Дичь для товарищей по охоте

— Как, как, сказать, мсье?

— Впрочем, говорите, что хотите. Главное, чтобы больше я не имел счастья видеть его. И его товарищей.

Савва повесил трубку и повернулся к доктору.

— Николай Николаевич! Извините. Устал.

Доктор понимающе кивнул и вышел из номера.

Снова зазвенел телефон.

— Мсье, я передала этому господину, чтобы он был так любезен больше не приходить к вам. Он просил передать вам, что ему очень жаль.

— Жаль? Чего жаль?

— Не знаю, мсье. Он просто пожал плечами и сказал: «Передайте господину Морозову, что мне жаль. Очень жаль». И это — все.

Савва закурил и подошел к окну. На приморском бульваре Круазет зажглись вечерние огни…

* * *

Ночью Савва почти не спал. Как в Москве. Сон отлетал, наталкиваясь на мысли и образы, которые, чередой, сменяя друг друга, приходили, уходили и снова приходили. Он перелистывал воспоминания, словно зачитанную книгу, самой страшной главой в которой была та… про иллюзию любви. Точнее, про любовь и предательство. Вечная тема. Как он мог не видеть и не понимать? Неужели любовь отнимает разум? Нет, разум отнимает — страсть. Что же тогда — любовь? Награда или наказание? Выходит, все последние годы он любовался миражом в образе богини, которую сам же и поставил на пьедестал. А оказалось, она — и не богиня вовсе. И все, что она говорила и делала — было обманом. Но ради чего? Ради безумной утопической идеи, во имя которой ее друзья — товарищи по партии готовы на все — ложь, фальшь, унижение, подлость, террор и кровь? Нет, всеобщее счастье не может строиться на крови. Человеческая кровь — напиток для дьявола, и стоит хоть раз пригубить, как станешь его слугой, и уже не сможет остановиться…

Савва поднялся с кровати, прошел в ванную и встал под душ. Тугие струи холодили голову и покалывали тело.

Накинув халат, он вышел из ванной на балкон и уселся в кресло, наблюдая, как солнце лениво поднимается над берегом, пляшет озорными лучиками по водной глади, будит спящие пальмы, бросает теплый свет на спящий городок и катится дальше над лазурным морем.

«Вот и кончилась ночь…» — Савва поднялся и, прикрыв глаза, протянул руки к солнцу.

В дверь осторожно постучали. В номер, источая запах жасмина, вошла заспанная Зинаида.

— Савва, что ты не спишь? Я услышала, у тебя вода в ванной шумела. Время-то начало шестого. Еще спать да спать. У тебя все в порядке? — прикрыв ладошкой рот, она зевнула.

— Зина, что за духи? — принюхался Савва. — Не слишком ли сладкие?

Зинаида вначале застыла от изумления, затем отступила на шаг и, вдруг, всплеснув руками, бросилась к нему и обняла за шею.

— Саввушка, милый мой… миленький!

— Дорогуша, что за бурная реакция? — с недоуменной улыбкой попытался отстраниться он.

— Это не реакция, Саввушка! Это радость! Ты что, ничего не понял? К тебе же вернулось обоняние, понимаешь? Ты снова стал различать запахи О, Господи — шмыгнула она носом, отошла на шаг и отвернулась.

— Зина Прошу, перестань относиться ко мне, как к больному — строго сказал Савва, открыл шкаф и принялся переодеваться. — Машине и то отдых требуется, а человеку — и того более. Ну, вышла какая-то шестеренка из строя, и что теперь, всю машину на свалку? Нет. Шестеренку либо смазать надо, либо заменить. И опять машина в порядке. И нечего тут слезами обливаться. Знаешь, не люблю этого.

Зинаида смахнула слезинки из уголков глаз и повернулась к нему.

— Пойдешь купаться? — Савва стоял уже в халате, накинутом поверх купального костюма с полотенцем в руках.

— Ну, уж не-ет. У меня от одной мысли об утреннем купании мурашки по телу бегут. Я лучше посплю еще, а потом по магазинам хочу пройтись. Вчера, помнишь, опрокинула на себя соус за обедом. Хочу, взамен испорченной, новую юбку прикупить.

