Динька и Фин

Что стало со зрителями! Какие восторженные вопли неслись с площадки у забора! Люди аплодировали, смеялись, свистели, кричали. Григорий Иванович, огорченный тем, что видит их спины, умолял, используя силу мегафона:

— Обернитесь, товарищи! Вы сейчас увидите невиданное! Посмотрите, как Лили играет в мяч. Лили, милая, поиграем!

Динька был счастлив. Все увидели, как талантлив Фин. Карл посрамлен. Ему никогда не взять высоты, которую Фин берет так легко. И уж, конечно, ему никогда не сделать прыжка в три оборота, задымившись гладкой красивой кожей, засверкав в высоте.

Благодушный, Динька разрешил зрителям взглянуть на Лили. Отвернулся от Фина, что служило сигналом: перерыв.

Вежливая Лили подплыла поближе к Григорию Ивановичу. И они перекинулись ярким мячиком. Бросил Григорий Иванович Лили поймала. Так они и играли — Григорий Иванович мяч ей, она Григорию Ивановичу. Динька не мешал. Положил правый локоть на железную леер-ную стойку, подбородок на ладонь. Наблюдал. Сердитый Карл медленно кружил вдоль сеток дельфинария. Погружался в воду. Пузырьки воздуха фонтанировали над его головой: неслышимые зрителям, издавались звуки. Карл ругательски ругал Фина, гнал его прочь. Как Маслюков с верхней ступеньки ругал Диньку, грозил накормить «матросским хлебом», пинками, согнать с башни. Ругайся, ругайся, Маслюков. На глазах у зрителей и одного пинка дать не посмеешь!

Динька терпеливо выждал, когда номер с мячом окончился. Под разъяренным взглядом Маслюкова вынул из шкиперского рундука свой мяч, сине-красно-зелено-желтый. И пошло представление! Динька мяч Фину — Фин отбивает его носом. Динька мяч Фину — Фин, изогнувшись дугой, отбивает хвостом. Носом — хвостом, носом — хвостом, носом — хвостом, носом — хвостом. Давай, Фин, давай. Покажи, как талантлива дикая природа, как безнадежно отупел в неволе любимец Григория Ивановича Карл. Народ уже в который раз ринулся к ограде дельфинария. Воздух звенел от криков, смеха, возгласов. И серебряным колокольчиком подымался над всем этим шумом счастливейший смех какой-то маленькой девочки. Диньке страшно хотелось оглянуться, увидеть девочку. Но он не мог срывать номер.

— Посмотрите! — кричали в толпе. — Вы только посмотрите, что выделывает этот дикий дельфин.

— Толстяка Карла обкормили. Ему никогда не быть таким ловким!

— И таким гибким!

— И таким артистичным!

— Нет, позвольте-позвольте, вы не о том говорите. Дикость — это еще не условие таланта. Этому дельфину просто много дано природой.

— Глупости! Природа, так сказать, от природы гениальна. Учить — портить.

Волной, угасающей и подымающейся, по толпе прокатывалось:

— Этот дельфин — талант!.. — … талант…

— …лант…

— …ант…ант…ант…ант…

— Дик!

— Волен!

Сине-красно-зелено-желтый шар летал, прочерчивая сильные прямые, — к морю — к вышке, к морю — к вышке, Динька стал давать крученые мячи. И Фин, прежде чем принять мяч, выпрыгнув в воздух и завившись спиралью, бросал в ответ то с носа, то с хвоста крученые мячи. Глобусом, маленьким ярким шариком, вращающимся в пространстве, летал мяч. На славной морде Фина застыла его прекрасная улыбка, — светлая и радостная. И два восхитительных палевых пятна, похожие па солнечные пятка, освещали его глаза. Предчувствие чего-то хорошего томило Диньку. Он ждал чего-то от Фина. Сам не знал чего, но ждал. Фин был выдумщиком, он мог и сам изобретать игры, чем не раз озадачивал биологов, наблюдавших за ним в море. Фин, славный Фин, по твоей морде вижу, ты сегодня что-то придумаешь!

