Дикий восторг
Шрифт:
— Ах! Неужели это Джек! Джек Потрошитель женского чувства собственного достоинства. Джек Воробей, который летает вокруг и гадит на головы. Джек-дрочитель в каждую чашу с пуншем и портящий всем день.
Оскорбление возвращает меня на пять месяцев назад. Когда только началось наше противостояние. Словно вообще ничего не изменилось. Я по-прежнему ей не нравлюсь. Но это лучше. Я могу довольствоваться антипатией, пока она меня замечает. Помнит меня. Считает меня достойным знания. Я должен быть прежним. Я должен показать ей, кем я был раньше. Если мне повезет, это спровоцирует ее воспоминания. Я не могу быть медленным или нежным. Я должен
— Черепно-мозговая травма определенно сделала тебя более креативной. И, к счастью, менее вразумительной, — произношу я и перевожу взгляд на Мальчика-ножа. — А кто этот очаровательный молодой человек? Поклонник? — Я машу рукой перед его лицом. — Он слепой? Или просто тупой?
Улыбка Айсис увядает. На ее губах формируется небольшая, искривленная гримаса.
— Почему я чувствую неожиданный порыв совершить насилие над твоим лицом? — наклоняет она голову набок, как маленькая злая птичка. Это крохотное движение так ярко напоминает мне о ночи у Эйвери. Я резко втягиваю воздух, когда воспоминания наполняют меня: ее обнаженная ключица, улыбка, когда она говорит, что может чувствовать мой пульс, ее нежные вздохи…
Контроль, Джек. Контролируй себя. Ты — прежний Джек. Тот, который думал, что она раздражающая помеха. Я прочищаю горло:
— Должно быть, твое тело помнит то время, когда ты ударила меня так сильно, что я видел сквозь время и пространство, — отвечаю я.
— Тебе понравилось то, что ты видел? Тщеславных пришельцев? Сверхновую звезду? Манторока, Бога Трупов?
— Я видел альтернативную вселенную без тебя. И это было похоже на рай. — Мальчик-нож усмехается, и я бросаю на него взгляд. — Услышал что-то смешное?
— Ты в течение двух недель ни с кем не разговаривал в школе, а теперь она вернулась и ты… — Мальчик-нож качает головой. — Неважно.
Он разворачивается и уходит, как только я решаю разорвать его. Он прав, но эту часть Айсис не должна знать. Никогда.
— Ты действительно ненавидишь меня, да? — спрашивает она.
— Что?
— Как сказал Мальчик-нож, ты не разговаривал, когда меня не было, я возвращаюсь, и ты швыряешься оскорблениями. Так что, должно быть, ты действительно меня ненавидишь, раз даже нарушил свое молчание. Поняла.
— Нет… — выпаливаю я и останавливаю себя. Нет, Господи, это вовсе не так. Но как я могу сказать ей это? Как я могу сказать ей, насколько я…
— Слушай, все в порядке, — улыбается она. — Я по-прежнему благодарна за то, что ты спас маму. Это единственная причина, почему я не ударила тебя. Ну, и еще то, что я становлюсь красивой зрелой бабочкой. Но в основном это для мамы. Конечно, раньше мы боролись друг с другом. В общем, держись от меня подальше, а я буду держаться подальше от тебя. И пусть каждый идет своей дорогой. Хорошо звучит?
Мой желудок падает. Нет. Нет, это совсем не хорошо звучит. Это последнее, чего я хочу.
— Так ты убегаешь? Это твое решение? — сердито произношу я. — Я часть твоего прошлого, Айсис. Ты убежала от Уилла Кавано, но ты не сможешь сбежать снова. Этим ты ничего не решишь и не получишь никакого спокойствия.
При упоминании его имени она отшатывается и поеживается, а затем выпрямляется и сердито смотрит на меня.
— Какого дьявола ты думаешь, что знаешь обо мне?
— Ты не можешь просто вычеркнуть меня из своей жизни, как сделала с этим подонком. Я не он. Поэтому не относись ко мне так же, как к нему.
— Ты ненавидишь меня, —
говорит она вяло. — Он ненавидит меня. Я считаю, что лучше вырезать из своей жизни людей, которые меня ненавидят.Все во мне кричит, чтобы я задержал ее. Обнял ее. Показал ей, что я не ненавижу ее. Но тот Джек, которого она едва помнит, не сделал бы этого.
— Ты раздражаешь меня, — говорю я холодно. — Но я не ненавижу тебя. Есть разница.
— Не большая, — смеется она.
— Я уважаю тебя. Я не согласен с тобой в большинстве вещей, но я уважаю тебя. — Она усмехается. — Меня не волнует, веришь ты или нет, но это правда. До того, как Лео на тебя напал, мы уважали друг друга. Надеюсь, однажды ты сможешь вспомнить больше.
— Все, что я могу вспомнить, это тот дурацкий поцелуй.
— Который? — выпаливаю я, прежде чем успеваю остановиться. Я очень хотел знать, о каком именно поцелуе она вспомнила с тех пор, как она заговорила о нем в больнице. Ее глаза расширяются, пока не становятся размером с янтарные монеты.
— Который? О чем ты гово…
Пронзительно звенит звонок. Она вздрагивает от шума, и я пользуюсь возможностью нырнуть на лестничный пролет, оставляя ее позади. Математический анализ и близко не может проникнуть сквозь легкий туман неверия. Я нервно покачиваю ногой на протяжении всего занятия и стучу карандашом по бумаге. Что, черт возьми, я только что сделал? Я не могу контролировать себя рядом с ней. Я думал, что смогу. Я обещал, что буду. Но представление ее присутствия и ее фактическое присутствие — две очень, очень разные вещи. Я выбалтываю лишнее. Позволяю пропустить изменение языка тела.
Я не контролирую себя, когда она физически находится рядом со мной.
И это пугает меня. Поскольку то, что ей больше всего нужно от меня, нет, от любого мужчины — это чтобы они контролировали себя.
Когда заканчивается математический анализ, я смотрю в окно. Она как раз проходит прямо подо мной, с Кайлой. Она выглядит счастливее: улыбка на ее лице сменила хмурый взгляд, который я ранее вызвал. И именно тогда я вижу это. Там, на ее голове, бледно-белый шрам. Он не большой, но и не маленький. Он неровный и розовый по краям. И только начал затягиваться. Едва-едва заживающий. Вид этого шрама посылает волну гнева в мое горло и легкие.
Она пострадала, потому что я был недостаточно быстр.
Как и с Софией, все повторяется.
Я хватаю книги и толкаю дверь. Мне нужен воздух. Мне нужен не воздух. Мне нужна тишина и отсутствие Айсис. Стена за кафетерием — единственное место в школе, где можно покурить, не будучи пойманным. Здесь несколько человек, которые тоже смеются. Я прислоняюсь к стене и прикуриваю сигарету. Дым устремляется вверх по спирали, и ожог в горле соответствует горящей вине в моей груди.
— Эй, — раздается рядом со мной голос. Мальчик-нож.
— Что тебе надо? — ворчу я. Он пожимает плечами.
— Ты неважно выглядишь. Поэтому я решил спросить, не собираешься ли ты блевать. Ну, знаешь, просто, чтобы не стоять слишком близко к тебе, если что.
— Сейчас ты стоишь близко.
— Если ты можешь разговаривать, значит, ты не собираешься блевать. Так что я могу стоять здесь.
Он раздражающий, но весьма честный.
— Когда ты начал курить? — спрашивает он. — Я думал, ты весь такой совершенный и собираешься в Гарвард, ну и всякое подобное дерьмо.