Динька и Фин

С некоторых пор Диньке стало казаться, что он понимает дельфинов.

И не один он думает, что каждый звук, издаваемый дельфином, имеет точный смысл. Профессор Анна Павловна Павловская разработала целую картотеку дельфиньего языка. Щелчок — значит: «вперед». Два щелчка — «назад». Свист — «стоп». Тягучий звук, вроде «у-у» — «ухожу в глубину». И еще — «опасность»… И еще — «нет опасности»… Но Динька был уверен, что он о дельфинах знает больше, чем даже сама Анна Павловна. Он догадывался: дельфины — больше люди, чем думают об этом люди! То есть они не люди, конечно. Но люди думают, что умнее они, а дельфины глупее. А дельфины думают, что умнее они, а глупее люди. В этом споре Динька брал сторону своих любимцев.

Иногда мама брала Дениса с собой в море, в экспедицию. Динька, завидев стаю, пробовал с борта «Биолога» посвистывать так, как свистят дельфины. И его слышали! Его понимали! Стая сбивалась за кормой в плотную, быстро перемещающуюся толпу. Морды всех над водой. И как же дельфины смеялись, слушая Диньку! Наверно, он свистел как-нибудь не так. «Картавил», как маленький. Или чего-то «не выговаривал». Вот дельфины и потешались над ним…

Между тем рассерженные Фин и Карл все спорили. Все утюжили воду вдоль сетки дельфинария, взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед. Динька поправил наушники, вслушался. Даже про Маслюкова забыл.

— Толстый Карл, довольный судьбой попрошайка! — негодовал Фин. — Ты живешь как аквариумная мелочь! Тебя, такого большого, скоро будут кормить из пакетика дафниями. Не смей бить хвостом и кусать Лили. Выходи в открытое море на схватку, если ты помнишь, что ты Дельфин, сын Вольного народа, которого боятся акулы.

— Какой же ты дикий, Фин! Какой ты неуч! Ты так далек от цивилизации! Тебе мяч дали на две минуты. А у нас с Лили мяч от солнца до солнца, от луны до луны. Признайся, ведь ты завидуешь нам, потому и приплыл в наши воды?

— Это правда, Карл, что Вольный сын Моря и Неба Денис Малышев бросил тебе в пасть раз живую кефаль, и она забилась в твоей глотке? И ты испугался так, что чуть не подавился? Со страху забился в угол? Потом трое суток не ел? Карл, правда?

В наушниках смолкло.

Тишь.

Лишь шелест воды о сетку.

Ай да Фин, вот это уел задаваку!

— Ты такой дикий, Фин, — наконец проворчал Карл. — Мне стыдно за тебя.

— Ха-ха! А мне — за тебя! Лизоблюд! Приживала! Пожиратель дохлых туш.

— Мне стыдно за тебя, Фин, — повторил Карл. Ты дик и темен. Цивилизованные существа стыдятся быть живоглотами, живую рыбу но едят.

— Питаются падалью?.. Пойдем, сразимся с акулой. Я знаю акулу Океаниху мерой в два дельфина. Я не боюсь ее. Плывем, Карл.

— Ах, какой же ты голодранец, Фин, — повторил Карл. Плыви. Тебе, голытьба океанская, терять-то нечего!

— А что терять тебе?

— О! Разве у тебя есть такие ворота, как у нас с Лили, которые почти никогда не открываются? А разве есть у тебя такой крепкий засов, который не открыть ни мне, ни тебе, ни Лили, сколько бы мы ни старались?

— Цивилизация — это загон?

— Да! И тебе охота в загон, иначе зачем ты здесь?

— Цивилизация — это закрытые ворота?

— Да! И у тебя их нет, голытьба океанская!

— Цивилизация — это крепкий засов, который не открыть?

— Да, очень-очень крепкий. Тебе никогда не иметь такого!

Опять тишина в наушниках. Фин задумался.

— А тебе никогда не испугать акулу, — возразил Фин.

— О! О-о! О-о-о!!! Ты слышала, Лили, этого хвастуна?… Можно подумать, он сражался с Океанихой мерой в два дельфина.

— Сражался! И не так уж давно. Вот шрамы у хвостового плавника.

Разгневанный, Фин выпрыгнул из воды. И цепочка вмятин от акульих зубов стала видной всем.

— О! вздохнула Лили, забыв, как опасен Карл. — Шрам — это charme!

Фин прыгнул еще раз, чтобы его боевые шрамы Лили рассмотрела как следует.

— Шрам — это charme! — повторила Лили.

И отпрянула в сторону. Карл догнал ее, уткнулся железной крепости рылом в ее спину, примял к самому дну, оттаскал, вцепившись в плавник.

Григорий Иванович надрывался, кричал в рупор:

— Прекратите! Карл! Лили! Прекратите!

Публика хохотала. Людям даже больше нравилось смотреть на то, как сердится Григорий Иванович, чем на то, как дельфины прыгают и играют в мяч.

Маслюков все оставался на башне. Был настороже. Его как приклеили к спине Диньки. Динька шаг вправо — Маслюков вправо, Динька шаг влево Маслюков влево. И какой серьезный! Вроде раз он при Диньке значит, при деле. Маслюков верил в то, что это он заставил Диньку прекратить работу с Фином. И теперь сторожил Диньку, стоял между ним и рундуком, в котором мячи и неиспользованные еще кегли.

— Карл, в обруч! Карл, в обруч! — из последних сил кричал Григорий Иванович.

Фин нырнул.

Серия гневных щелчков и толчков с придонного слоя воды пошла в сторону дельфинария.

— Карл, презренный трус, пожиратель мертвечины, — хрипел Фин. — Выходи на бой со мной, если ты такой смелый! Лили хрупка и тонка! Оставь ее, Карл, стыдно!

— Ты нам завидуешь! Ты нам завидуешь! Ты нам завидуешь! выбросил залпы ответных щелчков и свистов из глубины в сторону бухты Карл. — Зачем приплыл, если не завидуешь?

— Да, я в твоих грязных водах, Карл, в которых так много мути, что трудно смотреть. Да, я у твоих ворот с очень-очень крепким замком, которым ты так гордишься. Но я тут не потому, что завидую тебе. Я тут потому, что тут мой Земной брат Денис Малышев. Я люблю играть с ним, он любит играть со мной. Я волен выбирать себе Брата.

— И я — волен, — съязвил Карл.

— Не брата — хозяина. Дельфины Океанской стаи не знают Хозяев.

Фин развернулся.

Через несколько минут его серый треугольный плавник уже едва различался вдали, у горловины бухты, на выходе на внешний рейд.

Динька с сожалением снял наушники.

Кто-то может не поверить, что Динька так точно расшифровал звуки, щелчки, серии свистов, которые слышал. Но кто не верит — пусть проверит. Пусть хоть у мамы спрашивает, есть у Диньки Брат в Черном море или нет?… Есть! А братья друг друга понимают. Перевод точен.

Маслюков совсем успокоился. Толкнул крышку рундука. Она грохнула тяжело, железно. Сел на край. Вот, мол, как я тебя проучил. Вот как напугал. Заставил прекратить игры с этим приблудным дельфином!