Диккенс и Теккерей

В Соединённых Штатах Диккенсу был оказан шумный и торжественный прием, в том числе — у президента Джона Тайлера. Но Америка не понравилась Диккенсу. И он сделал всё, чтобы описать её как можно более язвительно в «Американских заметках», а особенно — в романе «Мартин Чазлвит».

С другой стороны, и сам он в Америке понравился далеко не всем. Даже обладавший чувством юмора и склонный к мистификациям Вашингтон Ирвинг осудил и его вульгарное поведение, и вульгарную манеру одеваться, и более того: вульгарный склад ума...

«Американские заметки» хорошо продавались. Но, как справедливо заметил Х. Пирсон, «сегодня их помнят лишь потому, что на них стоит его имя. Если бы эта книга была написана кем-нибудь другим, она не пережила бы своей эпохи». Американцев более всего раздражало, что автор, по словам Пирсона, «занял позицию цивилизованного туриста, попавшего в страну варваров». Но и Теккерей отнёсся к поступку Диккенса неодобрительно. Сам он после поездки в США отказался написать о своих впечатлениях: «Только тот, кто прожил в стране не менее пяти лет и кто обладает необходимыми знаниями о её людях, может взяться за перо, — сказал он. — В противном случае его миссия не будет полезной».

«Мартин Чазлвит», герой которого возлагает большие и тщетные надежды на страну свободы, какой ему представляется Америка, вызвал в США уже шквал негодования. Диккенс получал тысячи писем с откровенными оскорблениями. Хотя и многие британцы были недовольны тем, с каким разнообразием воплотил писатель в пародийном образе Пекснифа национальное лицемерие и ханжество.

Крупнейшим произведением, созданным Диккенсом в сороковые годы, стал роман «Домби и сын», полное название которого — «Ведение дел с фирмой „Домби и сын. Оптовая, розничная торговля и экспорт“» (1848). Он писал его в Париже, где встречался с Александром Дюма и Виктором Гюго, Эженом Сю и Теофилем Готье, но тосковал по лондонским улицам и набережным.

Герой романа суров и черств. На окружающих он смотрит лишь с точки зрения их полезности для своего дела. Холод царит в душе Домби, холодно и в его мрачном доме. Дочери он просто не замечает, возлагая все надежды на маленького наследника — Поля. Дочь уходит из дому, бросает мужа и вторая жена — гордая аристократка Эдит. Холодность отца пагубно влияет на болезненного мальчика. Отданный отцом в пансион Поль умирает. Вслед за полным крахом в личной жизни приходит банкротство: Домби разорён ловким управляющим Каркером.

В этой книге уже нет оптимизма, который характерен дня первых романов Диккенса. Печаль и возмущение приходят на смену его озорному смеху. Озорство оборачивается здесь отвращением к негодяю Каркеру, с которым автор расправляется в жестокой до пошлости сцене: «Его сбило с ног, подхватило, затянуло под колёса, закрутило, искромсало, изрезало, и огненное чудовище, слизнув лужицу жизни, выплюнуло в воздух раздробленные черепки».

Есть, однако, в романе эпизоды невероятной силы. «Смерть маленького Поля, — пишет Пирсон, — потрясла английских читателей не меньше, чем в своё время кончина малютки Нелл, и навела американцев на мысль, что „Мартин Чазлвит“ был лишь временным помрачением рассудка».

Теккерей, прочитав пятый выпуск романа, прибежал в редакцию журнала «Punch» с криком: «Разве может что-либо в литературе сравниться с этим! Нечего и пытаться! Прочтите главу, где умирает маленький Поль: какой талант! Это потрясает до глубины души!..»

Он искренне полагал, что Диккенс сильнее его как писатель: «Мне его не опередить, мне его даже не догнать», — говорил он.

Диккенс был бы, вероятно, равнодушен к успехам автора «Ярмарки тщеславия», если бы не шумиха, которую поднимали вокруг их имён почитатели каждого.

«У обоих были последователи и поклонники, — писала Элайза Линтон, — которые по собственному почину противостояли друг другу, так что лишь горстка беспристрастных критиков с одинаковым пылом восхищалась обоими писателями».

X. Пирсон, безусловно, был прав: «Автор бестселлера всегда завидует престижу изысканного интеллигента, а последний — популярности бестселлера. Стоит ли удивляться, что Диккенс и Теккерей при встрече друг с другом не испытывали особенного восторга?» И, пожалуй, можно согласиться с английским литературоведом в его предположении, что «оба добросовестно старались полюбить друг друга», не больше...

Слава Диккенса действительно была огромна. Не только его книги вызывали восторги публики. Он не зря хотел стать актёром: современники свидетельствуют, что его комический дар был огромен. В своём любительском театре он ставил классику и пьесы современных авторов до того, как они попадали на профессиональную сцену. Диккенс блестяще исполнял роль судьи Шеллоу в шекспировских «Виндзорских проказницах». В своём собственном водевиле «Дневник мистера Найтингела» (1852) он сыграл шесть ролей! В театре «Сент-Джеймс» успешно шла сделанная им инсценировка одного из «Очерков Боза» — «Странный джентльмен». Писал Диккенс и фарсы, и мелодрамы в духе своего времени, когда на театре совершался переход от классицизма к современной драме, сложившейся позже в творчестве Дж. Б. Шоу и О. Уайлда.

В 1841 г., когда Кэт подарила мужу четвёртого ребёнка, в доме Диккенсов поселилась Джорджина, её младшая сестра, на долгие годы взявшая бразды правления хозяйством в свои руки. Диккенс любил своих детей, но увеличение семейства тяготило его (он не знал, что Кэт произведёт на свет ещё шестерых!). Диккенс обрадовался появлению свояченицы.

В 1845 г. он ставил в театре пьесу Бена Джонсона «Всяк молодец на свой образец». Много времени и сил уходило у него и на распри с издателями. К тому же, он затеял издавать ежедневную газету.

Авторитетный критик Джон Форстер (1812—1876) отговаривал друга, опасаясь, что журналистика отвлечёт его от творчества и пагубно скажется на слабом здоровье Диккенса. Да и не был Диккенс ни публицистом, ни политиком. «Газета, — провозглашал он, — будет свободна от всяких личных влияний и партийных пристрастий; она будет защищать все честные и разумные способы, которые смогут способствовать восстановлению справедливости, поддержке законных прав, развитию счастья и благосостояния общества».

Форстер был прав: Диккенс не справился с изданием газеты и через три недели отказался от должности редактора. Но его детище, «Daily News», обогатило историю английской прессы, став впоследствии влиятельным органом либеральной партии.

Однако мысль о периодическом издании не покидает писателя. «Тот, кто следует правилу Горация держать книгу девять лет в кабинете, — писал он в предисловии к „Николасу Никлби“, — должен отбросить множество идей, зародившихся у него в пылу сочинения, и заменять множество выражений, употреблённых в спешке. Но эссеист периодического издания доносит до читателей чувство дня в выражениях, подсказанных этим днём».