Дилетант галактических войн
Шрифт:
— Доча, ты как?
— Жива. — Юля слышала свой голос как будто со стороны и как-то очень глухо — в ушах всё ещё звенело от грохота пулемёта в замкнутом помещении. — Это ты, папа?
— Да я, я. — Отец, а это был именно он, ловко отстегнул прикрывающую лицо непрозрачную маску, оставив её висеть на закреплённом на плече шнуре. — Что, не узнала?
Его действительно было трудно узнать. Юля привыкла к полноватому, всегда небрежно и мешковато одетому тюфяку, а сейчас перед ней был затянутый в чёрный (систему маскировки Ковалёв уже выключил за ненадобностью) боевой комбинезон мускулистый человек, стройный и без капли жира. Ничего удивительного, организм в боевом режиме успел пережечь большую часть того,
Уловив взгляд дочери, Ковалёв рассмеялся:
— Я это, я, не бойся. Сильно страшно было?
Юля только кивнула. Ковалёв сердито щёлкнул пальцами.
— Зря. Смотри.
Василий подобрал лежащий на полу осколок штукатурки, выбитый пулей из стены, и с силой запустил его в дочь. Импровизированный снаряд, не дойдя до опешившей девочки пару сантиметров, вдруг со скоростью пули отлетел в сторону. Ковалёв осклабился:
— Прости, не предупредил. У тебя в поясе, в пряжке, генератор силового поля, я его втихую туда вмонтировал, а когда начался штурм, активировал. Тридцать минут защиты от всего, кроме газа и бактерий, да ещё станер плохо держит, к сожалению. Кстати, хорош сидеть, освобождайся.
Юля, как загипнотизированная, дёрнула рукой, и цепочка наручников, ещё десять минут назад попавшая в силовое поле и совсем незаметно для глаз изжёванная им на молекулярном уровне, рассыпалась мелкой стальной крошкой. Потом она подняла глаза на отца и с прямо-таки детской непосредственностью спросила:
— Ты что, Дарт Вейдер, да?
Ответом ей был громовой хохот всех четверых спасателей. Громче всех смеялся самый высокий, он же и ответил:
— Дарт Вейдер… Ой, не могу! Девочка, да по сравнению с твоим отцом Дарт Вейдер — младенец…
— Молчать, поручик! — сквозь смех ответил Ковалёв, пародируя старый анекдот. — И вообще, Олаф, бери ребёнка и тащи его на борт, защиту я сейчас дезактивирую. Доставишь — и мухой обратно.
Высокий, продолжая смеяться, подхватил Юлю под руку и потащил её в угол комнаты. Минуту спустя он уже развернул там маленький, но не без изящества исполненный прибор в форме пирамидки с венчиком решётчатых антенн сверху. Ещё пять секунд спустя потолок над прибором исчез в короткой яростной вспышке. Прибор был не более чем передатчиком, корректировщиком огня, по которому навёлся позитронный излучатель бота, пробивший туннель непосредственно в подвал.
А дальше силовой захват подхватил обоих и в какие-то пару секунд втащил на борт бота. Юля даже взвизгнуть не успела, как уже сидела в мягком кресле, правда огромном, в несколько раз больше обычного, намертво пристёгнутая ремнём. Олаф, с немалой сноровкой затащивший её на борт столь экзотического для Земли транспортного средства, поглядел на дело рук своих и улыбнулся:
— Давай договоримся. Я сейчас отлучусь ненадолго, помогу твоему папе, а ты пока сиди и ничего не трогай, ладно?
