Диана де Пуатье

Брантом был самым известным среди современных ему хроникеров. Он не сумел устоять перед такой скандальной историей: «Я слыхал рассказы о знатном вельможе, приговоренном к отсекновению головы и уже возведенном на эшафот, как вдруг пришло помилование, добытое его дочерью, одной из первых придворных красавиц. И вот, сойдя с эшафота, он изрек не что иное, как такую фразу: „Да упасет Господь благое лоно моей дочери, столь удачно меня вызволившее“» ^[132] .

132

Brant^ome (P. de Bourdelle, seigneur de), «Recueil des dames, po'esies et tombeaux»,II, I, 'ed. E. Vaucheret, Paris, 1991, стр. 302.

Позже Соваль повторил этот анекдот в своих «Любовных похождениях королей Франции» ^[133] . Но другие современники Брантома, как, например, Бельфоре, объясняли успех Дианы по-иному: «Ничто так не растрогало короля, как слезы и мольбы Дианы де Пуатье, единственной дочери этого сеньора Сен-Валье, которая, выросши на службе как у королевы-матери, так и у королевы Клотильды, так расстаралась, что король даровал помилование отцу ради дочери, ибо она готова была от горя последовать за родителем, если бы правосудие лишило его жизни» ^[134] .

133

H. Sauvai, «Histoire et recherches des antiquit'es de la Ville de Paris»,Paris, 1724. См.: G. Guiffrey, (1867) ук. соч., стр. XV.

134

F. de Belieferest, «Les chroniques et annales de France sous le r`egne de Francois II»,Paris, 1627, vol. Il, стр. 1435 v°.

Протестант Ренье де Ла Планш, желая заклеймить Диану, преследовавшую его единоверцев, склонялся к версии о ее испорченности: «В юные годы Диана ценой своего девства купила жизнь отца сеньора Сен-Валье» ^[135] .

Мезерей нимало не смущаясь повторил историю, изложенную Брантомом. Будучи сторонником Бурбонов, которые вовсе не стремились воспевать нравы семейства Валуа, он писал о помиловании Сен-Валье так: «Говорят, король предоставил оное после того, как взял у Дианы, его дочери, достигшей 14 лет, самое драгоценное, что есть у девушки. Обмен весьма необременительный для того, кто ценит жизнь превыше чести» ^[136] .

135

L. R'egnier de La Planche, «Histoire de l''etat de la France sous le r`egne de Francois II»,Paris, 1836.

136

Fr. de M'ezeray, «Histoire de France»,Paris, 1643, нов. изд. 1830, vol. II, стр. 437 и 602; «Abr'eg'e chronologique»,Amsterdam, 1755, vol. VII, стр. 329.

Большинство более поздних биографов считают это клеветой, распространенной, вне всяких сомнений, протестантами. Тем не менее Виктор Гюго в драме «Король забавляется» подхватил досужие домыслы Брантома, де Ла Планша и Мезерея, раздув их пуще прежнего. Он сделал седобородого Сен-Валье жертвой одиозного Франциска I, который «осквернил, заклеймил, вывалял в грязи, обесчестил и погубил Диану де Пуатье, графиню де Брезе» ^[137] .

Историк Анри Мартен рискнул бросить тень сомнения. «Брезе, — пишет он, — первым разоблачил заговор. Мадам де Брезе, прекрасная, блестящая и ловкая Диана де Пуатье, сумела использовать эту услугу, чтобы повлиять на короля, и, несомненно, пустила в ход еще более эффективное оружие».

137

См. анализ этих вариантов изложения истории в кн.: G. Guiffrey, (1867) ук. соч., стр. XV–XXI; а также в кн.: М. de Lescure, «Les amours de Francois l-er»,Paris, 1865, стр. 221–242.

Мишле, хоть его и прельщала возможность поведать красивую историю, проявил осмотрительность: «Говорят, и это весьма вероятно, что дама, которой было 25 лет, и обладавшая притом немалым блеском, изяществом и в высшей степени мужественным складом ума, отправилась прямиком к королю и заключила с ним уговор. Спасая жизнь отца, она сумела устроить и свои личные дела, завоевав надежные позиции и политический статус подруги короля. Об этой дружбе свидетельствует целый том писем» ^[138] .

