Динарская бабочка

— Дон Клементе существует сам по себе, дорогой синьор. К тому же я думаю, что уговор насчет субботы относился только к первому мужу. Спокойной ночи всем. Видеть ее в обществе другого мерзавца было бы выше моих сил.

SLOW CLUB

Я решил вступить в Slow Club [115] , отделение которого открылось и в нашем городе, и подал заявление о приеме в его члены. Сообщая данные о себе, я указываю, что хожу пешком, что у меня нет машины и водительских прав. Дело в том, что «изнурительной современной жизни» Клуб противопоставляет не таблетки, не порошки, не успокоительные капли, а исключительно анахронистический образ жизни. Штаб местного отделения занимает небольшую виллу, отдаленно напоминающую виллы Палладио; телефона нет, диапазон стиля, в котором обставлены помещения, простирается от Тюдора [116] до Бидермайера [117] . Отопление дровяное, газеты приходят с опозданием в несколько лет, чего удалось добиться в результате долгих переговоров с руководством разных учреждений и значительного увеличения стоимости доставки. Секретарь, показывающий мне здание, обращает мое внимание на то, что самый свежий из портретов на стенах — портрет прекрасной Отеро [118] , а самый молодой поэт, допущенный в библиотечное собрание — бессмертный Баффо [119] . В читальном зале поражают старинные эльзасские часы с кукушкой. В баре можно получить только отвар ромашки, цветочный чай, мандариновый пунш. Из игр разрешаются шашки, лото и гусек; никаких шахмат, поскольку они требуют чрезмерной умственной активности. В «Тихоход» не принимаются женщины; в приеме отказывается также тем, кто много разговаривает и усиленно поучает других — например, офицерам и священникам.

115

Здесь: Клуб «Тихоход» (англ.).

116

Тюдор-Ренессанс или Стиль Тюдоров — стиль английского искусства в период правления Генриха VIII Тюдора (1520–1550).

117

Художественный стиль оформления жилого интерьера, мебели, живописи, графики, получивший распространение главным образом в Германии и Австрии в 1815–1848 гг.

118

Каролина Отеро, или Прекрасная Отеро (1868–1962) — французская певица и танцовщица испанского происхождения, звезда и символ Прекрасной эпохи.

119

Джорджо Баффо (1694–1768) — итальянский поэт, автор стихов фривольного содержания на венецианском диалекте.

Пока я любуюсь переплетом подшивки «Иллюстрированной сцены», до моего слуха долетает негромкий разговор нескольких членов клуба. Часть его мне удалось запомнить.

Первый участник разговора:

— Коллега Уиккерс из Чикагского отделения, который изучает жизненный ритм улиток, рассказывал мне, что его нельзя сравнить с нашим. Если бы улитка могла увидеть нас целиком, она все равно заметила бы только след, похожий на шлейф реактивного самолета, но не сумела бы разложить этот след на движение и звук. Уиккерс отправил нам свои труды отсроченной экспресс-почтой: не пройдет, полагаю, и двух лет, как они пополнят нашу библиотеку.

Второй участник разговора:

— Вчера вышла замуж одна моя родственница. Извещение о бракосочетании вы получите через несколько месяцев. Она обручилась со своим нынешним мужем в четырнадцатом году, но, узнав о тяжелом ранении отца на фронте, дала обет Богородице не выходить замуж раньше, чем не разошьет триста или четыреста, точно не знаю, риз. Отец вылечился, жених вернулся с войны живым и невредимым, но она все равно отказалась снять с себя обет. Месяц назад последняя риза была закончена, и верный жених, не подозревая, что он повторяет историю Исаака [120] , получил возможность повести суженую к алтарю после тридцати трех лет терпеливого ожидания.

120

«Исаак был сорока лет, когда он взял себе в жены Ревеку…» (Бытие, 25:20).

Третий участник разговора:

— Кто-нибудь из вас помнит Карло Маринелли, моего университетского товарища? Он пал на подступах к Гориции в 1916 году, через несколько дней после того, как получил от молодой жены радостную весть: у них будет ребенок. Карло тотчас ей ответил, но письмо, кто знает почему, пришло только позавчера, а до этого где-то гуляло тридцать с лишним лет. Жена за это время успела поседеть, и нетрудно представить себе ее состояние, когда она узнала его почерк. Карло рассказывал о себе, писал, что очень скучает, что рад известию о будущем первенце и просил жену дать сыну при крещении имя Глауко, а если родится дочка, назвать ее Маргаритой. Но было поздно: девочку, которая с тех пор успела выйти замуж и стать матерью, крестили Анной. Но волею судьбы, на этот раз Анна сама ждет ребенка, и пожелание отца будет выполнено, пусть и через поколение.