Дождавшись утвердительного кивка, Олаф ещё раз ободряюще улыбнулся во все тридцать два зуба (благо маска была уже снята) и отправился к десантному люку. По дороге он коротким, почти незаметным движением коснулся пальцем точки на шее девочки, и та мгновенно провалилась в глубокий здоровый сон. Вот теперь Олаф действительно мог быть уверен, что в течение как минимум часа она будет сидеть и ничего не трогать. А то дети — это, конечно, здорово, но геморрою с ними…
Олаф вернулся в подвал меньше чем через минуту. За это время диспозиция там принципиально не поменялась — Ланцет всё так же стоял, покачивая стволом пулемёта и оказывая на пленных психологическое давление, Ковалёв и Синицын негромко переговаривались в углу, рассматривая стащенное в кучу оружие. Увидев, что десантник вернулся, Ковалёв довольно кивнул и громко сказал:
—
Ну что, господа офицеры, активную фазу операции можно считать законченной. Можно подводить итоги. Я не доволен нами, господа.В первый момент Олаф удивился, что адмирал начал разговор при пленных, но потом понял две простые истины: во-первых, Ковалёву надо выговориться, получить психологическую разрядку. Он ведь, несмотря на высокое звание, погоны надел совсем недавно и такую мясорубку своими руками ещё ни разу не устраивал. С расстояния — устраивал и похлеще, но там всё больше было каким-то… виртуальным, что ли. Кровь не чавкает под ногами того, кто отдаёт приказы, стоя на мостике, да и на лице пилота истребителя её тоже, как правило, нет. Представители иных цивилизаций не в счёт, их уничтожение воспринимается совсем иначе, а здесь всё-таки люди, пусть и шелудивые, но люди. А во-вторых, было похоже, что этих двоих Ковалёв как живых уже не воспринимал, так что говорить при них можно было о чём угодно.
— Штурм мы провели бездарно. Я бы даже сказал, это был верх непрофессионализма. Что скажете?
А что сказать? Действительно, если бы у них не было сверхпрочной брони и нечеловеческих возможностей, то их перещёлкали бы в первые минуты, как котят. И заложницу могли убить запросто. Конечно, всегда можно отговориться, что антитеррористическими операциями они никогда не занимались, только штурмами укреплённых позиций и вражеских кораблей со стрельбой направо и налево, а вся их подготовка — всего лишь краткие офицерские курсы, направленные на освоение имперской техники, но это не оправдание. Равно как и то, что погоны на плечах всех, от лейтенанта до адмирала, не более чем аванс, который надо было ещё отработать. Ковалёв всё это и так знал, да что там знал, сам был таким. Ладно Ланцет, с него взятки гладки, он вообще другими делами заниматься должен. А вот Олаф и Синицын ведь ещё в прошлой жизни повоевать успели. И что?
— Командир, ну всё же нормально прошло, — вмешался было Ланцет.
На него все зыркнули, и он смущённо замолчал. Ковалёв вздохнул:
— В общем, будем формировать подразделение антитеррора. И вообще силы быстрого реагирования с обязательным дежурством одной группы на Земле. А то сегодня меня зацепили, завтра — ещё кого-нибудь. Недодумал я, надо признать… Олаф, тебе придётся взять на себя командование. Инструкторами обеспечу. Ну а теперь, — Ковалёв с нехорошей улыбкой повернулся к пленным, — вернёмся к нашим баранам.
— Ты ко… — начал толстый и осёкся.
Подвели рефлексы, на секунду проигнорировавшие тот факт, что здесь он — пленный, а никак не хозяин. Конечно, заткнулся он моментально, но внимание на себя обратить успел. Ковалёв всмотрелся в его лицо.
— Паша, — свистящим шёпотом обратился он к Ланцету. — Тебе эта морда никого не напоминает?
Ланцет, подняв забрало шлема, чтобы постоянно выводившаяся на лицевой экран информация не отвлекала его и не рассеивала внимание, подошёл к вжавшемуся в стену толстяку и взял его бронированными пальцами за подбородок. Приподнял, посмотрел внимательно, повернул и посмотрел в профиль…
— Гольденвейзер. Бывший депутат местного республиканского госсовета. Очень богатый человек, по непроверенным данным, держит до половины ювелирного рынка республики и засвечен ещё в куче дел поменьше. Словом, охамевшее и разжиревшее быдло, из инородцев. Чес-слово, как раз из-за таких вот весь их род и ненавидят. Из госсовета ушёл около года назад, по слухам не по своей воле. Ушли его за что-то, но за что — неясно. С тех пор информации мне не попадалось.
— А я-то думаю, с чего бы это рыло мне таким знакомым показалось? — умилился Ковалёв. — Ну что, ювелир у нас есть. Работай, Паша, как мы с тобой планировали. А вы, ребята, прикрутите этих м… к стульям и выволакивайте остальных во двор.