138

J. Michelet, «Histoire de France»,vol. VII, «XVI si`ecle. La R'eforme»,Paris, 1867, стр. 159.

Гиффрей, издатель и исследователь переписки Дианы, смог доказать беспочвенность сплетни. Он обратил внимание на то. что великодушие Короля-Рыцаря делает довольно неправдоподобным гнусную сделку, якобы предложенную им графине. Брезе не был снисходительным мужем. И разве его собственный отец не убил неверную супругу, хоть в той и текла королевская кровь? Великий сенешаль никогда не позволил бы жене ввязаться в авантюру, обесчестящую как ее, так и его самого. И согласись Диана отдаться королю, уж наверняка сумела бы выпросить для отца чего-нибудь получше, чем пожизненное заключение с конфискацией всего имущества.

Долгое время в доказательство любовной связи между Франциском I и Дианой опирались на 17 любовных писем без адресата и подписи, опубликованных Эме Шампольоном-Фижаком и приписываемых Людовиком Лаланном Диане. Эта атрибуция, использованная Мишле, но подвергнутая сомнению Сен-Бёвом, была окончательно отвергнута благодаря Гиффрею. Конечно, на титуле этой стопки писем фигурирует надпись «17 писем г-жи супруги Сенешаля Дианы де Пуатье Королю Франциску I», однако она датируется XVII веком, а анализ документов доказывает, что они написаны рукой Франсуазы де Фуа, графини де Шатобриан, официальной любовницы Франциска I. Итак, это не Диана, а мадам де Шатобриан обращалась к плененному королю, вместо подписи начертав; «Писано рукой, что вместе со всем телом принадлежит Вам». Некоторые полагаются на свидетельство венецианского посла Лоренцо Контарини, сделанное в 1552 году: «Молодая, вдовая и прекрасная, она (Диана) была любима и ценима королем Франциском I и, по общему мнению, многими другими, а потом перешла в объятия короля Генриха II» ^[139] .

139

Письма Франсуазы де Шатобриан были опубликованы Эме Шамполион-Фижаком, «Po'esies du roi Francois I-er…»,Paris, 1847, и приписаны Диане Людовиком Лаланном, «Journal d’un bourgeois de Paris sous Francois l-er»,Paris, 1854, стр. 467. О свидетельских показаниях итальянцев ср.: L. Contarini, «Ralazione di Francia»,в кн.: E. Alberi, «Relazioni degli ambascia-tori veneti al Senate durante il secolo decimosesto»,s'erie I, vol. IV, Florence, 1860, стр. 77–78.

Но Контарини писал через 21 год после смерти великого сенешаля и передавал клеветнические слухи, порожденные успехом женщины, которой все завидовали. Диана, по его словам, уступила домогательствам Франциска между 1531 годом, когда овдовела, и 1537-м, когда Генрих стал ее любовником. Однако это время — вершина славы герцогини д’Этамп, что делает гипотезу Контарини малоправдоподобной. В крайнем случае ее можно считать отголоском россказней времен суда над Сен-Валье.

Смягчение приговора Сен-Валье тем более подчеркивало монаршее расположение к дочери и зятю обвиняемого, что король продолжал требовать суровой кары для сообщников коннетабля. Франциск I считал судей не в меру снисходительными. Явившись в Париж и воссев в роскошное королевское кресло, установленное во Дворце правосудия, он перебрал одно за другим досье с результатами следствия и упрекнул парламентариев в том, что Легьера и Бриона приговорили всего к трем годам тюремного заключения, камергера коннетабля де Кара и его канцлера Папийона не подвергли пыткам, а их имущество не было конфисковано. По его словам, Легьер и Брион после ареста ожидали, что их повесят. Монарх не мог допустить никаких поблажек и полумер в делах, столь близко касающихся его особы и королевства. Затем он потребовал вызвать в суд коннетабля Бурбона, дабы тот предстал перед его очами. Заместитель прокурора Лизе внес предложение, чтобы перебежчик и виновный в оскорблении величества мессир Бурбон, согласно воле короля, его пэров, принцев крови и членов Совета, был приговорен к обезглавливанию, его земельные владения отошли к Короне, а прочие блага подверглись конфискации. Суду были предоставлены три отсрочки с кратчайшим интервалом ^[140] .