Маслюков надвинулся на Диньку. От его сытой туши исходило тепло, как от печки. А по запаху перегара — после вчерашней попойки — Маслюкова можно было всегда угадать, и не видя его. Динька знал, что сейчас будет. Расправиться с Динькой на глазах у всех Маслюков не посмеет. Сейчас он подло сделает- вид, что всего-навсего через голову Диньки следит за Фином. А сам схватит правое Динькино ухо и будет выкручивать. Он-то уверен, что Динька быстрей останется совсем без уха, быстрей умрет, а не заверещит, зовя к себе на помощь. И уж, конечно, не попросит пощады.

— Прекрати!.. Убью-у-у… Сниму шкуру, — шипел Маслюков, — и скажу, что так и было!

Фин только-только вошел во вкус. Скорее утомятся все дрессировщики мира, чем Фину надоест играть.

Однако некий внутренний сигнал был уловлен Динькой: «Хватит! В самом деле, пора кончать».

Динька боялся двух вещей:

Первой: Григорий Иванович так-таки нажалуется маме. Мама запретит игры с Фином на глазах у зрителей. Мама человек принципов. Один из ее принципов такой: «Живи так, чтобы не мешать другим».

Второе соображение, порождавшее в Диньке тревогу, было еще серьезнее. Уж не задумал ли Григорий Иванович заменить Карла Фином? Отловить Фина ничего не стоит. Есть корабль, есть специальные сети. Как бы ни любил Григорий Иванович Карла, как бы ни дорожил его умением «говорить», а Фин талантливее. Фина всему можно научить быстрее. Ведь Динька мешает-таки! Почему Григорий Иванович молчит? Наблюдает издали и — помалкивает?..

Карл и Лили не всегда жили в дельфинарии. Когда-то и они были вольными охотниками, бороздили моря и океаны. Но загнали же их в тесный бассейн. Диньку буквально охватывал ужас, стоило ему подумать, что кто-нибудь и Фину готовит такую же участь.

Маслюков, к примеру… За отловленных дельфинов платят дорого. Даже странно, что в его башку не пришла еще такая мысль.

Пора, пора кончать!

Динька поймал мокрый мяч, с сожалением бросил его в раскрытый шкиперский рундук. Поднял пустые руки над головой:

— Фин, ты видишь, я без мяча! Хватит!

После этого он повернулся к Маслюкову. Завел руки назад, обхватив ладонями леера. И, подняв голову, зевнул прямо в лицо Маслюкова. Пусть не думает Маслюков, вонючий, как табачная лавка, что Динька испугался. Да плевал я на твои подлые расправы, Маслюков. Просто у меня есть свои соображения, по которым представление пора сворачивать.

Но вольный дельфин — это же не собачонка-дворняжка. Взгляни на нее, и она, поджав хвост, уберется с глаз долой. Разгневанный, Фин сделал три мощных прыжка, и все три раза точно попал в кольцо. Динька взялся за тали, подтянул по рейке обруч к мачте, опустил на палубу. В гневе Фин сделал такой прыжок, что его тело разметающей брызги стрелой прорезало высоту выше клотика мачты. Толпа у перил только ахнула. Динька, бесконечно сожалея, принимая, как справедливую кару, гнев Фина, опять поднял пустые руки над головой:

— Фин! Кончили!

Свобода Фина стоила того, чтобы пережить огорчение.

Но Фин и не думал уплывать. Он плавал по прямой вдоль сетки, отгораживающей дельфинарий от бухты, вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад. Время от времени бил хвостом-лопастью по воде. Брызги залпом врезались в небо. Фин уходил в глубину. Пузырьки воздуха пробивали пространство воды над его головой, — Фин издавал звуки. Он не доспорил, не излил себя до конца. И Карл тоже плавал вдоль сетки, по другую ее сторону, вперед-назад. И тоже бил хвостом по воде. И над его головой тоже вздымались пузырьки воздуха. Динька, на время работы сбросивший наушники на шею, надел их. Взрывы звуков обрушились на его уши. Шквальный залп щелчков, свистов, порыкиваний с одной стороны сетки, шквальный ответный залп с другой.