Дикие истории. Дневник настоящего мужика
Шрифт:
Утром я чувствовал себя здоровым. Выпил кофе, отнес кускуса в джунгли. Папуасы еще спали, и я был уверен, что теперь ему ничто не угрожает. Я посадил его на большое саговое дерево, и он ушел в крону. Мы пошли искать пляж, куда приходят черепахи откладывать яйца.
Перед полуднем черепахи стали выходить из воды. Это поистине величественное зрелище. Тихо, как духи, и неотвратимо, как бэтээры после десантирования, они ползли из воды на песок. Метрах в ста от прибойной линии они быстро копали блиндажи. Присаживались над ними и откладывали штук по сорок-пятьдесят яиц величиной с пингпонговый шарик. Яйца белые, но покрыты не скорлупой, а мягкой кожей. Сделав дело, черепахи уходили обратно в воду. Все это создавало удивительную инопланетную атмосферу.
Мы вернулись
Капитан нажег углей из плавника. Из толстых стволов дендрокаламуса [12] сделал над углями опоры, на опоры пристроил решетки, сплетенные как циновки из расколотых вдоль дендрокаламусов поменьше. Угли он закрыл огромными и мясистыми листьями дерева путешественников. На решетках нас ждал копченый марлин. Без копчения огромное количество рыбного мяса испортилось бы. В качестве гарнира у нас были морские орехи.
Ореховые деревья растут по берегам и, строго говоря, к орехам отношения не имеют. Но плоды их покрыты рыхлой древесиной. Пористая структура скорлупы делает плод морского ореха непотопляемым. Созревшие колобашки падают в воду и таким образом расселяются по миру. Если расколоть такой плод камнем, внутри будет косточка, уже соленая от морской воды. По вкусу напоминает фисташки.
12
Дендрокаламус – крупнейший в мире вид бамбука.
Марлин оставил меня равнодушным. Он был похож на грубую сухую треску. Но есть его удобно: все кости в нем крупные и не страшные, мясо делится так же, как и в треске, на полукруглые слои, и в каждом слое по кости. А каждый слой, как стейк на кости, размером с ладонь. Визуально напоминает баранью корейку.
На острове оказалось много индюков и индюшек. Дикая популяция. С утра я отправился за ними, и наше меню стало поинтереснее.
…Мы ждали, когда появятся черепашата. Дело это небыстрое. Временный лагерь обрастал бытом и превращался в постоянное расположение. Через несколько дней он уже напоминал штаб округа.
В КОПЧЕНОМ МАРЛИНЕ ПОСЕЛИЛИСЬ МУРАВЬИ. МЫ ЕЛИ РЫБУ С МУРАВЬЯМИ, ТАК КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ БЫЛО НЕЛЬЗЯ.
Поэтому каждый вечер марлин отправлялся в коптильню в муравьиной панировке. Так мы боролись с разложением. Муравьи не уходили, оставались в рыбе. И через несколько дней куски были сплошь покрыты прилипшими копчеными трупиками насекомых, как шагренью. Рыба из-за этого кислила.
Я отправился на пляж проверить черепашат и обнаружил там юнгу с палочкой. Он тыкал ею в песок: раскапывал гнезда и таскал яйца в кипящую кастрюлю с морской водой. Я взял его за ухо правой рукой, котел с яйцами левой и повел на суд к капитану. Первое впечатление о человеке всегда самое верное. Гаденыш.
Виновник предстал перед товарищеским судом. Я выступал обвинителем. Сообщил, что черепахи охраняются конвенцией СИТЕС, занесены во все местные и международные Красные книги. Дополнил свою короткую речь выдержкой из индонезийского уголовного кодекса – за это дело у них дают десять лет тюрьмы. Юнга был приговорен к сидению на корабле. Больше на сушу ему спускаться не разрешили. Он очень испугался и был тише воды и ниже травы. Черепашьи яйца пришлось съесть. Юнга наковырял штук триста. Они уже были сварены, и выбрасывать их при нашем скудном рационе – просто грех. Блюдо мне очень понравилось. Белка совсем немного, он жидкий, как соленая водичка. Желток огромный, очень желтый. Похож на куриный, но гораздо нежнее, будто желтки сварили вкрутую и перетерли их со сливочным маслом.
