Дикий
Шрифт:
– Бля!
– Ааа! Факин щет!
Спотыкаться на шурсе – это пипец! Нас швырнуло на землю и кувырком понесло по каменистому склону. На ровном месте… Сцуко! На ровном месте! У меня тупо подвернулась нога. Лишний груз доконал. Я не вывез. Не смог…
С перепугу отрубил ускорение. Синяки и царапины по всему телу мне обеспечены. Джексон сразу слетел. Воет парой метров левее. Я вскакиваю с земли.
– Нееет!
Безумный крик Ферца заставляет мгновенно повернуться в их сторону.
Тола! О Боже!
Трахотар, мимо которого пыталась проскочить девушка, словно взорвал сам себя
Такой я её и запомнил. Мгновение – и моей первой женщины, друга, любовницы, боевого товарища нет. Только груда камней, что немедленно начинает подниматься, снова превращаясь в голема.
– Господи! Господи! Господи! – скороговоркой скулит рядом Джексон. Он тоже всё видел.
– Твари!
Голос Ферца дрожит от рыданий. С рук парня срывается струя пламени и бьёт в ближайшего трахотара.
– Беги!
Но Джи не бежит. Застыв на месте, он льёт, льёт и льёт свой огонь на шагающего к нему гиганта. Бесполезно. Пламя скатывается с массивной фигуры, не причиняя великану никакого вреда.
– Мама! Мамочка!
Майк пытается удрать на своих двоих. Спотыкаясь, падая, снова вскакивая, маленький нескладный парнишка катится вниз по склону прямо к одному из загонщиков, принявшему форму, не то пузатого жука, не то несуществующей в этом мире лягушки. Кажется манник совсем потерялся в пространстве.
– Мус, беги! Скорее, Саня! Скорее!
Вцепившаяся в штанину Лими выводит меня из прострации. Бросаю последний взгляд на обречённого Ферца и снова ныряю в шурс. Вовремя! Сверху падает тень. На меня опускается каменная волна. Каким-то чудом подныриваю под её край и бросаюсь прочь. Помочь друзьям я не в силах, но сам продолжаю борьбу. Влево, вправо, прыжок, кувырок между двух исполинов. Прорвался – и со всех ног вниз по склону. До леса всего ничего. Шурса хватит.
Мёд мне в…
Каменистая почва подо мной проседает воронкой. Я падаю. Ударяюсь головой о что-то твёрдое. Пытаюсь вскочить, но ноги застряли в земле. Чёрт! Это не земля! Это камень! Меня тащит вверх. Яма, куда я угодил, вздувается пузырём. Я всё выше, и выше…
Изгибаюсь и натыкаюсь на взгляд трахотара. Великан в чьей огромной руке я торчу создал человеческое лицо. Мёртвые каменные глаза смотрят прямо на меня. Напоминающий трещину рот кривится в подобии улыбки.
– Чууужжааак, – грохотом горного обвала вырываются звуки из щели. – Тыыы пррииишшёёёл.
Глава двадцатая – Цепной пёс
Какой потрясающий запах! Пельмешки… Бабуля знает, как поднять мне настроение. Ещё на лестничной клетке унюхал, но стоило открыть дверь, как в носу заиграла настоящая симфония великолепных ароматов. Здесь, и ткемали, и белый соус с чесночком, и ржаной свежий хлеб. Вот это я понимаю встреча любимого внука!
– Санечка. Руки мой – и к столу.
– Ага. Сейчас.
Нога об ногу сдираю потные кросы, бросаю в угол рюкзак и, пыхтя, несусь в ванную. Врубаю холодненькую и наскоро мою руки. Затем складываю ладони лодочкой, набираю воды и плещу её на лицо. Потом ещё разок, и ещё. Вытираюсь, трясу головой, чтобы взбодриться – и быстрее
на кухню.– Садись. Вот компотик. Твой любимый – кизиловый. Устал?
– Дык, шесть пар. Спрашиваешь!
Холодненький, кисленький, процеженный, как я люблю.
– Нормально доехал?
– Ох, жарко сегодня. Маршрутка битком.
– Ну ничего, отдохнёшь сейчас. До шахмат ещё два часа. Накладывай пельмешки. Горячие – только сварила.
По маслицу сами соскальзывают из супницы в тарелку. Ммм… Как пахнет… Полсотни на первый заход. Потом ещё подложу. Вилкой в самый большой – и в пиалу с ткемали его. Обмакнул половинку – и в рот. Ммм… Блаженство… Натыкаем следующий. Но сначала откусить хлебушка. Да, я так ем пельмени. И макароны, и вообще все. Как можно без хлебушка?
– Ба, отрежь ещё кусик.
– Сейчас. Сметану достать?
– Доставай.
На первую тарелку ушло три минуты. Вторую уже смаковал. Макая пельмешки попеременно в разные пиалы, неторопливо разжёвывал каждый. Параллельно выпил три кружки компота. Вкусная еда – моё счастье. То есть, моё счастье, конечно – бабуля, а вкусная еда уже следствие, но это сейчас не важно. Сейчас я кайфую и стараюсь ни о чём не думать. Как хорошо…
– Доел, Санечка? Убираю тарелки?
– Да, ба. Спасибо! Вкуснятина. Кидай в мойку, я потом вымою.
– Хорошо.
Бабуля неторопливо убирает со стола последствия моей трапезы, моет руки, берёт кухонное полотенце и снова поворачивается ко мне.
– Ну как, настроение поднялось?
– Не то слово, ба. Я на небе.
Улыбка на родном морщинистом лице становится ещё теплее и шире.
– Вот и славненько. Вижу, ты готов к разговору.
– Да на дифуры, на дифуры пойду, – благосклонно машу рукой, зная, что разговор будет касаться выбора кафедры. У Бабули там любимчик за главного. По её мнению Василий Фёдорович – лучший препод и нучрук на всём матфаке. Давно меня уламывать начала. Сам-то я метил на алгебру, ну да ладно – что ради любимой бабули не сделаешь?
– Я про другое, Саша. Мы можем друг другу помочь. Вспоминай.
Последнее слово прозвучало командой, после которой свет в кухне мигнул, и на меня волной повалились воспоминания.
Мёд мне в рот! Как я…
– Извини, что пришлось эксплуатировать этот образ. Мне нужно было настроить тебя на правильный лад. Твоё эмоциональное состояние…
– Кто ты?!
Я резко, насколько это позволяла моя необъятная туша, вскочил со стула и попятился от продолжающей улыбаться бабули.
– Ты знаешь меня под именем Трахотар.
– Что?!
Я упёрся спиной в стену.
– Как… Я что, опять умер?!
– Не нервничай, Саша. Всё хорошо, – голосом бабули произнесло нечто, принявшее её облик.
– Всё хорошо! Вы убили Толу! Где я?!
– Физически ты во мне, – как бы извиняясь, развела руки в стороны фальшивая бабуля. – Это же подсказанный твоим сознанием конструкт, максимально для тебя комфортный. А за друзей не переживай – все живы здоровы. Я никого не собирался убивать.
Тола жива! Правда?! Фух… Камень с души. Если, конечно, этот мозгокопатель не врёт. Неужели, это он меня в этот мир перенёс? Трахотары – те самые демиурги, создавшие эту арену для игр? Офигеть…