Четвертый участник разговора:

— На днях я позволю себе предложить членам руководящего совета настой вербены в фарфоровых чашках из недавно полученного сервиза. Его приобрел в 1819 году в Китае адмирал Лоунфилд, прапрадед моей жены. Потрясенный искусством тамошних мастеров, адмирал заказал чашки и блюдца, расписанные вручную. «Мы выполним ваш заказ, — сказал старший мастер, — но только мы не делаем ничего серийного, тем более для таких людей, как вы. Предоставьте нам немного времени, совсем немного, несколько лет, и вы получите сервиз, красивее которого не видела Англия». Хотя его и удивили сроки, сэр Роджер Лоунфилд согласился и, оставив небольшой задаток, отбыл на родину. Однако в пути его фрегат, The Green Bird [121] , потерпел крушение у берегов Либерии, и никому из команды не удалось спастись. Месяц назад, в январе пятьдесят третьего года, моя жена, последняя представительница рода Лоунфилдов, получила внушительных размеров ящик с предупреждающей надписью «Осторожно, не бросать!» откуда был извлечен, укутанный горами ваты и стружки, великолепный сервиз, одни предметы которого украшал портрет адмирала, другие запечатлели его подвиги. Специалисты кричат от восторга. Нам не пришлось платить ни гроша. «Сумма, уплаченная адмиралом, — объясняло сопроводительное письмо, — принесла за сто тридцать три года проценты, достаточные для покрытия расходов, даже с учетом неизбежного обесценивания денег». Следовали извинения за небольшую задержку, вызванную, в частности, поисками наследников; искупление задержки авторы письма видели в любви и художественном тщании, с коими лучшие китайские мастера работали над выполнением сложной задачи.

121

Зеленая птица (англ.).

………………………

Я охотно слушал бы дальше, но желтые лица сидящих в креслах уже поворачивались в сторону незнакомца, и я ловил на себе подозрительные взгляды; в это время кукушка на часах шесть раз выглянула из гнезда и шестикратно, с раздражающим lentissimo [122] , прокуковала: ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку; по этому сигналу все сказали: «Уже поздно» и поднялись с кресел.

— Через несколько лет вам придет ответ на ваше заявление, — пообещал секретарь, провожая меня к выходу. Если вы не заставите говорить о себе, возможно, вы не самый blackboul'e [123] . Я распорядился подать вам карету.

122

Очень медленно (итал. — муз. термин).

123

Здесь: недостойный претендент (франц.).

И действительно, у дверей ждал фаэтон с кучером в ливрее, чтобы отвезти меня в город.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ

Около полуночи, когда он гасил свет, зыбкая зловещая тень, отпечатавшись зигзагообразным, как молния, пунктиром на стене, пролетела у него над головой в сторону занавески, отгораживавшей умывальник. Тут же раздался пронзительный вопль.

— Летучая мышь! — кричала она, трясясь от ужаса. — В какую гостиницу ты меня притащил? Прогони эту мерзость, прогони ее!

Она кричала из-под простыни, под которую спряталась с головой, боясь, что непрошеная гостья заденет ее своим противным крылом. Сдавленный голос звучал глухо. Она требовала, чтобы он выгнал эту тварь палкой, зонтом, чем угодно, чтобы не закрывал окно и не включал электричество. Может, ее выманит наружу свет уличных огней, чем черт не шутит…

Обмотав голову полотенцем, в пижаме, он бегал по номеру, натыкаясь в темноте на стулья, размахивая свернутым в трубку иллюстрированным журналом («Зонтик!» — кричала она, хотя у них не было с собой зонтов) и издавая нечленораздельные звуки; но вот его рука нащупала выключатель на стене, и свет из прозрачного, в форме морской раковины, плафона под потолком залил комнату.

— Наверно, она улетела, — сказал он, стараясь казаться спокойным, и подошел к окну, чтобы закрыть его. Но тут же что-то липкое коснулось его лба, безумная тень порхнула по стене и исчезла на недосягаемой вершине черного шкафа.

— Помогите! Помогите! — вопила женщина, выглядывая из-под подушки, под которой прятала голову. — И не увидев снующей по стене тени, немного успокоилась. — Это чудовище улетело! Скажи, что улетело.

— Боюсь, что нет, — усомнился он, стараясь уклончивым тоном смягчить суровую правду («чудовище» шебаршилось на шкафу, что-то мешало ему взлететь). Боюсь, что нет, но сейчас я его прогоню. Спрячь голову, трусиха.

Он залез на стул, снова обмотав голову, и метким броском закинул свернутый трубкой журнал на крышку шкафа, откуда, подняв облако пыли, с шумом прянуло маленькое «чудовище», и, описав небольшую дугу, закончило конвульсивный полет в корзине для бумаг.

— Помогите! Помогите! — не унималась она, тогда как он, вооружившись сафьяновым шлепанцем и держа перед собой прикроватный коврик, решительно направлялся к плетеной корзине, и его голос звучал увереннее.

— Я знаю, что делать, — приговаривал он. — Переверну корзину, и зверь очутится в ловушке. Хватит! Прекрати истерику!

Когда ему показалось, что расстояние позволяет осуществить задуманное, он пнул корзину ногой: пинок, по его расчетам, должен был перевернуть ее вместе с содержимым. Бац — и корзина покатилась по полу, разбрасывая вокруг яичную скорлупу, окурки, горелые спички, а быстрая тень, отделившись от мусора, устремилась к алебастровому плафону, в котором, как жемчужина в устричной раковине, светилась потолочная лампа.

— Ничего не вышло, — признал он, садясь на край кровати. — Не хочет она улетать. Успокойся, дай мне перевести дух, и я с ней справлюсь.