— Езжай, конечно. Игрушки детям посмотри. Я обещал привезти. И доктора с собой прихвати, а то он меня уже утомил. Курить спокойно не дает, смотрит как на самоубийцу! — Сказав это, Савва бодро вышел из номера.

— Мсье, вам записка — окликнул его консьерж в вестибюле, протягивая конверт. Морозов нехотя подошел к стойке, открыл конверт, извлек сложенный пополам лист бумаги и развернул. В середине листа был начертан огромный вопросительный знак. Савва решительно разорвал лист, скомкал, сунул в карман халата и пошел к выходу. Уже у двери остановился, вернулся, попросил у консьержа чистый лист и карандаш. Нарисовал на листке жирный восклицательный знак, сложил бумагу пополам, убрал в конверт и протянул консьержу.

— Возьмите. Передайте конверт тому, кто спросит ответ. [44]

«Какие они все-таки странные, эти русские», — подумал консьерж, провожая гостя взглядом.

Савва перешел на другую сторону бульвара и подошел к морю. В этот утренний час желающих искупаться кроме него не было. Вдоль воды прохаживалась лишь одинокая пожилая пара.

Сбросив халат на плетеное кресло, он вошел в воду. Быстро отплыл от берега, перевернулся и, широко раскинув руки, лег на спину, блаженно покачиваясь на волнах между небом и землей…

44

Реальное событие, произошедшее за несколько часов до смерти С. Т. Морозова. Г-жа Луиза Ориоль, внучка Жака Ориоля, консьержа «Ройял-отеля», со слов своей матери, Марии, рассказала об этой странной переписке, о которой было сообщено французской полиции. Именно г-н Ориоль передавал записку с вопросительным знаком С. Т. Морозову.

…Во время обеда Савва порадовал Зинаиду Григорьевну отменным аппетитом.

— Савва, неужели тебе правда нравятся устрицы? — задав привычный вопрос, поморщилась она. — Такая скользкая гадость. Ползает невесть где!

— Зина, что ты такое говоришь? — воскликнул Савва, выжимая лимон на стоящее перед ним блюдо. — Что значит ползают? Устриц разводить — целая наука. Знаешь, я читал… — подцепил он устрицу, поднес ко рту и, прикрыв от наслаждения глаза, проглотил, — …подрастающих устриц высаживают на специальные панели, несколько раз пересаживают в «приливно-отливный» парк, как его называют, и только через три-четыре года они попадают в мелкие бассейны, наподобие соляных. Их там кормят специальными одноклеточными водорослями, они и дают этот оттенок зеленого цвета, вот, сама посмотри, — подцепил вилочкой очередную устрицу и залюбовался. — Красавица просто! — и ореховый вкус…

— Фу! — наморщила нос Зинаида и отвела глаза …

…- Все… — удовлетворенно выдохнул Савва через полчаса, отодвинул тарелку, обмакнул пальцы в лимонную воду и вытер их салфеткой. — Все хорошее когда-то заканчивается, — промокнул губы салфеткой. — Сегодня вечером опять поеду в Монте-Карло. Без тебя, Зина, не обессудь. Вчера, сама знаешь, проиграл. Женщина в казино, как и на корабле, удачи не приносит! А сейчас пойду к себе, прилягу. В пять разбуди, а то разосплюсь — голова тяжелая будет. И ты поспи. Устала, небось по магазинам бродить?

* * *

В своей комнате Савва с удовольствием закурил. Сидел в кресле и прислушивался к звукам с улицы. Где-то на набережной духовой оркестр играл вальс. С бульвара доносились восторженные голоса детишек, крутившихся на карусели. Легкая занавеска у балконной двери слегка покачивалась от прикосновений ветерка. Птицы на дереве у окна весело щебетали, обмениваясь новостями.

Загасив папиросу, он взял с кровати подушку, с удовольствием устроился на диване и прикрыл глаза, отдаваясь сладостной послеобеденной дремоте…