семья, столь мощная потребность во внимании. Но это один из факторов, да. Не в том дело, что мама просто, так сказать, особо жестокая, если обернуть на неё её жалобу по поводу дочки. А, действительно, эту потребность девочки удовлетворить не так просто. Но, если её не удовлетворять, то, конечно, девочка будет самыми разными средствами пытаться её удовлетворить.

А.Г. И всё-таки, если можно, чуть-чуть вернёмся назад. Мы говорили уже о системе тестов, которая существует, о том, как их можно интерпретировать, какие гипотезы вы получаете с помощью этих тестов. А когда вообще появилась идея, что рисунок может что-то сказать о ребёнке? Да ещё мы знаем, что все дети рисуют практически одинаково. А тут…

А.В. Маленькие дети.

А.Г. …А тут, оказывается, можно судить об индивидуальных чертах развития и даже о ситуации в семье и во внешнем мире ребёнка, исходя из этих загогулинок странных. Вот об истории вопроса, если можно чуть-чуть.

А.В. Когда впервые, я, к сожалению, не могу сказать. Потому что очень давно, во всяком случае, в 19-м веке, очень многие и разные авторы об этом писали. И у многих были идеи, так сказать, изучения детского рисунка. Я думаю, что ни один крупный детский психолог не обошёл эту тему. Но, как правило, говорили вскользь. Я имею в виду, что тут нет ни одного автора, который первым заметил и сразу достаточно подробно описал этот вопрос. Так, между прочим, поминали очень многие: Бюллер, Штерн, Гезелл, ну, очень многие крупные психологи.