Утром следующего дня во время обхода я обнаружил следы, ведущие к воде. Малыши стали вылупляться. Мы приготовились снимать массовый исход. И вот наконец песок зашевелился: очаровательные маленькие танки поползли к воде. Я в умилении
наблюдал за шествием.Вдруг из прибрежных мангров [13] вывалился индюк и стал жрать черепашат. Точнее, ему удалось проглотить только одного, остальные просто были крупнее и не лезли в клюв. Он шел по пляжу как фашист, цепляя и подбрасывая в воздух черепашат-малышей. Этому нужно было положить конец, и я относительно быстро поймал злодея футболкой. Вскоре весь пляж шевелился, как травелатор в аэропорту. Тысячи черепашек появлялись из-под земли и исчезали в ласковом прибое. А мы сняли все, что планировали, и собрались в обратный путь.
13
Мангры – вечнозеленые лиственные леса, произрастающие в приливно-отливной зоне морских побережий и устьях рек.
Того индюка я отдал в качестве выкупа папуасам. Кускуса больше не видел. Но думаю, что он по мне скучает. За двадцать дней кускус преодолел огромные расстояния, вырвался из лап каннибалов, плавал по морю-океану и обрел новый дом на острове, где всякая охота запрещена. Его жизнь была обменена на жизнь индюка-фашиста. Я обдумывал все это на обратном пути, когда чистил карабин перед сдачей в оружейную комнату аэропорта Сурабайя. Поташ и щелочь разъедали ранки от кускусовых зубов. Я облизал ладони и вытер руки об штаны.
Я решил, что когда-нибудь напишу повесть «Судьба-индейка». Но был молод, и писать книги было некогда. Теперь это время пришло.
МУЖЧИНА ВСЕГДА ОТВЕЧАЕТ ЗА ТЕХ, КТО ЕГО ЛЮБИТ
Глава 7
О человеке, который хотел умереть
В аэропорту Сурабайя было тихо и очень уютно. Полы застелены коврами с длинным ворсом. Окон нет. Просто соломенная крыша на столбах, подбитая снизу ротанговыми циновками. Под сводчатыми потолками лениво крутятся огромные, как в советских столовых на юге, промышленные вентиляторы. С одной стороны джунгли, с другой – взлетная полоса. Мы сидели на рюкзаках и пили пиво «Гиннес».
Коллеги в шортах, я в штанах, но в майке-алкоголичке. Страна мусульманская, линии внутренние. Голое тело оскорбляет местное население. Мы это знаем, но в зале пусто. А мы молодые и наглые. Да, и пиво тоже нельзя…
До рейса было два часа. Мы прекрасно проводили время. И тут появилась она. Маленькая, наверное, девочка, двенадцати или тринадцати лет. А может, сухая старушка. Одета вся в черную плотную ткань. На голове хиджаб, полностью закрывающий лицо и спадающий поверх нижнего балахона. Одеяния были настолько длинны, что волочились по коврам еще на полметра за хозяйкой. Лицо, я уже говорил, закрыто несколькими слоями непроницаемой ткани, а на глазах черная кисея.
В правой руке, скрытой под полуметровым рукавом, была пятилитровая белая пластиковая прямоугольная канистра. В ней вяло плескалась желтая прозрачная жидкость, вероятно, бензин или солярка.
Существо подошло к нам, склонило голову набок. Демонстративно потрясло канистрой. Вся поза говорила о том, что мы подверглись остракизму. Мы притихли. Существо удалилось в противоположный угол зала. Искра проскакивала, но терпеть было можно. В это время как раз в мире поднимал голову терроризм, и мы не понаслышке знали, чего можно ждать от так одетых женщин. К тому же мы были на чужой территории и знали за собой грешки.
ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ИХ БЫЛ ПОЛНЫЙ ЗАЛ, И ВСЕ С КАНИСТРАМИ. МЫ ПРИТИХЛИ ОКОНЧАТЕЛЬНО. КАЖДАЯ ПОДОШЛА И МОЛЧА ОСУДИЛА.
Объявили посадку на рейс. Мы двинулись к гейту. Но перед нами уже стояли все эти женщины. Каждая прижимала к животу канистру. Тучи сгущались. В самолете были только мы и они. Они молчали. Мы достали фляжку с самогоном от Славкиной мамы. На фляжке не было этикетки. Специально берегли для таких случаев. В первом салоне появился мужчина в зеленом платье. Его курчавая борода седела только снизу, а низ у нее был в районе пупа. «Стюард», – подумали мы. «Неверные», – подумал он.