Дикий восторг
Шрифт:
— А ты? — отстреливаюсь я.
— Когда мой старик сказал мне, что я слишком слаб, чтобы курить. Назло ему, думаю.
— Где он сейчас? — спрашиваю я.
— В тюрьме.
После длительной тишины, Мальчик-нож тушит сигарету.
— Ты ведь заметил это, не так ли? — смотрит он на меня.
— Заметил что?
— То, что на руке у Айсис.
— И что это?
— Для такого умного и наблюдательного, ты очень медленный, — посмеивается он.
У меня ни на что не осталось энергии, кроме как изогнуть губы в его сторону.
— Было весело, — наконец заговаривает он. — Наблюдать за
— Что заставило тебя думать…
— Ей это не понравится. Поверь мне.
— Она сказала тебе, что ненавидит это?
— Она и не должна.
Мальчик-нож щурится и, прежде чем я смогу допросить его дальше, уходит. Я несколько минут обдумываю все это, ломая мозг, чтобы сложить все кусочки вместе. А затем до меня доходит. Как только звенит звонок на следующее занятие, все складывается воедино.
Мои внутренности начинают кипеть.
Если я когда-нибудь встречусь лицом к лицу с Уиллом Кавано, то это будет его смертная казнь.
Директор Эванс просто в восторге видеть меня снова. И говоря это, я имею в виду, что он бродит по офису, глотая аспирин, как конфетки.
— Эванс! — кричу я, раскрывая объятия. — Давно не виделись, приятель!
— Айсис, пожалуйста, у меня болит голова…
— КАК ЖЕНА? КАК ДЕТИ?
— Тебе нравится меня мучить, — стонет он.
— Мне нравится все, что не скучно, — плюхаюсь я в кресло напротив его стола. — Итак? Чем обязана этому славному вызову?
Он осторожно убирает руки от своих ушей и подходит к своему столу, затем достает конверт с роскошными, чернильными словами на нем и эмблемой какого-то здания.
— Это то, что я думаю? — спрашиваю я.
— Стэнфорд, — спокойно отвечает Эванс. — Пришло тебе сегодня.
— И вы проявили достаточно сдержанности, чтобы его не открыть! Вы изумительный, Эванс! Действительно. Вы выросли из маленького мальчика, который везде расклеил мои фотографии, где я толстая.
Он вздрагивает.
— Как насчет того, чтобы ты его открыла?
— А как насчет того, чтобы я заменила ваш яблочный сок мочой?
— Айсис…
— Послушайте, Эванс, — вздыхаю я. — У моей мамы суд на носу. Не знаю, слышали ли вы об этом. Я ей нужна. Вероятно, очень надолго. Я, конечно, могу делать всю эту ерунду с наверстыванием домашнего задания и окончить школу или что-то еще, но правда в том, что я не лучший ученик. Безусловно. И очевидно, вы это знаете. Я хороша на бумаге, но я создаю много проблем и я незрелая, и говорю глупые вещи. Так что, я действительно не заслужила это. То есть, конечно, заслужила, но мне не место в колледже. Особенно не в Лиге Плюща. Лучше бы они отдали это место, хм, кому-то из Китая? Кому-то действительно увлеченному и зрелому. Кому-то, кто не я, — отталкиваю я письмо обратно ему. — Итак, знаете, вы можете его открыть. Или выбросить в мусорку. Мне без разницы. Но я не поеду туда.
Эванс молчит. Когда он, наконец, смотрит на меня, кажется, что он выглядит гораздо старше. Морщинки под его глазами глубже, а его лоб в складках от дюжин лет усталости.
— Ты делаешь то же самое, что и Джек.
— Что?
— Отказываешься поступать из-за людей,
которых любишь. Отказываешься… стать выдающейся. У тебя такой потенциал, Айсис. И ты выкидываешь его.— Что вы имеете в виду, отказался? Он отказался?
— Ты не помнишь? Он хотел остаться здесь, в Огайо, чтобы заботиться об этой девочке, Софии. Он получил предложения практически со всей Лиги Плюща.
— Но сейчас он собирается в Гарвард. Люди не затыкаются насчет этого.
— Да. Только он изменил свое решение после… на самом деле, я не знаю, из-за чего он передумал. Но я не могу позволить тебе сделать то же самое. Пожалуйста. Знаю, я сказал, что это будет твое решение, но, пожалуйста, просто открой письмо, прочти и подумай над этим. И если ты все еще не захочешь туда, я буду уважать твое решение.
Я фыркаю и несколько мгновений смотрю на конверт, прежде чем хватаю его обратно.
— Хорошо. Прекрасно. Но не ждите счастливого конца!
— Я никогда не жду, — грустно улыбается Эванс.
Я встаю, чтобы уйти, но он окликает меня:
— Ох, и Айсис? Удачи в суде. Надеюсь, он получит по справедливости.
Я сжимаю кулаки и захлопываю за собой дверь. Что Эванс знает о справедливости? Он был подонком, который везде расклеил мои фотографии, а затем, когда обнаружил, что я достаточно умна, попытался компенсировать это, проталкивая меня в широко открытую, жадную глотку каждого заносчивого колледжа в мире.
Я толкаю дверь и выхожу во двор. Морозный, февральский воздух покусывает мои лодыжки, но яркое солнце согревает мое лицо. Успокаивающий контраст. Я замечаю Кайлу, сидящую на низкой кирпичной стенке и смотрящую в пространство.
— Ты выглядишь так, будто думаешь, — говорю я. — Должна ли я сфотографировать сей памятный момент?
— Очень смешно, — закатывает она глаза. — Даже весело.
— Стараюсь, — сажусь я рядом с ней. Она хмурит брови и снова смотрит в пространство. Прежде чем я придумываю саркастичное замечание, чтобы вытащить ее из этого угрюмого настроения, она поворачивается ко мне и выпаливает:
— Почему Рен так странно себя ведет, когда видит Джека?
— Хороший вопрос. Не могу сказать точно, поскольку недавно половина моего мозга вытекла на пол моего коридора, но я практически уверена, это из-за того, что он сделал нечто плохое. По крайней мере, так говорит Рен и мои туманные воспоминания.
— Джек сделал что-то плохое? Но… но что?
— Не знаю, — пялюсь я на траву. — Правда не знаю, и это убивает меня каждый день, но я каким-то образом умудряюсь воскресать и бродить вокруг, притворяясь живой.
— Я помню, что они были друзьями, — говорит Кайла. — Я перевелась сюда в четвертом классе. Они были друзьями. Рен, Джек, Эйвери и та девочка, София, были друзьями. Они действительно крепко дружили. Словно круг, в который никто не может пробраться. Я им завидовала. У меня не было хороших друзей — только люди, которым нравились закуски в моем доме и моя косметичка.
Звучит одиноко, но этого вслух я не произношу.
— Почему ты снизошла до Рена? Ты же говорила, что он ботаник.
— Н-ну да, — краснеет Кайла. — Он король ботаников. Но… я не знаю! Просто он становится таким… таким чудным, когда видит Джека. Это странно.