140

F.-A. Mignet, ук. соч., стр. 494.

Из писем комиссии, отправленных из Блуа 17 мая 1524 года ^[141] , следует, что суверен вызвал в Париж четырех советников и председателей четырех парламентов — Руана, Дижона, Тулузы и Бордо, дабы те провели судебный процесс над обвиняемыми, с которыми обошлись чересчур либерально, ибо «парламентский суд Парижа не усмотрел в их действиях никаких оснований для смертного приговора» ^[142] .

Это отсутствие решимости у судей возвращало делу Сен-Валье его истинные пропорции, которые, в сущности, были ничтожны по сравнению с преступной изменой, совершенной коннетаблем.

141

Французская национальная библиотека, фр. рук. 3876, л. 276.

142

«Journal d’un bourgeois de Paris»,ук. соч., стр. 161.

Канцлер Дюпра и четыре пэра Франции: герцоги Алансонский и Вандомский, епископы Лангрский и Нойонский 8 марта 1524 года сопровождали короля, который поехал в парламент вершить правосудие. Среди прочих сановников фигурировали Савойский бастард, герцог де Лонгвиль, Ла Тремуй, Шабо де Брион и — в знак особой милости — великий сенешаль Нормандии. Это собрание олицетворяло сплочение знати вокруг суверена, сплочение, которое неблагоприятный ход итальянской кампании сделал особенно необходимым. После успехов в самом ее начале судьба и впрямь обернулась против адмирала Бонниве. Ему пришлось претерпеть поражение от коннетабля Бурбона, командовавшего имперскими войсками совместно с вице-королем Неаполя Карлом де Ланнуа и Фернандо д’Авалосом, маркизом Пескара. Вскоре французы, измученные чумой, голодом и холодом, были вынуждены отступить к Новаре.

Для Франции наступило время дать отпор. Король решил мобилизовать 12 тысяч швейцарцев и лично отправиться на подмогу Бонниве, как только в ущельях Альп растает снег ^[143] . Но прежде монарх поехал в Блуа, где его мать Луизу приковал к постели тяжелый плеврит, а королева Клотильда медленно угасала в окружении своих шести малолетних детей. Старший из мальчиков, дофин Франциск, казался беззаботным, кротким и мечтательным, в то время как Генрих, годом младше брата, производил впечатление непоседы и драчуна. Диана, с 1518 по 1531 год бывшая фрейлиной королевы-матери и королевы Клотильды, поддерживала обеих женщин своей спокойной преданностью и опытом молодой матери ^[144] , одновременно стараясь смягчить тягостное воздействие на обеих царственных особ катастрофических новостей из Италии. Получив ранение, главнокомандующий Бонниве уступил место графу де Сен-Полю. Отважный Байярд, в битве при Мариньяне посвятивший в рыцари короля, пал в ущелье Сузы утром 30 апреля, когда вместе с арьергардом прикрывал отступление армии. При дворе рассказ о его кончине был воспринят с большим волнением. Раненный в спину выстрелом из аркебузы, он попросил уложить его под деревом лицом к врагу. Там-то якобы и состоялась историческая встреча между Рыцарем без страха и упрека и вероломным коннетаблем. С восхищением передавали отповедь умирающего, записанную позднее, около 1540 года в «Мемуарах» Мартена дю Белле: «Мне нисколько не жаль себя, месье, ибо я умираю достойным человеком, но мне жаль вас, видя, что вы сражаетесь против своего короля, своей родины и в нарушение данной клятвы» ^[145] .

143

Ср., в частности, в том, что касается изложения событий, вышеук. труды Р. Ж. Кнехта, Ж. Жакара и Ш. Террасса.

144

Ср.: Р. Henry-Bordeau, ук. соч., стр. 235, и A. Thierry, ук. соч., стр. 14.

145

Ср.: J. Jacquart, «Bayard», Paris, 1987, стр. 310.